НЕвозможности

      Грейнджер в Попечительском совете.       Легче было на месте умереть, чем принять как данность этот факт!       Троллева Грейнждер в троллевом Попечительском совете. Вместе с ним.       Черт, ну за что? За что?!       Драко пытался успокоиться. Ни черта у него это не получалось. Собираясь утром в школу, он был в весьма благодушном настроении — предвкушал встречу со Скорпиусом, заранее радовался тому, что сумел добиться должности. Кроме того, ему нравилось быть попечителем Хогвартса — так Драко чувствовал свою причастность к обучению сына, мог обеспечить достойные условия проживания, убедиться в безопасных условиях, а не том беспределе, что превращал его школьные годы в дурацкий квест на выживание. Да и просто чаще видеть сына. Но стоило переступить порог кабинета директора, всё спокойствие улетучилось невесомым горьким пеплом.       «Мерлин, только не она!» — про себя взмолился он, ощущая, как где-то под лопаткой заворошилось раздражение. — «Может, я всего лишь вконец двинулся, и у меня начались галлюцинации? Да, это отличный вариант, гораздо лучше предположения, что она здесь.»       — Малфой?       — Грейнджер… — в голосе была такая обреченность, словно на его глазах долбаная Вселенная трещала по швам, и всё, что оставалось — просто бесславно сдохнуть на этом самом месте.       — О, мистер Малфой, здравствуйте, — Макгонагалл растянула губы в официальной улыбке, — раз Вы и миссис Уизли пришли, — Мордред, как же это резануло слух! Драко с трудом подавил порыв дотронуться до ушей и убедиться, что из них не пошла кровь, — думаю, можем начать собрание Совета Попечителей.       Кабинет был заполнен людьми, как ржавая консервная банка — фасолью, но сейчас Гермиона замечала только его. Она не рассматривала Малфоя, нет. Она даже не смотрела в его сторону, с чрезмерным вниманием слушая предложения и замечания собравшихся родителей… Но — она его чувствовала. Почти физически ощущала ненавидящий взгляд, концентрированной кислотой проникающий под кожу. Это мешало. Гермиона успела вставить пару фраз при обсуждении праздника к Хеллоуину, вежливо отказать Минерве, всё ещё не теряющей надежды, что убедит ее преподавать. Гермиона не была против карьеры профессора, но в Министерстве была выше зарплата.       Кажется, Малфой не рад встрече. Нет, он совершенно точно желал бы видеть здесь кого угодно, кроме неё. Она понимала это. Сложнее было ответить на другой вопрос — какого черта этот дракклов придурок на неё пялится? Это раздражало и сбивало с толку.       Это было странно. За последнюю неделю Гермиона сталкивалась с Малфоем чаще, чем за все восемнадцать лет до этого! Безрассудно хотелось ответить на его тяжелый взгляд, заставить сжаться в комок и отвести глаза в сторону — будто такое вообще возможно! Хотелось изучить все отпечатки, что оставило время на надменном лице — морщинки, темные тени под серыми глазами холодного металлического цвета. А вот это пугало. Эти ненормальные глупые желания просто выбивали почву из-под ног. Кроме того, в кабинете полным-полно народу, и, если этого чокнутого аристократишку так сильно не устраивает её присутствие, то почему не смотреть на кого-то другого?       Драко задавался тем же вопросом. Но это не могло заставить его успокоиться. Он продолжал непрерывно уничтожать эту женщину взглядом за миллиард её раздражающих недостатков — за строгий макгонагаллский пучок, в который Грейнджер — нет, Уизли, фестрал ее раздери — заложила копну буйных каштановых волос; за дурацкую фамилию рыжего недоумка, от которой нервные клетки Драко с треском рвались на никчёмные ниточки; за то, что не смотрела — даже не глянула ни разу в его сторону. А ещё за то, что хотел — жаждал, как чокнутый маньяк — встретиться с взглядом теплых карих глаз.       Просто. Нужно.       Но эта чертова стерва не могла дать даже этого. Раздражение и презрение к собственному жалкому самочувствию убивало. Спасало только одно — собрание подошло к концу. Сделав вид, что со всеми попрощался, Драко вылетел из помещения, заставляя себя не оборачиваться. Ни. За. Что. На. Свете!       Он стремительно добрался до кабинета декана Слизерина — Пэнси Элоиз Забини. Ему чертовски нужен был Скорпиус прямо сейчас — сын точно был способен отвлечь от той каши, что творилась в голове. На самом деле, Драко полагал, что это единственный человек, что сейчас действительно способен был отвлечь, пусть и ненадолго.       — Привет, Пэнс. — он искренне улыбнулся бывшей однокурснице. Она уже больше десяти лет преподавала в школе зельеваренье, параллельно иногда печаталась в научных журналах и патентовала собственные скромные, но полезные изобретения, — я бы хотел увидеть сына.       — Без проблем, Драко. — Пэнси пожала плечами, улыбнувшись так, как умеют только довольные своей жизнью люди, — Через пять минут у первокурсников как раз урок Истории Магии заканчивается. Я отправлю патронус. Ты ведь подождёшь? Рассказывай пока, как ты, как жизнь?       — Просто прекрасно, милая Пэнси, — иронично улыбнулся блондин, вспоминая события последней недели, — А ты как? Как Блейз? Вот думаю, отбить тебя у него, что ли?       — Как всегда — шикарно, — она снова сверкнула белозубой улыбкой, — можешь смело завидовать. А про отбить я ему передам, посмотрим, сколько у тебя целых костей останется.       Драко поймал себя на мысли, что успел напрочь забыть, каково это — просто общаться с друзьями.       — Какая же ты бессердечная стерва, — он беззлобно огрызнулся и улыбнулся в ответ. — Сколько же мы не виделись?       — Не вздумай считать! — Пэнси округлила глаза в притворном ужасе. — Ты чисел столько не знаешь! А если серьезно — то лет пять как.       — Надо бы это исправить. Приходите на выходных в гости — посидим, пообщаемся.       — На этой неделе не получится. У меня планерки и ознакомительные беседы с первокурсниками. Да и у Блэйза дежурство в Мунго, вроде, намечалось. Свяжемся и договоримся, ладно?       — Как скажете, профессор, — подколки по поводу профессии Пэнси были всё ещё актуальны. Она так трепетно относилась к своей профессии, вопреки тому, что когда-то маленькие спиногрызы вызывали у нее лишь раздражение. До сих пор было загадкой, каким образом ей удавалось так хорошо находить со студентами общий язык.       — Иди ты! — Пэнси засмеялась и сменила тему, во избежание длительного потока подколов и вопросов. — А чем Асти занимается?       — Торчит в салонах красоты, покупает шмотки и зависает на светских тусовках, — Драко пожал плечами, не считая дела жены чем-то, стоящим его внимания и времени более длительного, чем необходимо было на подписание некоторых её расчетных чеков.       Пэнси приподняла бровь. Она хорошо знала Асторию. Такое поведение лучшей подруги настораживало. Очевидно, та ситуация всё ещё не была отпущена.       — А ведь это странно, — она протянула это задумчиво, надеясь, что Драко включит мозг и хоть немного задумается о причинах, которые мешал ей самой выболтать давний Обет, — Асти ведь не была такой.       — Она такая уже лет пятнадцать. — конечно, он лишь отмахнулся. Пэнси коротко вздохнула, убедившись, что её друг — слепой идиот.       — Зря ты так, парень. — она лишь покачала головой. — Правда — зря.       Уж Пэнси прекрасно помнила, через какую преисподнюю пришлось пройти подруге и как жёстко Астория это переживала. В кабинет постучали. Следом вошёл Скорпиус. Он вежливо поздоровался с деканом, явно силой заставив себя соблюсти эту формальность, и улыбнулся отцу.       — Папа! Ты приехал!       — Я же обещал. — Улыбнулся Драко, и подошёл к сыну, воспроизведя их привычный ритуал приветствия. — Как ты, чемпион?       — Неплохо! Учителя меня хвалят, ребята на Слизерине классные, — увлеченно стал рассказывать парень. — Вот только эта рыжая Уизли меня бесит… — в глазах мальчишки светилась радость от встречи, но всё же лицо несколько помрачнело на последнем предложении. Было заметно, что это его гложет.       — А что с ней не так? — удивлённо спросил Драко и перевел взгляд на Забини, издавшую странный задушенный смешок.       — А ничего, — ответила та, чуть несмешливо ухмыляясь, — девочка умная и старательная, лучшая на курсе. Дежавю, разве нет?       Скорпиус помрачнел, слушая, как его декан нахваливает гриффиндорку. Даже не просто декан, а подруга родителей, знавшая его с рождения. Он не уловил той тонкой иронии, что звучала в её голосе. Зато уловил Драко, и не сдержал смешок. Кто бы сомневался! Дочка Гермионы Грейнджер.       — Чемпион, не стремись соревноваться с девчонкой, — он потрепал мальчика по пепельной шевелюре, — учись для себя. Такое соперничество лишь испортит тебе жизнь. Договорились?       Было досадно от того, что в своё время не было никого, кто сказал бы такие слова Драко.       — Ну… Ладно, — произнес Скорпиус, когда чай, предложенный Пэнси, был допит. — У нас скоро Травология, мне пора идти.       — Удачи, Скорпиус, — улыбнулся Драко, — Рад был тебя повидать. Ты молодец.       Попрощавшись с отцом, парень вышел из кабинета.       — Мне тоже надо уходить, Пэнс. Есть ещё кое-какие дела, — Драко чуть печально улыбнулся старой подруге, искренне сожелея о том, что так давно не проводил время с четой Забини, — Рад был повидать и тебя.

