НЕвозможности

      Очередной вечер сливался с чередой точно таких же — люди-маски, фальшивые улыбки, лживые комплименты… Астория долгие мучительные годы пыталась найти в этом смысл, найти себя среди суматохи шумных балов и изысканных нарядов… Но не добилась ровным счётом ни-че-го. Она поняла только одно — люди, окружающие её на подобных мероприятиях, пустые — точно такие же пустые, как она сама.       Уже привычно, Астория стояла у столика с напитками, с плохо скрытым отвращением смотрела на танцующие пары. Драко прав — тут нечего делать. И хуже того, насколько неправдоподобно выглядели гости праздника, было лишь осознание — она стала такой же. Смеялась над несмешными шутками, расхваливала наряды приятельниц, — даже если они были верхом безвкусия — усиленно делала вид, что ей всё нравится.       — Привет, Асти. — От этого голоса женщина невольно вздрогнула, бокал дорогого белого вина едва не выпал из её руки. — Ты прекрасно выглядишь.       Не может быть…       — Ты как тут оказался? — Астория, ошарашенно смотрела на высокого брюнета с уверенной улыбкой и гипнотизирующим взглядом темных глаз.       — Я тоже рад тебя видеть, миссис Малфой. — собеседник лишь ухмыльнулся и поцеловал её руку. Ни черта не изменилось. Всё такой же, как всегда.       — Нотт, не ёрничай! — Дёрнула руку Астория, хмуря брови. — Ты исчез на восемнадцать лет! Естественно, я удивлена твоим появлением здесь!       Ох, лучше бы ему не знать о том, как вдруг резко стало не хватать воздуха рядом с ним.       — Но сразу меня узнала по голосу, — улыбнулся Тео. — Скучала?       От этого вопроса захотелось выцарапать ему глаза. Потому что она не скучала — она стирала себя, будто мел, о доску их общими воспоминаниями. Но ему этого знать не нужно.       — О чем ты говоришь вообще? — от возмущения, то ли искреннего, вспыхнувшего в душе, то ли притворного, из-за фамильярности Тео, Астория хлопнула его по плечу.       — А я скучал, — он не пытался юлить и подначивать, одной этой фразой оставлял её совсем безоружной, наклоняясь к её уху. — Потанцуем?       — Ну… Давай, — само присутствие Теодора здесь — спустя столько лет — сбивало с ног. А его слова вызывали и вовсе неоднозначную реакцию. Внутренний голос истерично орал о том, что надо бежать, держаться подальше… Но желание почувствовать его рядом было слишком сильным. Всего лишь на пару минут. Всего лишь на один танец…       «Зачем ты вернулся?»       Мелодичная музыка струилась по залу. Пожалуй, музыка и хорошее вино — можно было признать единственными положительными моментами подобных раутов. Теплая ладонь легла на талию Астории, увлекая в вальс.       — О чем будем говорить? — Тео словно издевался, спрашивая это, пока прижимал к себе её стройное тело, обтянутое бархатной тканью.       — Где ты был? Что делал? — ничего не значащие вопросы. Просто, чтобы не молчать. Да, просто чтобы не молчать.       «Не отвечай, прошу…»       — Честно? — Нотт чуть прищурился, вглядываясь в её лицо, изучая реакцию. — Кажется, везде. И не делал ничего такого, о чем принято говорить с изысканными дамами на светских вечерах.       Асти вспыхнула, заливаясь краской. То ли от раздражения, то ли от смущения.       — Отлично… — это, пожалуй, было слишком ожидаемо. Но от этого становилось только горше.       — А ты почти не изменилась, — Нотт обезоруживающе улыбнулся, уверенный в том, что продуманная до мелочей небрежность его образа не могла оставить Асторию равнодушной, — всё так же восхитительно смущаешься. Пожалуй, я мог бы спросить, как ты провела эти годы, но для того, чтобы слушать рассказ о твоей счастливой семейной жизни с моим хорошим другом, мне нужно выпить. Хотя нет — напиться.       Астория была уверена, что он насмехался. Как и раньше, восемнадцать лет назад, всё ему шуточки… Вот она — лёгкая улыбка, веселые искорки в глазах. С замиранием сердца она осознала, что безумно — непозволительно — соскучилась по этому человеку.       — Нет никакой счастливой семейной жизни, — буркнула Астория, переведя взгляд на танцующих. Наверное, для обсуждения того фарса, в который вылился её брак, ей тоже следовало напиться. И не столь важно, что это выходило за рамки её правил.       — Неужели ты успела стать вдовой? — хохотнул Тео. — Я полагал, конечно, что Малфой должен быть на седьмом небе от счастья, но не настолько же буквально!       «Ну конечно же! Серьезный ответ от Нотта? Так не бывает!» — мысли в голове напоминали встревоженных пчел в улье, и, конечно, это было заметно по её поведению.       — Не говори ерунды! Все с твоим Малфоем в порядке! — Астория раздраженно закатила глаза, стараясь не думать о том, как же неловко протекал этот разговор.       — Тогда — где он? — Тео оглянулся, будто действительно пытался найти Драко в этом помещении. Словно не догадывался о том, что на этом вечере, как и многих других, она была одна. — Я был бы рад повидать старого друга.       — Его здесь нет. Полагаю, Драко дома. — Астория отступила на шаг. — Я устала, прости. Мне надо выйти.       Встреча с Ноттом. Это было слишком. Просто слишком. И это пробуждало эмоции, которых совсем не должно было быть.       — Я провожу тебя.       — Нет! — она воскликнула, на миг запаниковав, но тут же осеклась. — То есть, в этом нет надобности, Тео. Я скоро вернусь.       Продвигаясь к выходу из зала, ставшего вмиг слишком душным и шумным, Астория только колоссальным усилием воли и Мерлиновым чудом не сорвалась на бег.       Холодный воздух приятно обвевал кожу плеч, не прикрытую бархатным платьем, немного успокаивая мысли. Нотт свалился, как снег на голову и при этом оставался непринуждённым, словно так и должно быть! Астория зябко поежилась от очередного порыва ветра, когда на её плечи опустилось что-то тяжелое и теплое. Пахнущее им… Этот запах она никогда не могла спутать. Кедр и мята.       — Я не подчиняюсь правилам, забыла? — спросил Нотт, закуривая маггловскую сигарету. — Ты могла хоть мантию прихватить? Простудишься же.       И единственые вопросы, что были сейчас в ее голове, звучали примерно как: Вот зачем, а? Чего ему в зале не сиделось?       — Да какая разница? — Астория запрокинула голову, глядя в ночное небо, затянутое тучами, и поплотнее закуталась в пиджак Тео. Одним движением она забрала у него сигарету и затянулась, слегка закашлявшись.       — Теперь ты говоришь ерунду, — Тео уверенно и неспешно обнял её со спины. Словно имел на это право, — почему ты сбежала? Сказка с Драко не получилась, а ты так и не научилась признавать ошибки. Я угадал?       Астория обернулась и хмуро посмотрела на Нотта. Если она и понимала хоть что-то, так это то, что не ему рассуждать о таких вещах.       — И в чем же моя ошибка? — она ощетинилась.       — Ты и сама знаешь, милая, — на губах Нотта заиграла грустная улыбка. Его пальцы перебирали густые смоляные волосы, струящиеся нежным шелком, — ты выбрала не того слизеринца.       Он все ещё не выпускал брюнетку из объятий, впитывая в себя этот миг. Её запах, черты лица — знакомые и неведомые одновременно, лёгкая дрожь хрупкого тела в его руках — то ли от холода, то ли от волнения. Она ведь была взволнована, это точно.       — Вот, как ты теперь заговорил? — одними губами произнесла Астория, сдерживая уязвленное самолюбие и обиду, незаметно копившуюся на самом дне её души. Мерлин, как же она устала. Заговорив, она старалась не сорваться на крик, — Выбрала не того слизеринца? А кого я должна была выбрать? Не припомню, чтобы ты предлагал себя в качестве альтернативы. Более того, Нотт, ты просто сбежал.       — Не злись, бука… — шепнул Теодор, проведя тыльной стороной ладони по щеке брюнетки.       — Я не злюсь, Нотт, — она почти шипела, процеживая слова сквозь стиснутые зубы.       — Злишься. Я знаю тебя, Асти. Читаю всё на твоём лице.       — Даже если и так — что с того?       — Просто перестань злиться.       Так легко? Просто перестать злиться? Да неужели он серьезно?!       «Знал бы ты, во что это вылилось…»       Она толкнула собеседника в грудь, пытаясь отстраниться.       — Зачем ты свалился на мою голову, Нотт? — В носу предательски защипало и Астория несколько раз моргнула, прогоняя непрошенные слёзы. — Зачем говоришь такие вещи? Зачем? Тебе вся жизнь — глупые игры. А я так не могу! Слышишь меня?! Я! Не! Могу!       С этими словами она вырвалась из коварно уютных объятий бывшего однокурсника и, совсем по-детски вытирая кулаками ненавистные слёзы, аппарировала к дому.       Только этого человека ей не хватало, чтобы окончательно сойти с ума!

