***
По рукам побежали струйки холодной воды, я помахала в воздухе куском какой-то очередной тряпочки и вновь положила на лоб спящего Джека. Тот никак не отреагировал — лишь его дыхание на секунду сбилось, а потом стало спокойнее и глубже. Рука, за которую я держала его, горела. От Джека шёл обжигающий жар лихорадки, в то время как я сама закуталась в плащ, и этот жуткий контраст только сильнее вгонял в отчаяние. Но сдаваться я не собиралась. С момента нашего прибытия, Джек ни разу не пришёл в себя. Рана, кровь из которой никак не хочет останавливаться, несмотря на постоянные перевязки, упорно высасывает из него жизнь, а я ничего не могу с этим сделать. Когда мы притащились в этот дом, его хозяйка — её звали Мириам — приняла нас без лишних вопросов, за что я ей была безумно благодарна. Джек бредил. Я пыталась прислушаться к бормотанию, но слишком тихо, слишком слабо звучал его голос. Иногда он вскрикивал, а потом надолго замолкал, и я прикладывала голову к его груди, где сердце робко шептало мне слова надежды. После я садилась и долго смотрела в одну точку. Отчаяние заполняло душу, больно билось о рёбра и вот-вот норовило вырваться наружу слезами. Я сидела так, пока Мириам тихо не выходила из тени дверного проёма и не предлагала сменить меня на моём дежурстве. Я отказывалась, потому что казалось, что вот-вот в дверь постучит Блэйд с врачом. Стихия за окном продолжала бушевать. Эта бестия, дикое существо рвёт и мечет, находится между штормом и потопом. Иногда дождь успокаивался, давая отдохнуть от постоянного стука в окна, но потом вновь начинался ливень. Я то и дело теряла связь с миром то ли засыпала, то ли просто уходила в себя, положив голову на спинку стула — не самое удобное положение, отчего ужасно болела шея. Если я засыпала, то это была тревожная полудрёма, со странными, незапоминающимися видениями. Просыпалась я либо от бормотания Джека, либо от грома на улице. Как там Блэйд? Губы Уилана подрагивали, сам он дрожал, обливаясь потом. Я вновь сменила тряпку и смутно отметила, что скоро вода закончится и придётся искать водоём. Спрошу у Мириам. Я, полуприкрыв веки — ночь была бессонная — внимательно смотрела на лицо Джека. Мокрые от пота волосы, подрагивающие ресницы, заострившиеся черты и бледная кожа — верные спутники болезни и непосредственной близости смерти. Меж бровями залегла неглубокая складка — такой отпечаток оставляет уличная жизнь и чувство ответственности — в будущем обещающая придать его лицу несколько суровый вид, а пока дарящая ему некоторую одухотворённость. Всегда молчаливый и краткий, он был удивительно сдержан и обладал непоколебимым чувством ответственности. Блэйд говорил, что он слишком серьёзный, но я всегда знала, что если Джек и такой, значит есть в мире что-то, что сделало эту его черту характера. И, хоть и не очень приятно это признавать, по большей части первопричиной являюсь, собственно, я. Я обязана ему жизнью. Он никогда не говорил мне этого, но я знала, точно знала это. Поместите пятилетнего мальчишку на улицу, а затем подсуньте кроху, только переставшую быть младенцем — какой мальчишка, голодный, обездоленный, возьмёт дитя под свою опеку? Он взял. Научил добывать пропитание. Научил доставать деньги — да, нельзя назвать наш способ заработка честным. Мы не претендуем на честность. Сложно обладать системой ценностей сильных мира сего, когда от холода синеют руки, сами собой тянущиеся за кошельком богато одетого господина. Я знала, что Джек не хотел бы такой жизни. Как-то он говорил, что когда-нибудь мы будем жить иначе, как все честные люди. С каждым годом надежда таяла, наше «дело», словно сорняк пускало в нас корни, и отказаться от столь привычного заработка, пусть и сопряжёнными с опасностями, казалось безумием, ведь мы не умели ничего более. Планы откладывались на будущее, и, как это часто бывает, постепенно растворялись в нём. Яростный раскат грома сотряс дом. Я подскочила на месте: дрёма взяла своё. Покосившись на окно и увидев неистовство природы, я повела плечами. Снаружи был настоящий шторм. Стена дождя с такой силой заливала окно, что казалось, стекло вот-вот треснет, и дом будет затоплен. С трудом можно было разглядеть нагнувшиеся от ураганного ветра деревья, которые теперь казались травинками — так легко играл с ними ветер. Небо, черное то ли от грозы, то ли от сумерек, постоянно сверкало белым светом, который освещал всё вокруг — молнии. Природа была на пике своего гнева. Как же там Блэйд? Добрался ли до Джонсон-холла или нет? Может быть, сейчас он, поскальзываясь на грязи, через силу тащит испуганного коня за поводья? Страшные догадки