***

      Был свой шарм в том, чтобы сидеть у Черного озера и задумчиво разглядывала водную гладь. Роззи только что убежала на Травологию, напоследок звонко рассмеявшись на просьбу передать привет Невиллу. Когда-то это место было для Гермионы любимым. Сейчас на её лице играла улыбка, вызванная смесью светлой ностальгии и неподдельной гордости за дочку. Здесь можно было глубоко вдохнуть, и прикрыть глаза, позволяя себе ненадолго расслабиться.       — Какого черта ты тут делаешь? — этот голос заставил её вздрогнуть и широко распахнуть глаза под обречённый комментарий внутреннего голоса в духе «Ну вот зачем?»       — До того, как ты появился тут? — гордо вскинутый подбородок, вызов в колючем взгляде — всё, как в школе. Всё, как годы назад. — Любовалась пейзажем и отдыхала.       — Грейнджер, — Драко раздражённо выдохнул сквозь сжатые зубы, — Какого драккла ты забыла в Попечительском Совете? Именно это я имел ввиду, а не твои посиделки у озера.       — Профессор Макгонагалл меня попросила, — Гермиона чеканила каждое слово, чуть приподняв бровь, храбрилась. Она старалась не думать о том, почему под его колючим взглядом так неуютно, — У тебя с этим какие-то проблемы?       — Да, блин, у меня с этим какие-то проблемы, — верхняя губа Драко невольно приподнялась в оскале. Так всегда случалось, когда он начинал терять контроль над собой, — Я не желаю видеть тебя. Не хочу находиться с тобой в одном помещении минимум три раза в год!       — Боюсь, тебе всё же придётся смириться с этим, я отказываться от попечительства не собираюсь. И вообще, это глупо! Ну что за детский сад? Мы же взрослые люди, Драко…       — Не смей, — Малфой впечатал шатенку в ближайшее дерево спиной, не дав закончить фразу. — Слышишь меня? Не смей произносить моё имя. Ты не можешь этого делать, не имеешь права. Не нужно делать вид, что все в порядке, после того как пустила книззлу под хвост всё то, что могло между нами быть.       — Малфой! Я делала то, что должна была! — внутри Гермионы закипала злость и обида. — Из нас двоих хоть кто-то должен был мыслить здраво!       Было обидно и больно. Снова она виновата. Даже несмотря на полную уверенность в своем убеждении, что нельзя винить человека за попытку сохранить остатки раздробленной в пыль гордости. Всё равно было крайне неприятно.       — Здраво? — сколько горечи и сарказма могло вообще уместиться в короткое слово, повторенное эхом? Почему-то сейчас этот вопрос казался преувеличено интересным, потому что казалось, его голос подходил к максимальной концентрации.       — Да, здраво! — Гермиона взвилась, а старая, выдуманная ей самой легенда всплыла в памяти так легко, словно каждый чертов день повторялась всем и каждому. — Как ты не понимаешь? Ни одна война не могла изменить того, что мы всегда принадлежали разным мирам! Я не смогла бы вписаться в твоё общество, как и ты в моё! Мы слишком разные!       — Слишком разные? — снова этот дурацкий сарказм! Бесило ужасно!       — Перестань, блин! — она зло пихнула Драко в грудь, усилием сдерживаясь, чтобы не сказать лишнего, но тот не сдвинулся ни на миллиметр. — Я хотела сделать, как лучше!       — Отлично, Грейнджер! — он сорвался на крик, не думал даже скрывать раздражения. – Вполне в твоём духе — самой решать, как лучше — за себя, за других! Я, нахер, сам имел право определять — что лучше для меня!       — Не кричи! — в карих глазах выступили слезы. От воспоминаний. От той правды, которую Герм не собиралась открывать даже сейчас. Она должна была сохранить свое достоинство. — Пусти меня!       — Просто скажи мне — ты довольна? — Драко захлебывался горечью, ненавистью к ней и себе. — Тебе лучше? Ты довольна, став долбаной миссис Уизли? Это то, чего ты на самом деле хотела? — Гермиона издала задушенный всхлип, но он продолжал заваливать её всеми вопросами, что накопились за долгие годы. — Хотела рожать рыжих детишек и каждое треклятое утро просыпаться рядом с этим долговязым придурком? Скажи, что это то, чего ты хотела! Ну?       