Тени теней

Это не могло быть правдой. В его жизни итак было слишком много потерь, чтобы мироздание вновь усмехнулось мерзкой ухмылкой напоминания о тщетности человеческих отношений. Время не тянулось, как писали в книгах, словно жвачка, когда герои ожидали необходимой новости. Оно пролетело настолько быстро, что Костя невольно посмотрел в окно. На улице кровавой зарей умирало солнце, уходя в закат. Костя нашел себя в больнице, среди ожидающих. Шум и плач заполнил коридор, когда чувство реальности обрушалось на него, словно снежный ком. Его одноклассник, считавший мальчика своим другом, пострадал из-за него. Тяжелая конструкция переломала кости, как спички, а крови на в серой бетонной крошке было слишком много. Когда врач, облаченный в операционный халат, измазанный темными кляксами до самого пояса, вышел из реанимации со скорбным лицом, вихрь переживаний сошелся на одной яркой и безумной мысли — исправить. Ноги сами вынесли парня из фойе, мимо ожидающих людей и пациентов, спешащих врачей и медсестер. Бездумно бредя по улице, Костя раз за разом вглядывался в кровавые разводы на руках, засохшими корками сковавшие кожу. Все эмоции и чувства остались там, у дверей реанимации, где рыдали над безжизненным телом семья Синициных. *** Город медленно погружался в темноту. Костя не любил Питер. В его глазах этот город был скопищем всех детских страхов и воплощением кошмаров, которые преследовали его с момента потери родителей. Живые тени, эфемерные потоки, светящиеся паутины и другие невидимые вещи — старая столица была по праву названа мистической среди поклонников потустороннего. Будто оглушенный Костя брел по дороге невидящими глазами смотря в никуда. Он не замечал, как прохожие обходили его стороной, не обращая внимания на растрепанного школьника. Они словно не видели алых разводов на бледной коже. К сожалению, не обошлось без метро. Не остановленный никем блуждающий Костя очнулся в синем вагоне, когда те закрывали двери под бубнеж машиниста. Полупустой состав отправился на следующую станцию в тот же момент. Костя ненавидел этот подземный транспорт с первой поездки, когда мелким пацаном впервые прибыл в Северную Столицу. Он еще не смирился с существованием невидимого и жутко боялся каждого темного угла. Однако самое сильное впечатление произвело именно метро. Простые пассажиры в перегонах между станциями видели стены туннеля, увешанные кабелями, и слышали стук колес со свистом ветра. А маленький Костя, как ему казалось, угодил в ужастик. Из темноты на него и остальных людей смотрели тысячи глаз, животных, человеческих, насекомых и тех существ, которых он не знал. Глазницы, несмотря на высокую скорость состава, плыли по стенам прямо напротив широких окон, застилая вид яркими зрачками, пялившимися внутрь вагонов. А уши забивали крики и стоны, столь мучительные и озлобленные, что маленькие руки сами заткнули уши, а мальчик свернулся в клубок, поджав ноги и дрожа, не в силах выдержать ужас и унять панику. Костя чувствовал, как страшнейшие монстры провожали его тоскливыми голодными взглядами и обидным яростным шипением, едва он ступил на платформу и скрылся в толпе людей. Тетя пыталась растормошить племянника и разузнать причину испуга, но в итоге, ничего не добившись, просто обняла хрупкие плечи и держала Костю до прибытия к нужной станции. На эскалаторе он просто плакал, упрашивая и моля родственницу никогда больше не спускаться под землю, или хотя бы, не заставлять его повторять такую поездку. Женщина кивнула и пообещала, что без необходимости в метро они ездить не будут. Но сегодня для привычного страха не нашлось места. *** Здание клуба где-то в центре. Время прошло незаметно, и потерянный парень вступил в полутемное здание где-то в центре северной столицы. Грязная школьная форма, подбитый глаз, измазанные в крови по локоть руки — не каждый мог бы воспринять такую картину адекватно, но люди по-прежнему не обращали на него внимания. Неоновая вывеска, которую заметит не каждый даже в упор, но люди бесспорно знали, куда идти. Вход и внушительные охранники встречали каждого, но на странного школьника даже не посмотрели. Девушка-администратор встретила Костю еще на пороге в зал, едва он успел пройти мимо гардероба. Будто знала, когда тот придет и ничуть не удивилась его виду. Темный зал с танцующими людьми, где гремела музыка и блистали софиты, они преодолели без проблем. Толпа будто расступалась перед девушкой без призывов, словно положительные электроны от отрицательного ядра. Путь окончился быстро, возле неприметной двери второго этажа. Чуть дальше стояла парочка диванов, где без стеснения тискалась парочка посетителей, но взгляд Кости на них не зацепился. Он отвлекся в их сторону лишь на секунду, но провожатая девушка уже успела исчезнуть. Гложимый странным предчувствием, парень толкнул дверь, невольно отмечая боль в разбитых костяшках. — Входи, Костя. Тебе нечего бояться, — прошелестел незнакомец, обосновавшийся в углу странной комнаты. Кабинет был оформлен в старинном стиле. Полки, заставленные тяжелыми книгами, толстый ковер, приятно приглушенный свет, тяжелые портьеры на окнах. Громадный стол, заставленный бумагами и прочей канцелярщиной. Рядом с массивной мебелью — молодой мужчина в черных очках. Странно седые виски, контрастирующие с нестарым лицом, и классический костюм — он невольно вызывал уважение. — Присаживайся, — кивнул тот, и Костя медленно опустился на такое же кресло напротив безымянного хозяина. Угнездившийся на краешке массивной мебели гость лишь неприятно поежился от тепла согретого помещения, который