Ни один смертный не способен хранить секрет. Если молчат его губы, говорят кончики пальцев; предательство сочится из него сквозь каждую пору.
В ужасных историях жертва продолжает спрашивать «почему?» Но, может, объяснений и не должно быть. Тайна без ответа — это то, что остается с нами навсегда, и мы помним её до конца дней
Иногда у меня складывается такое впечатление, что «Яма» никогда не спит. Здесь постоянно стоит гул, ходят люди, проходят стихийные собрания, тусовки и драки. Вот и сейчас, решив прогуляться перед сном, я невольно останавливаюсь на площадке над главным местом во фракции, и могу наблюдать, как группа Бесстрашных, встав в круг, образовала стихийный ринг, в центре которого парень и девушка с синими волосами шутливо отрабатывали друг на друге захваты за шею и удары в горло. — Забавно, правда? — Эрик появился настолько внезапно, что я едва не вскрикиваю. — Да, весело, — ни за что больше не буду перечить ему. Тем более, здесь довольно высоко и тоже есть перила. — Каждый из них, получив приказ, готов будет выстрелить другому в лоб, в том числе, самому себе, — он ставит руки на перила и внимательно рассматривает компанию. — Может, поэтому все бесстрашные живут на полную катушку, ведь в любую секунду твоя жизнь или жизнь твоего друга может прерваться, — я не хочу даже думать о том, что когда-нибудь мне придётся решать: выстрелить в лоб любой из моих подруг или нет. И, тем более, не хочу получить пулю в лоб от любой из них. — - Ты-то уж точно никогда не жила на полную катушку, — с удивлением вижу, что он улыбается, хотя его улыбка тоже ехидная, — никогда была убогой, ни когда пыталась стать Бесстрашной. — Трудно жить для себя, когда восемнадцать лет жила для других, — невольно вспоминаю наглухо спрятанное в моём бывшем доме зеркало. — - До сих пор не пойму, как афракционера удалось загнать в рамки убогих, — он разворачивается ко мне, боком опираясь на перила. — Не знаю, может, слабых на все качества фракций проще адаптировать под какую-то конкретную. Если я правильно понимаю, именно поэтому детей у изгоев забирали едва ли не через несколько дней после рождения, — мне вспомнились уроки по истории фракций. Странно, но, несмотря на его присутствие и сильное волнение, мы вполне себе мирно разговариваем. Может, потому, что я стараюсь смотреть не на него, а вниз, на компанию Бесстрашных? — Лживые приспособленцы, — жестко резюмирует Эрик, — дивергенты, афракционеры…одно и то же. Сказал, как отрезал. Что ж, в чём-то он и прав. — Разрешите идти? — спорить я, по понятным причинам, не хочу, а столь долгое нахождение рядом Лидера начинает меня нервировать. Он явно хочет выдать что-то едкое, но, к счастью, на его запястье запищал коммуникатор и, не удостоившись меня ответом, Лидер удаляется, а я иду обратно в спальню неофитов — скоро отбой.***
Хоть брачные и внебрачные связи между членами разных фракций, до перехода в одну, и запрещены, но никто никогда не задумывался, насколько это тормозит развитие общества и появления новых, качественно лучших, людей. Представить только, например, смесь отречения и дружелюбия: сострадание в чистом виде. Или, бесстрашный с умом эрудита? Но, ввиду чрезвычайной сложности внедрения подобных экспериментов, кроме меня и Маркуса об этом никто пока не знает. У нас есть мальчишка и девчонка: Тобиас — подходящий всем, кроме отречения и дружелюбия, но, кровь Эвелин даёт свои плоды, ничего не поделаешь, и Миранда — афракционер, покорная, словно раб. Эти двое уже уникальны, а их появление натолкнуло нас на мысль: а что будет, если в одном человеке соединяться две, идеально совместимые фракции? Мы будем продолжать эксперимент, чего бы это ни стоило.» Закончив очередную страницу, я выключаю тусклый фонарик и накрываюсь одеялом. Так значит, вот что задумали образцовые члены фракции Отречение. Создание нового мира, путём создания идеального человека. — Когда ты связался с женой Маркуса, этой тварью Эвелин, я промолчала! Когда ты взял на воспитание этого недокормыша, я промолчала, но то, что ты предлагаешь сейчас — это за гранью! Почему бы Итону самому за это не взяться? — визгливый голос взбешённой матери разносится на весь дом, и я крадусь по коридору, стараясь быть как можно более незаметной. Если она меня заметит — рукоприкладства не избежать. — Ты же знаешь, какой важный, для нашего общества эксперимент мы сейчас проводим! Если все полетит к чертям, Маркус должен остаться Лидером! — И ты возьмёшь все на себя? Тебя же убьют! — негодующий тон сменяется на отчаянный. — Я умру, но дети останутся. Начало положено!***
