Чародейка

Начиная со времен, о которых сами люди уже давно забыли, они были ее слугами. Рабами, исполнявшими все прихоти своей богини. Она не привыкла их ни ценить, ни тем более уважать. Но этот человек ей интересен. Он не сдается - боится, но все еще противостоит ей. И она с удовольствием с ним играет. Когда воспоминания о пережитых во время военных кампаний кошмарах, наконец, заканчиваются, Чародейка придумывает новое развлечение. Ее фантазия не имеет границ - в отличие от человеческой стойкости. Теперь Рик видит смерть Джун. Раз за разом, десятки ужасающих сценариев. Она ни разу не повторяется, и сколько бы он не твердил себе, что это ненастоящее, галлюцинация, вызванное колдовством видение – он не может не проживать это. Чувствует резкий запах лекарств, прикосновение холодной кожи Джун, чувствует, как выскальзывают из его руки ее безжизненные пальцы, ощущает капли ее крови на своем лице. И его сердце разрывается от боли вновь и вновь, вновь и вновь, под заливистый смех Чародейки. В конце концов Флэг кричит. Под утро он обнаруживает себя лежащим на кровати, в горле саднит и его все еще трясет. Он не может заставить себя пошевелиться даже когда ощущает прикосновение прохладных пальцев к своему лицу. Чародейка сидит рядом, задумчиво и почти любовно выводит узоры на его лбу и щеках. На потолке – блики фонарей и подвижные лучи автомобильных фар, но в то, что за окном обычный мир, поверить сейчас невозможно. Ведьма резко толкает его ладонью в грудь, а когда он все же смотрит на нее, рассыпается кучей пепла и искр, оставляя вместо себя перепуганную Джун. Рик не хочет думать, каким она его видит. Он так устал, что не хочет уже ничего. Но Джун всхлипывает рядом, судорожно ощупывая его лицо, пытается привлечь внимание. Ее глаза полны страха, губы дрожат, но когда он обнимает ее непослушными руками – она восхитительно теплая. Живая. Горячий душ помогает немного прийти в себя. Рик долго трет лицо, старая отмыть не только следы прикосновений ведьмы, но и само воспоминание о них. Нужно собраться, поговорить с Джун и сочинить правдоподобную версию для отчета. Из ванны он выходит сконцентрированным как перед боевой операцией. Впрочем, он и сейчас на задании, только забыл об этом. Что бы не происходило теперь – это его жизнь, его и Джун, и отступать им некуда. Как может, он успокаивает все еще всхлипывающую девушку. Вообще-то, просто обнимает и беспрестанно шепчет: «Все будет хорошо, я рядом, все будет хорошо», он не знает, что тут еще можно сказать. Ложь, пусть и милосердная – это не про полковника Флэга. Ей страшно. Конечно, ей очень страшно. Когда поселившийся на задворках сознания чужой шепот вдруг становится громоподобным ревом. Когда незнакомые слова, звучащие в ее голове, отбрасывают тень, и проворные щупальца оплетают Джун, утягивая в небытие. В черном безвременье гораздо страшнее, чем в пещерах, которые исследовала доктор Мун. Первобытный ужас накатывает волнами, и Джун кричит, бьется о невидимые стены клетки в собственной голове. Приходя в себя рядом с измазанным пеплом, невидяще глядящим в пустоту Риком, она захлебывается воздухом и новой волной ужаса, тянется непослушными руками проверить пульс. Жив. В этот раз жив. О том, что происходит ночами, Джун ничего не помнит. И это тоже страшно – не знать, что делают твоими руками. Рик тоже не рассказывает. Немногословно отвечает на ее вопросы, обнимает и зовет гулять. Он почти не спит, и весь его вид говорит об этом, но когда Джун, решившись, предлагает рассказать Уоллер правду и, возможно, вместе с врачами найти решение, отказывается наотрез. Рик защищает ее, а она не уверена, что не убьет его следующей ночью. В этот раз она приходит в себя на полу. Все тело ломит, в горле противный комок, но первым делом Джун находит взглядом Рика. Он рядом и он не в порядке. Его ощутимо колотит, глаза воспаленные и влажные, он не смотрит на нее, но замечает, что она очнулась и слепо нашаривает ее руки. Джун по-настоящему страшно. Стараясь дышать спокойно, она тянется к Рику, гладит его лицо, пытаясь поймать взгляд. Прижимает его к себе, и он впервые отстраняется. «Прости меня, прости, прости…» - сбивчиво шепчет Рик все еще не глядя на нее. «Прости, прости меня, пожалуйста, прости…» В воспоминаниях Джун – пусто, она оглядывается, стараясь найти какую-то подсказку, хоть что-то, что помогло бы ей понять, что с Риком. Он покрыт кровью и грязью, на голых плечах (девушка