***

      — Миссис Уизли, Вам тут посылка. И ещё — можно я уже домой пойду? — Голос Мэгги звучал почти умоляюще.       — Да, конечно, Мэгг, давно пора. Я же говорила, тебе незачем ждать, когда я освобожусь. После шести ты можешь быть свободна.       Похожие разговоры происходили между Гермионой и её секретаршей — милой блондинкой двадцати пяти лет — постоянно, и, как правило, не давали совершенно никаких результатов. Маргарет Грэйс была на удивление ответственной особой.       Несмотря на то, что внешне Мэгги казалась смазливой пустышкой, она была самым трудолюбивым человеком во всем штате подчинённых Гермионы. На самом деле, для неё эта девушка стала просто незаменимой — юморная, лёгкая на подъем, Мэгги не только превосходно справлялась со своей работой, но и успевала следить, чтобы начальница не забыла поесть и сделать хоть небольшой перерыв. Сотрудники уже привыкли к тому, что Мэгги старалась не уходить с работы раньше Гермионы, и даже спокойно реагировали на то, что она могла буквально вытащить начальницу за руки и увести в находящийся недалеко от министерства парк под аккомпанемент собственного задорного смеха и возмущенных криков.       — Если я буду уходить в шесть, ты будешь жить на работе, — Мэгги имела забавное обыкновение обращаться к непосредственному руководителю то на «Вы», то на «Ты». Гермиона лишь посмеивалась над этой привычкой.       — Если я буду жить здесь, Хью разнесет дом. Иди уже давай.       — Обещай, что не будешь задерживаться. Уже восемь часов. Сколько можно тут в пыли чахнуть? Ну, Герм!       — Обещаю, я скоро тоже пойду домой, — она тепло улыбнулась Мэгги, стараясь показать, что действительно ценит её отношение. — Спасибо за заботу. Или тебе Непреложный обет дать?       — Было бы неплохо, — хмыкнула Мэгги. — но, так уж и быть, поверю на слово. Удачи, мадам Биг Босс.       Гермиона, смеясь, кинула в девушку скомканной салфеткой, но та успела скрыться за дверью. Она взяла в руки очередной пергамент и пробежала взглядом по строчкам. Всё же — работа в Департаменте магического правопорядка была временами достаточно скучной. Море нудной бумажной работы и тонны бюрократической волокиты. Но Гермиона оставалась довольна. Разве что, в последнее время, она часто отвлекалась и с немалым трудом сосредотачивалась на своих обязанностях.       Вот и сегодня никак не удавалось заставить себя вникнуть в сухой текст очередного законопроекта. Мысли упрямо заворачивались мертвой петлей вокруг последнего разговора с Малфоем. Черт! Да сколько можно думать об этом напыщенном хорьке? Это уже похоже на помешательство! Но память была неумолима и продолжала настойчиво подсовывать картинки той встречи. Каждое слово, произнесённое тогда им, оголённым электрическим проводом касалось нервных клеток.       — Ты довольна, став долбаной миссис Уизли? Это то, чего ты на самом деле хотела?       И она могла бы дать положительный ответ. Правда — могла бы. Изобразила бы на лице счастливую улыбку и сказала, что это то, о чем она мечтала. Возможно, Малфой бы даже поверил, как верят все её знакомые… Она могла бы сказать, что счастлива. Но… Не ему. Не Драко — не тогда, когда он такой не по-малфоевски искренний, до зубовного скрежета. Не тогда, когда она безнадежно тонула в серых радужках его глаз, захлёбываясь той агонией, что в них сочилась.       Так сложно было заставить себя не поверить… Приходилось снова мысленно тыкать себя лицом в факты. Нельзя было позволить себе путать игры с реальностью.       Но…       — Здесь я впервые признался в любви девушке, которую никогда не смогу забыть. Но она умерла… Ты. Её. Убила!       Ты её убила…       Обиднее всего то, что это было почти правдой. Она почти сумела уничтожить в себе ту девушку. Почти… Мерлин! Гермиона так остервенело старалась сделать это, так упорно давила ту раздавленную войной школьницу, которая сумела тогда удержаться на плаву только благодаря Малфою… Она так старалась стереть Гермиону Грейнджер, и всё равно осталось это гадкое «почти».       