будили панику, успокоившуюся после сна, и теперь я уже была готова ехать на помощь, если бы могла оставить Джека. Окно распахнулось, в комнату ворвался ледяной ветер с дождём, мгновенно сорвавший с плеч плащ. Мириам вбежала в комнату и закрыла окно. Я потянулась за одеждой. — Спасибо. Мириам серьёзно кивнула, как будто бы поняла, что это не только благодарность за закрытое окно. Я опустила глаза на предмет в ее руках. То была чья-то шкура. Только сейчас мне пришла мысль, что она, видно, охотница. С момента нашего появления я почти не заговаривала с ней первая — она не мучала меня расспросами. Вполне неплохое сотрудничество. — Гроза будет до утра. Тебе бы поесть. Я повернулась на голос. Мириам была немного старше, немного выше меня, с такими же черными, но совсем немного вьющимися волосами, и тёмными глазами. Одетая в охотничий костюм, она носила на поясе кинжал — несложно догадаться — для охоты. В доме стены были увешаны шкурами диких зверей, а в углу лежало ружье. Я помотала головой. Кусок в горло не лез. — Всё будет хорошо, он поправится, — сказала Мириам, однако уверенности в её голосе было совсем немного. Вновь сменив повязку — воды осталось совсем мало — я снова рухнула в тревожный сон.***
Поспать удалось совсем немного, и проснулась я, когда солнце уже выглядывало из-за деревьев. Джек не очнулся, жар не спадал, рана продолжала кровить. Что бы я ни делала, на какое бы время не зажимала её, корпия неизменно пропитывалась кровью. Блэйда всё не было. От отчаяния я начинала злиться — Джек умирает, надо признать это, а я ничего не могу с этим сделать! Вынужденное бездействие убивало меня. Я вышла из хижины — послышалось довольное ржание. Повернув голову, я увидела буланого и белого коня. Первый повернулся ко мне и добродушно фыркнул, второй лишь дернул ухом, не отрываясь от трапезы — насыпанного овса. Потрепав лошадей по загривкам — белый всё также стоял, наклонив голову — я направилась к водоёму. Мириам оказалась права: гроза закончилась, уступив лес жарким лучам солнца. От минувшей ночи остались только большие лужи да мокрые капли на деревьях. Спросив у неё, где ближайшее озеро или река, я торопливо, чтобы не оставлять Джека одного надолго, направилась к водоему. Мокрые листья и трава были ярче в лучах солнца, чем обычно. Носки сапог мгновенно стали мокрыми. Надвинув треуголку на глаза скорее по привычке, нежели по необходимости, я вышла к озеру. Не особенно большое. Я опустилась на колени, на которых тут же появились мокрые темные пятна, и, разогнав ведром упавшие на воду листья, зачерпнула ледяной воды. Озеро было кристально-чистым, лишь желтые и оранжевые листья — явный признак осени — крошечными кораблями плавали на поверхности. Я обернулась, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд — неужели Мириам пошла за мной? Позади была лишь возвышенность, на которой стоял дом, где мы осели. Фыркнув и помотав головой, я вновь повернулась к озеру и замерла. На другом берегу неподвижно стояла фигура, и мне понадобилась доля секунды, чтобы понять, кто это. Фигура не двигалась с места, зажав в руке шкуру какого-то животного, и я хотела закричать, но, признаться, растерялась. Человек в капюшоне — а это был именно он — похоже, узнал меня, однако по какой-то причине не двигался с места. Я, не отрывая взгляда от него, вылила немного воды из ведра, оставив там лишь половину, чтобы было легче бежать. Дом Мириам не так далеко, а озеро не слишком маленькое, так что если Капюшон и бросится в погоню, у меня будет фора. Он же не полезет в чужой дом?.. Я сорвалась с места, и ноги сами понесли меня на холм. Вода почти не расплескалась — я старалась не пролить много. Оборачиваться на незнакомца я не смела то ли от опасения, что он меня убьет (а кинжал я по глупости оставила дома), то ли ещё от чего-то. Во всяком случае, я удачно забежала в дом, захлопнув дверь, и тем самым потревожив хозяйку. — Что случилось? — спросила она, перебирая какую-то странную штуку, возможно, ловушку для охоты на зверей. Я неопределённо передернула плечами. — Торопилась, — я выдавила из себя некое подобие улыбки, впрочем, по тому, как Мириам покачала головой было ясно, что она отлично распознала фальшь. — Спасибо, что покормила лошадей. Блэйд не вернулся? Глупо было надеяться на то, что азиат вернётся во время моей пятиминутной прогулки до озера, но надежда ведь умирает последней, правда? Я получила отрицательный ответ — и нельзя сказать, что я его не ожидала. Ждать ещё я не могла — Джек был измучен раной, лихорадкой и огромной потерей крови. Смерть стояла у порога дома, я чувствовала это и совершенно не могла