припоминает, что засыпал он в футболке) синяки и царапины, темные пятна покрывают и ее кожу, повторяя очертания пальцев. Джун внутренне вздрагивает, понимая, что сбылись ее худшие опасения – Чародейка напала на Рика. Она ловит в ладони его лицо, прерывая поток бессвязных извинений: «Все нормально, Рик, все хорошо. Главное – ты цел. Ты защищался, все нормально». Флэг, наконец, обнимает ее, и Джун утыкается носом в его шею, вдыхая знакомый запах, шепчет: «Все хорошо, милый, все хорошо. Это ерунда, главное – ты цел». Рик прижимает девушку к себе и чувствует себя последним мерзавцем: Джун, очевидно, решила, что он ударил ее, защищаясь от Чародейки. И Рик не находит в себе сил сказать ей правду. Он оплошал – усталость и постоянный недосып взяли свое: он уснул слишком крепко и не заметил, как вместо Джун появилась Чародейка. Разбудило Рика лишь ощущение холодных пальцев на горле. Лицо ведьмы так близко, что они почти соприкасаются носами, на ее губах появляется довольная улыбка – любимая игрушка снова в ее распоряжении. Протяжное, шипящее слово-выдох и легкое касание губ, Флэг дергается, поперхнувшись пеплом, и в следующее мгновение проваливается в черноту. На этот раз Джун умирает тихо и особенно жутко. Ее кожа сереет и когда сиплое дыхание стихает, Флэг снова проигрывает и бросается к ней. Внутренности скручивает ужас, но он строго следует вдолбленной до автоматизма схеме: два вдоха, раз, два, три… - пятнадцать нажатий на грудную клетку, два вдоха – пятнадцать нажатий, два вдоха… Легкие горят, он задыхается сам, но сердце Джун так и не забилось. Рик хочет очнуться, но не может. Обнимает неподвижную девушку, всем своим существом ощущая, что в этом теле ее больше нет, но не в силах отпустить. Приходят люди и забирают ее, Флэг остается на холодном полу, свернувшись в клубок от раздирающей боли. Он хочет проснуться и не может. Люди в официальных костюмах, бумаги, тело Джун, накрытое простыней и больше похожее на неудачную восковую куклу. Пустая квартира, кто-то приносит цветы, фото. Пустота и боль, боль, одуряющая, выгрызающая изнутри боль. Кто-то сочувственно хлопает его по плечу, когда гроб опускается в землю. Флэг почти ничего не видит из-за застилающих глаза слез, едва удерживает себя прямо, когда очередной приступ черного отчаяния скручивает все внутри. Он хочет очнуться, но не может. Отсчитывая время вспышками боли, он не замечает, как остается один. Только он, небольшой темный камень над рыхлой землей и пустота. Словно сквозь толщу воды, медленно, он достает пистолет и упирает дуло в горло. Спускает курок. И видит перед собой изучающее лицо Чародейки. Он не думает, когда бросается на нее, не думает, когда сжимает пальцы на ее шее, он – боль. И совершенно точно он не думает в тот момент, когда впивается в ухмыляющиеся губы. Чародейка поддается, принимая правила новой игры, но Флэг слишком зол, он ненавидит ее игры, он ненавидит ее, ненавидит ухмылку на не принадлежащих ей губах и выпускает все самое темное, что только есть в его душе, тех демонов, что однажды привели его на войну и сделали прекрасным солдатом. Чародейка обожает демонов – и умеет их укрощать. Инстинкты берут верх, и сквозь застилающую ярость он чувствует ее невероятную силу, дикую сущность, запертую в родном ему хрупком теле. Ведьма обхватывает его ногами, опрокидывает на спину, царапает и кусает. Это больно, это злит его еще больше, но и распаляет. Это борьба, даже не страсть - битва на выживание, и он грубо тянет Чародейку за волосы, кусает шею, сильно сжимает ее тело. Он путается пальцами в оплетающих ее цепях и зло дергает за них, с упоением вслушиваясь в ее стон. Она разрывает его футболку и тут же впивается ногтями в кожу, оказывается снизу и бессовестно трется о него, выгибается и делает внезапный рывок, снова оказываясь сверху. Они падают на пол, продолжая борьбу, целуясь. Чародейка стонет и вскидывает бедра, он резко, зло подается ей навстречу, и то, что происходит дальше, ни капли не напоминает его секс с Джун. Боль и удовольствие, ярость и страсть кипят в крови, по венам течет коктейль Молотова, а Чародейка шипит, стонет и шепчет то ли проклятия, то ли нежности на древнем языке, кусает его и жмурится от удовольствия, прижимается плотнее, когда он увеличивает темп. Когда все заканчивается, он не чувствует облегчения. Ярость уступает место усталости и безжалостному осознанию – все, что только что произошло, он сделал с Джун.