Тени теней

— Костя, просыпайся! Сон спал в одно мгновение, будто тело окунули в ледяную воду. Кожа неприятно зудела, а мышцы пробирала электрическая дрожь. Костя рвано дышал, уткнувшись носом в подушку. Мокрая от пота наволочка неприятно липла к лицу, а утренний ветерок из открытой форточки холодил голую спину. За долгую беспокойную ночь одеяло свалилось на пол бесформенной кучей. Тревожные сновидения который месяц не давали юноше нормально отдохнуть. Страшные, порой чудовищные образы настойчиво бились в его подсознание на протяжении ночей, но с наступлением утра зловещие картины воображения растворялись в памяти. Оставался лишь горький привкус пепла на языке. — Костя, ты меня слышишь? Я побежала, — вновь послышался женский голос из глубины квартиры. — Вставай, иначе опоздаешь. Завтрак на столе. — Хорошо, — хрипло отозвался юноша, садясь на кровати. — Пока. — До вечера! — Хлопок входной двери завершил прощание. Традиционное утреннее общение в виде обмена парой реплик с тетей Ларой — сестрой отца — выполняло роль своеобразного будильника, поэтому Костя поспешил сбросить последние остатки мрачных сновидений и поднялся на ноги. Холодный пол казался обжигающим для ступней, а ветер из фрамуги породил неприятные мурашки вдоль позвоночника. Вернув убежавшее одеяло на кровать, юноша машинально застелил ее и принялся облачаться в домашнюю одежду. Длинные худые ноги не сразу получилось продеть в штанины мягких брюк. На каждой движение тело отзывалось тяжелой немощью, будто Костя не отдыхал в постели последние четверть суток, а преодолевал марафон. За собой он никогда не замечал проблем со здоровьем, поэтому мучительное недомогание, появившееся пару месяцев назад, переживал с трудом. Наконец, справившись с непослушной тканью, юноша без труда напялил растянутую футболку с выцветшим логотипом. Черных хлопок висел на сухощавых плечах, словно на вешалке. Со вздохом облегчения Костя отправился прочь из комнаты в сумрачный коридор, которого едва достигал свет наступающего дня. Привычно нашарив по стене выключатель, рука вжала нужную пластинку. От ярких электрических лучей Костя зажмурился, скорчив болезненную гримасу. Морально измотанный, еще не отошедший до конца от ночных кошмаров, юноша пережидал короткие вспышки головокружений. К ним прибавлялась и постоянная ломота в конечностях, отчего каждое утро с начала учебного года было для парня настоящей пыткой. Костя перешагнул порог кулинарной обители жилища. На кухонном столе ждал завтрак из стакана ядовито-оранжевого апельсинового сока, сковорода слегка осевшего омлета и пара румяных тостов. Соблазнительный запах привлек все внимание юноши. Протяжно зевнув и почесав растрепанный ежик волос, он расположился на стуле и приступил к трапезе. На циферблате настенных часов минутная стрелка лишь едва достигла девятки. Костя сосредоточенно пережевывал теплый хлеб, пока свободная рука перебирала пальцами так, что складываясь в кулак, хрящи каждый раз пронзительно хрустели в тишине кухни. Простейшее действие больше пяти лет помогало юноше концентрироваться на нужных мыслях, хотя вредность привычки он явственно осознавал. Хруст-хруст. Взгляд Кости невольно задержался на выступающих прожилках вдоль ладони. Он коротко вздохнул, ощущая наплыв трагических воспоминаний. Дефект срастания — это лишь наследие блестящей работы хирургов, которые почти сутки восстанавливали искореженные детские конечности после лобового столкновения машины с грузовиком. В той аварии Косте не только раздробило кисти рук, но и едва не проломило череп. Однако для второклашки тяжелое сотрясение мозга и забинтованные руки в тот момент были, пожалуй, самым незначительными мелочами жизни. Он еще помнил, как всю ночь напролет заливался слезами в белоснежную больничную подушку после того, как накануне вечером усатый мужчина в черной форме, представившийся следователем прокураторы, рассказал выжившему