игнорировать. — Мириам? Девушка повернулась ко мне. — Да? — У тебя есть швейная игла? Она на секунду задумалась. — Нет, но я знаю, у кого есть. Не сказав больше ни слова охотница вышла из дома. Я принялась готовить место для своей задумки. Оная была просто ужасно глупой и почти безнадёжной, но выхода не оставалось. Остатки корпии, длинная полоска ткани — бывший подол рубахи, нож, лезвие которого я несколько раз провела сквозь пламя свечи — вот и весь арсенал. Зашить рану не так сложно как кажется, не так ли? Мне оставалось только сидеть и морально готовиться к операции. Впрочем, что тут сложного? Я вполне могу воткнуть нож в тело недруга, чтобы защититься от него, неужели я не смогу несколько раз воткнуть иголку в тело Джека, чтобы спасти ему жизнь? Я не была уверена, что подобное вмешательство поможет, но ведь не зря говорят, что каждый бродяга немного хирург? Мириам скоро вернулась с нитками и иголкой. Она откуда-то достала бутылку рома, и мне оставалось лишь надеяться на то, что ни тот, кто дал ей алкоголь, ни сама Мириам, не имела в мыслях налить туда, например, яд. Я видела сочувствие на ее лице, видела, что ей не всё равно, но избавиться от подозрительности ко всем, кто не Джек и не Блэйд, я, наверное, никогда не смогу. Всё было готово к операции. Мириам села рядом. — Ты уже делала что-то подобное? — Нет, — честно ответила я. Вонзать кинжал в тело противника и зашивать рану — две совершенно разные вещи, и если умеешь одно, то совсем не факт, что сможешь и другое. Я продела нитку в угольное ушко — руки подрагивали, но не сильно — и отложила её в сторону. Обнажить рану от пропитавшихся свежей кровью повязок, смочить корпию ромом, приложить к ране — и услышать глухой, слабый стон, от которого по телу прошла дрожь. Я на секунду нахмурилась — а если Джек будет ворочаться от боли? — но тут же покачала головой. Он слишком долго борется за жизнь — самое большее, что он сделает — это застонет. Я взяла в руку иголку, облив ее ромом, и бросила взгляд на Мириам, которая держала руку на пульсе. Та напряженно кивнула. — Осторожно. Я глубоко вздохнула — сердце колотилось о рёбра, редко, но довольно ощутимо. Обычное волнение, ничего особенного. Я склонилась над раной — она была неширокой, но глубокой, края безобразно расходились. Джека ударили штыком, и я не знаю, насколько это лучше пули. В любом случае, рана уже была чистая, значит мне нужно было её зашить — только и всего. Нужно было сразу это сделать! Наконец я прислонила иглу к коже. Надавила посильнее — и резко выпрямилась, убрав своё маленькое оружие. — Нет-нет-нет, — пробормотала я, пытаясь не паниковать, но сказать оказалось проще, чем сделать. Почему сражаться с Красными Мундирами было проще, чем зашить ранение? Портить что-то проще, чем восстанавливать. Мириам взволнованно смотрела на меня. Я на полминуты прикрыла глаза. Нет, кровь меня совершенно не пугала — ужасным оказалось осознание того, что от моих действий зависит умрёт Джек, или останется жив. Идти по лабиринту, ослеплённой незнанием и необразованностью оказалось сложнее, чем я думала. Наконец я собралась с мыслями, и молча, то ли с головой погружаясь в «работу», то ли с полным отрешением начала зашивать эту проклятую рану. Джек даже не вздрагивал, оттого я часто бросала на Мириам, державшей руку на чужом запястье и следившей за пульсом, беспокойный взгляд. Ответом мне служило короткое: «Всё хорошо» — единственная фраза, раздававшаяся в тишине. Закончив и перерезав нитку кинжалом, я всхлипнула. Всё в том же молчании продезинфицировала шов, который вышел некрасивым, но пусть Джек меня потом отчитает. Я была бы безумно рада, если бы он меня отругал и научил нормально шить. Свеча догорала, но, несмотря на жуткую усталость, спать совсем не хотелось. Мириам отправилась в другую комнату. — Спасибо, Мириам. За всё спасибо. Она остановилась в дверном проёме и обернулась. — Всё будет хорошо. Я осталась сидеть с Джеком. Все говорят, что всё будет хорошо, и я надеялась на это — больше мне ничего не оставалось. Он был без сознания, не бредил, но и не подавал признаков жизни. Оставалось только ждать. Я, поджав ноги, сидела на стуле, положив голову на спинку и держа его за запястье, отсчитывала удары сердца. Еще одна ночь прошла без происшествий в плохом и хорошем смысле этого слова: Уилан не просыпался, но и не бредил. Под утро, пусть и было темно — осень давала о себе знать — Мириам ушла из дома, заглянув ко мне, с надеждой в глазах. Мой взгляд ясно дал понять положение дел, и она, покачав головой, ушла. Через несколько минут я вновь провалилась в забытье. — Клэр? Я резко открыла глаза. Блэйд?..