И как-то слишком иронично звучал очевидный факт: он не простит её. Класс! Драко её ненавидел. И… Наверное, у него было на это право. По крайней мере, он так считал. И так лучше. На-вер-но-е. Всё равно все возможные и невозможные точки невозврата давно пройдены. Так к чему тогда было бередить старые раны? Но слова Малфоя продолжали настойчиво ввинчиваться в подкорку мозга. Нет. Нельзя верить! Всё — ложь.       — И меня просто выворачивает то, что у той заносчивой стервы, которой ты стала — её лицо. Понимаешь? Её глаза, её губы, её чертов упрямый подбородок!       Это звучало слишком больно. Просто невыносимо адски больно… Чрезмерно трогательно, когда ты понимаешь, насколько больше кроется за этой показной грубостью. Гермиона знала. От этого становилось только хуже. Какой смысл понимать без слов человека, который никогда — ни-ко-гда! — не мог быть с тобой? Который никогда и не хотел быть с тобой. Зачем это нужно, если единственная позволенная им эмоция по отношению друг к другу — ненависть?       — Как ты посмела забрать её у меня, и оставить себе всё это?       И почему в словах было столько разных эмоций, кроме той самой треклятой ненависти? Горечь? Да. Боль? Да от её количества задохнуться впору было! Злость, обида, разочарование — всего этого было до невозможности много. Но ненависти — ни грамма. Но ведь она должна была там быть!       «Чертов Малфой! Ты же обязан меня ненавидеть! Почему — ну, почему ты не ненавидишь меня после всего? И почему этого всё ещё не могу сделать я?»       Гермиона зарылась пальцами в собственные волосы, лишь бегло заметив, что успела их распустить, и даже не обратила на это внимания. Кажется, навалившийся стресс плохо влиял на её внимательность и делал рассеянной.       Что ж, по крайней мере, сама Гермиона вполне успешно ненавидела себя даже не за двоих — кажется, за десятерых сразу. Раз уж не получалось ненавидеть его. Это было внутри все прошедшие годы. Она научилась скрывать такое отношение к себе, не кривиться недоверчиво, когда слышала комплименты, или похвалу в свою сторону, мириться с этим, даже забывать иногда. Но это было в ней.       Губы были искусаны в кровь, но это совершенно не волновало. Ещё добрых минут пятнадцать Гермионе пришлось потратить на то, чтобы хоть немного успокоиться и привести себя в порядок. Приходилось признать — дальше оставаться на работе не было никакого смысла. В таком состоянии сконцентрироваться на документации было совершенно невозможно. Переобувшись из черных туфель-лодочек на невысоком каблуке в теплые ботильоны, она накинула на плечи кашемировое пальто и вышла из кабинета. Закрывая дверь на ключ и ряд хитроумных запирающих заклинаний, Гермиона увидела на столе Мэгг картонную коробку. В записке, прилагающейся к посылке, значилось лишь её имя.       Открыв упаковку, Гермиона восхищённо ахнула, всё внимание приковалось к содержимому посылки, а мысли стали далёкими и лёгкими, как вата. Внутри была пара серёжек в форме кельтских крестов с огромными насыщенно-красными рубинами.       — Что за чудеса такие? — мысль почему-то прозвучала вслух, но было всё равно на звук собственного голоса, отрикошетившего эхом от каменных стен. Она была просто не в силах отвести восторженного взгляда от мастерски изготовленных украшений. Руки непроизвольно потянулись к ним. И лишь только Гермиона почувствовала легкое прикосновение кончиков пальцев к холодному металлу, как тут же скорчилась на полу.       Боль       Такая чистая и неразбавленная, что все мысли осыпались в сознании насмешливым пёстрым калейдоскопом. В лёгких разгорелось адское пламя, заставляя беззвучно выть от боли и отчаянно пытаться глотнуть хоть немного воздуха, чтобы попытаться на миг остудить внутренний жар. По венам, казалось, растеклась концентрированная кислота, заставляя выгибается дугой на холодном каменном полу. Хотелось умереть.       Это невыносимо.       «Мерлин, умоляю! Дайте умереть!!!» — сквозь дымку агонии вспышкой пронеслось в тающем сознании.       Когда глаза закатились и свет приемной стал медленно меркнуть, Гермиона испытала почти облегчение. В ушах набатом бил звук собственного осатанелого сердца, и шум собственной крови. Наконец-то, Вселенная отключилась и она впала в забытие.