мальчику о последствиях дорожно-транспортного происшествия. Точнее, ужаснул истерзанное переживаниями и болью маленькое сердце трагическим известием — его родители погибли. С тех пор Костя официально считался сиротой, а хруст пальцев служил напоминанием об утрате. Он помогал сосредотачиваться, если требовалось над чем-то подумать, или просто отвлечься, когда окружающая обстановка слишком раздражала парня. А такое случалось нередко. Покончив с завтраком, Костя без спешки умылся, прогоняя последние остатки сонливости, и вернулся в свою комнату, чтобы приготовиться к выходу из дома. Сумка нашлась на привычном месте — в щели между шкафом с чистой, поглаженной и аккуратно сложенной одеждой, и письменным столом, на котором возвышались ровные стопки книг и тетрадей. В мутном дисплее тонкого монитора, что подпирал собой стену в конце столешницы, едва заметно проступал свет. Костя не уловил момента, когда сумеречное утро переродилось в ранний день. Питерская погода славилась быстрой сменяемостью небесной подсветки. А осень, как самая капризная пора в году, и вовсе была склонна менять свое настроение, будто взбалмошная девица в магазине, от хмурого дождевого навеса до светло-голубого ясного потолка. Пока Костя сгружал необходимые на учебный день принадлежности и учебники, солнце успело забраться ввысь, и теперь настойчиво стучало сквозь прозрачные незашторенные стекла. Лучи игриво пробегали по стенам, подсвечивая плакаты малоизвестных музыкальных групп с мрачным оформлением, а юноша методично и последовательно облачался в школьную форму. Брюки, рубашка, галстук и пиджак — классический костюм, принятый в стенах гимназии. Однако один из пары носков на привычном месте не обнаружился. Но Костя не стал бегать и искать его по комнате, будто суматошный неряха. На память юноша не жаловался, несмотря на головные боли от кошмаров, тем паче, на разгильдяйство: одежда изо дня в день развешивалась в одном и том же порядке. Обреченно выдохнув, Костя плавно опустился на колени и заглянул под кровать. Из тени, куда не проникал прямой солнечный свет, в ответ зыркнула пара блекло отсвечивающих глаз. Едва отличимый силуэт обозначил маленькое человекоподобное существо с большой, почти в половину туловища головой. А в тоненьких ручках нахохлившийся обитатель подкроватного подземелья держал потерянный носок. — И не надоело тебе? — риторически вопросил юноша, не ожидая ответа, когда встретился взглядом с похитителем одежды. Почти улегшись грудью на пол, Костя все-таки дотянулся до существа и без труда выудил вещь на свет. Этот ритуал ему приходилось выполнять едва ли не ежедневно, кроме тех дней, когда на улицу выходить было не нужно. Монстрик, а полноценное наименование не подходило тому по многим причинам, не доставлял никаких других неприятностей, лишь утаскивал по ночам один из носков под кровать. И за семь лет жизни в этой квартире после переезда Костя смирился. Вместо морской свинки, которую почившие родители и подарили, и похоронили еще до автомобильной аварии, место домашнего питомца заняло это маленькое существо. Поднявшись с пола и разогнувшись, юноша почувствовал, как на мгновение его тело охватила слабость, но с глубоким выдохом он смог преодолеть недуг. Скривившись от назойливого недомогания, Костя быстро натянул пропивший носок и, подхватив сумку, вышел в прихожую. Цепочка звякнула успокоительным весом швейцарского ножа — отцовского подарка — и ключей от дома. Спустя пару минут молодой парень вышел из парадной, которая на прощание пиликнула домофоном. Внезапный порыв ветра едва не сбил его с ног, опрокинув на спину капюшон серой толстовки. В прогнозе погоды не было сказано ни слова о штормовом предупреждении. Но для Питера подобная оказия была обыденностью. Преодолевая дорогу до школы, Костя с отстраненностью наблюдал за буйством стихии. Шквалистый ветер поднимал неопрятные на вкус барханы песка и пыли, наметенные