вошел в резонанс с его заиндевевшими от переживаний внутренностями. Спустя минуту молчания, растянувшуюся на четверть часа, мужчина разорвал тишину, нависшую над ними, словно могильная плита. — Сочувствую твоему горю. — Какое мне дело до ваших чувств? — неожиданно для себя взорвался Костя, наконец, ощутив отогретые после шока эмоции. — Вы даже не знали его! — Терять близких людей всегда тяжело. Он был тебе дорог? — Да. Он был… — словно споткнувшись, парень несмело продолжил, словно не уверенный в своих словах. — Моим другом. Единственным другом. — Мне жаль. Но порой время даже самых достойных подходит к концу. — Нет. Его смерть была не такой. Это была гребанная случайность, — обняв голову двумя руками, Костя лишь пораженно раскачался на месте. — Он оттолкнул меня и погиб. Я должен быть на его месте. Это моя вина. — На все воля божья. — Бог? Что же это за Бог такой, как все говорят — милостивый и всепрощающий, который обрек меня на одиночество?! Снова! — прошивая собеседника гневным взглядом, он невольно проследил руку собеседника, вытянувшуюся в его сторону. — Держи, — благодушно отозвался незнакомец в темных очках, протягивая ветхую на вид книжку. — Что… — неосознанно забрав темную рукопись, больше похожую на старый фолиант, Костя недоуменно заморгал глазами. — А теперь уходи. Тебе нужно поспешить. — Я не понимаю… — Прочитай и все поймешь. Я свяжусь с тобой, когда настанет время. Тело двинулось само. И не успел Костя сообразить, как покинул кабинет и оглянулся к закрывшейся за ним двери. На ее месте уже стояла глухая стена, словно никакого прохода здесь изначально не существовало. Стараясь убедить себя в обыденности таких явлений, уже на улице истрепанный школьник раскрывает книгу, где на первой же странице красуется надпись: «Духовное Видение». Присев на скамейке одной из пустых остановок, Костя изучал старинный фолиант и поражался. Его руки не дрожали. Листая пожелтевшие от времени страницы, он старался поверить, что это — еще конец. Что все можно исправить. Перед глазами мелькали десятки глав, испещренных сотнями абзацев и схематичных рисунков, написанных от руки, но вполне очевидных для понимания. Многое и многое было непонятно из заковыристых формулировок и незнакомых архаизмов, но суть трактата древнего колдуна Костя осознал и нашел множество мелочей, которые он видел в повседневности — удивительных, поражающих, ужасающих. В одной из глав почти посередине книги что-то заставило задержаться взглядом. Он успел прочитать по диагонали, как неосознанно подпрыгнул на месте. В ней описывалось то, что зародило в нем надежду. Столь яркую и несокрушимую, что даже мысли о глупости содержания Лазарев в себя не допустил. У него была в запасе только одна ночь, как утверждал мистический трактат, пока душа Вани не покинула этот мир. Первую половину ночи ушли на поиски нужной «бабочку», которые оказались самыми настоящими душами людей, отошедшими от тел. Они ожидали рассвета, чтобы раствориться в очищающих лучах солнца. Костя подметил про себя, что не зря так недолюбливал утро. Старая книга также помогла значительно ускорить процесс. Носясь по улицам многолюдного центра, который бурлил жизнью даже в после заката, Лазарев отчаянно махал руками, сосредоточившись на собственных ощущениях. Призывная печать действовала просто и очевидно. Кровь чародея, смешанная с кровью бывшего тела души, «разгоралась тоской по утраченному», если верить написанному. Но для Кости это выглядело более прозаично. Верный нож разрезал ладонь без малейшего трения, обжигая болью глубокую рану. Не рассчитав нажим, Костя чуть не проткнул руку остро заточенной армейской сталью, но тот же отмахнулся от ноющего раздражения. Бардовая кровь, мгновенно выступившая в фигурные борозды, которые он постарался повторить точь-в-точь, как на картинке, смешалась с засохшей коркой на коже. Едва выполнив все необходимые условия, Лазарев принялся ждать. Сначала никаких изменений он не почувствовал, беспокойно ерзая на скамейке на глазах равнодушных прохожих. Разрезанная ладонь пульсировала под ритм биения взбудораженного сердца, Но Костя отказывался от немедленного лечения, как бы поступил в любой другой день. Волшба, в которой его заверяла книга незнакомца, могла быть настоящей. Он почти верил в нее, как очевидный факт, прожив бок о бок с таинственными обитателями теней едва ли не полжизни. Но осознание настоящего — холодный ветер с Невы, сигналы горна проезжающих машин, ярко светящие фонари мостовой, отдаленное бормотание куда-то спешащих прохожих — все это неизменно отвлекало. Костя с досадой выдохнул сквозь стиснутые зубы и, с силой зажмурившись, сжал ладонь в кулак со всей силы, вспоминая своего друга. Жизнерадостного, болтливого, раздражающего — по большей части, но такого необходимого. Спустя томительную секунду Лазарев открыл глаза и с пораженно уставился на кровавые разводы. Боль исчезла, будто десяток минут назад лезвие не разрывало чувствительную кожу, уродуя рисунок отпечатка. Теперь рука горела теплым, приятным жаром, какой бывает, когда в холодные зимы касаешься раскаленных батарей озябшими пальцами. На дрожащих ногах Костя поднялся со скамьи и медленно двинул в сторону, чутко улавливая неуверенную пульсацию в середине рисунка. Любой другой мог бы сказать, что такое впечатление было лишь отражением шока от пораженных нервов — игрой мозга. Но сейчас он легко отмахнулся от настойчивого рассуждения в глубинах разума, гласивших о доводах рациональности. В эту ночь Лазарев был готов поверить во все что угодно, лишь бы это вернуло утраченного по его вине друга.