Ответом послужил лишь громкий всхлип. Она не могла слышать всё это — не от Драко!       — Н-не надо… — шепот её звучал затравлено, она захлебываясь застаревшим — почти уже забытым — чувством навешанной самолично на себя вины и лавиной сомнений, вопросов, догадок. Слишком близко была ужасная правда. И лишь больнее было от того, что сейчас она действительно выглядела виноватой, даже не могла себе позволить раскрыть карты.       — Грейнджер, не смей реветь, — весь крик сошел на нет, а голос вмиг стал ломким, неестественным, — Грейнджер! Драко встряхнул её за плечи, пытаясь высмотреть хоть какой-то проблеск — хоть что-нибудь! Без шансов. Грейнджер замкнулась в собственной истерике. Он почти против воли погладил её волосы. Просто потому, что её нужно успокоить. Не из вселенского сочувствия ближним — он физически не мог видеть её такой беспомощной. Именно поэтому потребность привести эту дуру в чувства была столь острой — успокоить и свалить от неё подальше. Но сейчас — когда расстояние между ними было ничтожно малым — он на автомате гладил каштановые волосы и вытирал слезы с её таких бледных и холодных щек. И в какой-то миг его оглушило понимание.       Это же то самое место!       Черт!       Драко сидел под деревом и отстранённо бросал камни в озеро.       Она придет. Должна прийти.       Вот уже неделю назад, всего три слова, кажется, вбили его в землю по самые плечи. Они сидели в библиотеке, каждый думал о своем, когда благоговейную тишину разрезал её негромкий голос.       — Я люблю тебя, — выражение лица Гермионы при этом нельзя было назвать испуганным. Это был ужас — животный, чистый, сковывающий. Явно она не собиралась говорить этого вслух. Драко застыл в ступоре — он всегда относился к таким словам с опаской. Просто считал их слишком значимыми, важными, громкими, чтобы разбрасываться во все стороны. И это выражение её лица, будто призналась в чувствах драному гигантскому кальмару… Драко ни черта не мог понять, как себя вести.       Он ведь бредил ею с треклятого третьего курса, а она сказала столь важные слова таким тоном, будто он её гадского Живоглота распотрошил.       — Серьезно, что ли? — вряд ли даже сейчас, спустя адовых семь дней, он мог бы объяснить, какого хрена этот вопрос вырвался — просто идиотская реакция на неожиданный стресс.       Губы Гермионы подозрительно задрожали и она убежала так быстро, что просто не было никакого шанса её остановить. На уроках эта несносная, невозможная девчонка откровенно избегала его взгляда и демонстративно игнорировала. В остальное время в Хогвартсе, если она замечала где-то, то тут же разворачивалась на сто восемьдесят градусов и исчезала из поля зрения.       А Драко буквально умирал. Со времени их перепалки у кабинета старухи Макгонагалл прошло уже пару месяцев — месяцев, наполненных Грейнджер. И сейчас смотреть на её бледное лицо, покрасневшые припухшие глаза было просто жутко. Хотелось её успокоить, подойти к ней, обнять, снова ощутить вкус её губ, которых так чертовски не хватало.       Но ведь она же гордая, чтоб ей! Любая попытка подойти и попытаться поговорить — с треском проваливалась. Гриффиндорскость побеждала всухую. Ни для кого в этом чертовом замке уже не было секретом — Малфой таскается за грязнокровкой. Плевать. Но это игнорирование с её стороны — оно просто выворачивало наизнанку.       И вот, он пришёл сюда, сидеть под моросящим дождем и ждать Гермиону, которая, скорее всего, просто не придет. Драко раздумывал, разумно ли ставить свое здоровье под угрозу ради призрачного шанса, или лучше уйти в гостинную и выпить крепкого горячего чая. Но звук знакомых шагов заставил Малфоя непроизвольно задержать дыхание.       — Что тебе нужно? — Мерлин, как она хотела казаться уверенной! Просто поразительно!       — Грейнджер, — голос невольно дрогнул, практически скатился до умоляющих интонаций — плевать, — перестань бегать от меня.       — Я не… — начала Гермиона, но он её перебил, не дав закончить почти по-детски наивную попытку соврать.       — Бегаешь.       — Зачем ты позвал меня? — руки, скрещенные на груди. Вздёрнутый подбородок…       — Затем, что я не могу так! Грейнджер, неужели ты сама не знаешь, что я люблю тебя? — он крепко прижал её к своей груди, зарываясь носом в разлохматившиеся от дождя дурацкие, торчащие во все стороны волосы. — Разве недостаточно просто знать? Неужели надо обязательно это говорить?       — Да, обязательно, — она явно была сердитой, и так упрямо пыталась освободиться из его объятий, что, кажется, даже не услышала первую часть речи Драко. — Некоторые вещи важно слышать, понимаешь?       — О, Мерлин! — он мученически закатил глаза. Эти девчоночьи заморочки никогда не были сильной его стороной.       — Пусти меня! — Гермиона стала яростно брыкаться, силясь выбраться.       — Грейнджер, прекрати вырываться! — прорычал Драко и приподнял лицо этой невозможной упрямицы за подбородок. — Я люблю тебя, дура! Я не знаю, как объяснить это. Понимаешь, для меня это слишком ново, непривычно. Это накрывает с головой так, что я просто боюсь рехнуться к драккловым чертям!       Гермиона несколько раз моргнула, и когда осознала, что именно только что произошло, насмешливо приподняла бровь в манере Малфоя. Эта привычка отзеркаливать привычные ему жесты безумно нравилась Драко.       — Серьезно, что ли?       Он закатил глаза и выдохнул в губы девушки.       — Дурочка, — ему так не хватало её губ. Её всей — рядом. Драко нежно целовал девушку — почти невесомо. — Я так соскучился. Не делай так больше, никогда. Слышишь?       В ответ она потянулась за еще одним поцелуем, встав на цыпочки. Этого было достаточно, чтобы безмолвно оставить эту чёртову неделю позади.       Взгляд цеплялся за едва успокоившуюся Гермиону рядом с ним — заплаканную, беззащитную — и сейчас казалось, что не было этих долгих восемнадцати лет. То же место, те же люди. Вот только теперь всё было иначе. Силой он затолкал в себя эту мысль, едва не подавившись горькой правдой.       — Ты помнишь, Грейнджер? — никаких сил скрывать сочившуюся в голосе горечь просто не осталось. — Восемнадцать лет назад…       — Здесь же? — в интонации её сквозила такая идиотская светлая грусть. Так обычно говорили о покойниках, которые когда-то были дороги. Твою ж…       — Именно, Грейнджер, — злость снова подняла уродливую голову, а выражение лица стало холодным и каменным — его выбесило то, что для неё эти воспоминания, видимо, были давно мёртвыми. — Здесь я впервые признался в любви девушке, которую никогда не смогу забыть. Но она умерла. Ты. Её. Убила! — взгляд Драко был жёстким и обвиняющим — так смотрели, наверное, лишь самые безжалостные судьи, выносящие приговор. — И меня просто выворачивает то, что у той заносчивой суки, которой ты стала — её лицо. Понимаешь? Её глаза, её губы, её чертов упрямый подбородок! Как ты посмела забрать её у меня, и оставить себе всё это?       От греха подальше, Драко резко отступил на шаг. От неожиданности Гермиона вздрогнула - с тем же эффектом он мог бы хлестнуть её пощечиной. Еще шаг — она готова была умереть прямо тут на месте, лишь бы спрятаться от этого взгляда, полного яда. Два шага, три-четыре — он развернулся, и через минуту скрылся из вида. Гермиона облегчённо вздохнула и искренне, от всей души разрыдалась.       Она позволила ему верить, что виновата. Сама позволила… Позволила думать, что воспоминания того времени уже ничего не значат. Черт! Да лучше бы это было так. Лучше, чем захлебываться самыми яркими моментами собственной жизни, и понимать, что они были отравлены ложью.