с газонов и дорожного полотна. Повсеместно закручивались вихри из сухих увядших листов, которые часто чередовались с мусором из бумажек и всяческих оберток. Из-за ночных кошмаров о разрушенном мире эти центрифуги, где кроваво-красными ошметками-листями перемешивались белые кости-фантики, казались Косте природной мясорубкой. Холод пробирался под манжеты и воротник, неприятно студя кожу, а частички пыли забивались в нос и рот, от чего лицо юноши кривилось в отвращении. Натянув шапку на глаза, а макушку поглубже утопив в капюшоне толстовки, Костя чуть ли не бегом добрался до дверей школы, едва не опрокинувшись на спину от очередного удара холодного воздуха. Охранник и дежурные равнодушно посмотрели на посетителя и тут же забыли, опознав в нем своего. Шаркая запылившимся от разгула стихии ботинками, Костя неспешно переоделся и послушно сдал вещи в гардероб. Ряды пустых вешалок еще ожидали своих постояльцев, а юноша, будучи ранней пташкой, спокойно добрался до нужного кабинета. До занятий оставалось еще много времени, поэтому музыка была лучшим средством ожидания звонка. Устроившись на жесткой скамейке, Костя оглядел пустынную рекреацию. Пока никто из учеников не нарушил иллюзорное уединение, юноша откинулся назад, позволяя настырным мыслям расправить загребущие щупальца в голове. В наушниках заиграл очередной мелодичный гимн, в котором легко можно узнать всем знакомую новогоднюю песню. Этот трек-лист для Кости был показателем того, насколько плохо он себя ощущал. Будто в наказание, к физической слабости стала подбираться моральная — в виде воспоминаний об ушедших родителях и трагическом событии, перевернувшим его жизнь. Этот роковой инцидент случился в разгар зимних каникул во время второго учебного года в школе. Старенький, но исправно оберегаемый отцом Кости Ланд Ровер потерял управление на гололедной трассе и вылетел в кювет. От удара капот вмяло в дерево, будто закадычного друга в объятия знакомого. Подушки безопасности не спасли ни водителя, ни его соседку. Но мальчика-второклассника оберегло чудо - он отделался переломами рук и сотрясением мозга. Костя помнил, как в тот вечер всю дорогу хмурился и отказывался разговаривать с родителями. Новогодние праздники они решили в этом году справить у друзей мамы, которые проживали зимой на даче за несколько сотен километров от их родного города. И вот они возвращались на пятый день наступившего года, чтобы без спешки подготовиться к грядущим рабочим будням. Уже несколько часов с самого отъезда в салоне звучали новогодние хиты разных эпох. Костя наслушался этой нудятины еще в праздничную ночь, и ностальгии, как это происходило с родителями, он не испытывал. Поэтому, когда на просьбы «вырубить это старье» и мать, и отец единодушно покачали головой, пытаясь убедить сына в том, что такая музыка отлично подходит для зимней поездки, Костя молчаливо уткнулся взглядом в окно и сосредоточенно хмурился, пытаясь не слышать подпевания взрослых к джинглам из колонок. Впоследствии он возненавидел эти мелодии, но мог с трепетом вслушиваться в навязчивые слова, несмотря на время года. Так сейчас осень лишь номинально вступала в свои права, однако юноша раз за разом возвращал себя в момент последнего свидания с родителями. Теплая батарея приятно расслабляла, а полутемные безлюдные коридоры заставляли помечтать о тихом учебном процессе на фоне ностальгических переживаний. За сумраком пустых помещений и противно-тянущимся временем пришла неглубокая приятная дрема, которой, впрочем, не удалось задержаться. Размеренную обстановку нарушила группа знакомых лиц — одноклассников, которые громко о чем-то переговаривались и жестикулировали. Три девчонки и два парня радовались так сильно, что у Кости закрались сомнения по поводу пропущенных праздников. Неожиданная волна боли прокатилась по телу и в очередной раз напомнила о себе, заставив юношу нахмуриться. По стечению обстоятельств именно в этот момент на одиноко сидящего одноклассника наконец обратили внимание. Видимо, болезненную гримасу приняли за угрожающий взгляд - тот красноречиво рассказывал о его мыслях по поводу нарушенной тишины. Гогот и пируэты руками сменились шепотом на соседней скамейке. Костю в классе не жаловали. Он прослыл странным, замкнутым и нелюдимым парнем. Пока другие сбивались в кучки и старались за минимум времени поделиться максимум информации, юноша занимал место в сторонке, покорно дожидаясь окончания перерывов. За семь лет никто из школьных товарищей, за редким исключением, не попытался с ним сблизиться, а общение ограничивалось лишь необходимостью. Окружающие словно интуитивно чувствовали оторванность от мира, что скрывалась за равнодушием. И Костя не винил их в этом, ведь догадки, которые на первых взгляд казались фантастическими, были его повседневной реальностью. Правда, глубоко в душе он все же мечтал избавиться от нее. Громкость и количество голосов нарастали с каждой минутой. Приближался момент начала урока. Белый свет хмурого неба почти равномерно разливался по обширному помещению, но в некоторые углы лучи дневного светила дотянуться были не в силах. Там, в чернильной пустоте, единственной видимой Косте, сплетались в собственных танцах полупрозрачные существа — духи. Змеи и бабочки сворачивались в клубки, в инстинктивных попытках защититься от дневного света, выжигающего существование мистических обитателей, чтобы после рассвета выбраться наружу по своим сакральным делам. Авария семилетней давности изменила для Кости слишком многое. Судьба, будто в насмешку, вместо реальных родителей, подарила ему способность видеть невидимое для обычного человека. Мир духов и воплощения сказок едва не довели маленького мальчика, только потерявшего семью, до нервного срыва, когда в пустой больничной палате объявились мерцающие огни в форме мелких насекомых. Но он смог подавить в себе отчаянный панический возглас, почти по-животному ощущая необходимость оставить эти странности при себе. Впоследствии Костя лишь убедился в своем решении. Повстречав на пути немало людей, он понял, насколько обыватель не приемлет все чуждое и непонятное. А неспособность рассказать о мистических видениях превратилась в полное нежелание общения в принципе, за несколько лет юноша смог воздвигнуть вокруг себя настоящую психологическую крепость. И лишь по редкому исключению за стены равнодушия к нему могли прорваться другие люди. До урока оставались не более десяти минут, и перед кабинетом больше половины класса нетерпеливо выплясывало в ожидании начала учебного процесса. В конце коридора, словно услышав общие мысли, появился учитель с красным классным журналом в одной руке и ключами в другой. Преклонного возраста дама, учитель литературы по совместительству, сжимала их как символы непоколебимой власти. Пара щелчков замка - и толпа девятиклассников, знакомых Косте лишь по именам, ввалилась в кабинет, расходясь по проходам между партами, как по рукавам рек. Дальняя парта для юноши за время обучения в этой школе стала почти родной. «Камчатка» как всегда была пуста и необъятна. Присев на стул, он покопался в сумке и покладисто приготовился к уроку. Вместе со звонком в класс влетел растрепанный юноша, который скороговоркой бросил извинения в сторону молчаливого педагога и быстро занял свое место. Все рассмеялись на комичное поведение одноклассника, но суровый взгляд заслуженного учителя как волшебству задушил любые человеческие звуки. Костя с прежним равнодушием пытался сосчитать количество завитков на макушке Пушкина, чья картина висела на стене напротив. Урок начался. Литераторша обладала чудеснейшим тихим и размеренным голосом, который несколько не сочетался с внешностью сурового педагога. Биография Горького на два урока послужила прекрасным фоном для Кости - юноша даже не уловил тот момент, когда его поглотил мир грез.