Из сна меня выдёргивает резко, словно, я падаю в пропасть. Спальня погружена в темноту, лишь, где-то в коридоре слабо мерцает лампочка. То ли сон, то ли, воспоминания оказались необыкновенно яркими. Я встаю и бреду в ванную — через полчаса подъем. Принято считать, что афракционеры рожают таких же, не подходящих ни одной фракции, детей. Но, фракция выше крови, и детей могут отдавать на воспитание, и, если они пройдут тест, то смогут выбрать фракцию. Но, выходит, попав в Бесстрашие, они становятся идеальными солдатами. Мой отец и Маркус были урожденными «Убогими», тогда, Эвелин, моя родная мать, была афоакционером? А мой брат почти идеален: подходит самым сильным фракциям. — Надеюсь, ты подсчитываешь свои очки, и скорость, с которой ты скатишься вниз таблицы? — насмешливый тон Дерека выводит меня из глубокого омута мыслей. — Что? — я оглядываюсь, но, никого из своих рядом не нахожу — они все рассыпались по залу. — Ты уже уже пять минут, как должна приступить к тренировкам, но, вместо этого, стоишь с таким лицом, словно, тебя стукнули по голове чем-то тяжёлым, он проходит мимо меня вглубь зала. Я спешу за ним. — Я думала о том, как в одном человеке могут сочетаться несколько фракций сразу. Не о дивергентах речь, а вообще. Во мне есть Отречение, и это правда, иначе, я бы не прошла тест, но я и во многом — афракционер. Тебе известны такие примеры? — он внезапно замирает на месте, и я едва не врезаюсь в его спину. — Да, один. А с чего ты вдруг этим заинтересовалась? Что еще скрывается в этой хорошенькой головке? — он мимоходом проходится ладонью по моему затылку. — Я же афракционер, но не изгой, мыслю не так, как все, вот и появляются разные теории, — мы подходим к груше и я встаю напротив. — Если вместо тренировок ты будешь думать свои мысли, то быстро станешь изгоем. И зафиксируй свой зад, не крути им, перед тобой не мужик, а груша, вся твоя сила — верхней части тела. По ноги и все остальное — забудь, — он так сильно хватает меня за талию, что становится больно, да и руки у него ледяные, и положил он их, почему-то, слегка задрав мне майку. Через несколько секунд он отходит, а я продолжаю наносить удары раскачивающемуся снаряду.***
— Привет, можно? — благоразумно постучавшись, я осторожно всовываю голову в комнату Фора. Не хватало ещё застать их с девушкой и помешать. Но, он обнаруживается лежащим на кровати, в штанах и футболке. — Конечно, заходи, — он садится, — что-то случилось? — Нет, просто, у меня есть вопрос, — за неимением другого сидячего места, присаживаюсь на край кровати. — Давай, — вид у него уж очень усталый, но, желание найти своего брата у меня куда сильнее, чем чувство жалости. — Ты знаешь всех во фракции, по-крайней мере, прошедших инициацию, скажи, есть кто-то, у кого бы были, как это сказать, качества, присущие нескольким фракциям? И это был бы перешедший из Отречения. — О чем это ты? — мне кажется, или его очень нервирует мой вопрос? — Как дивергент, но, подчиняющийся приказам: умный, как Эрудит, Бесстрашный, честный и, идеальный солдат, как афракционер. — - Ты думаешь, такие люди существуют? — он улыбается. — Насколько мне известно, да, — говорить про дневник отца нельзя никому. — И откуда же это тебе известно? — Скажем так, от нескольких людей. Этот человек похож на меня. — Мира, ты говоришь странные вещи и очень странно себя ведёшь. И мне хотелось бы знать, почему, — он придвигается ближе, буквально, прожигая меня своими черными глазами, — ты что-то вспомнила? — Нет, не вспомнила, просто…о Господи! — мысль приходит так внезапно, что я резко хватаю его за руку, — у тебя четыре страха, ты добрый и умный, но, при этом, прекрасный солдат. Ты не жестокий, и не Бесстрашный на сто процентов, а значит, из перешедших. Лею ты не бил, а, скорее, просто показывал приемы схематично, хотя, будь на твоём месте любой другой-ей бы досталось по полной программе. Ты из Отречения, верно? — Это было очень давно, — он отвечает, скорее, машинально, внимательно наблюдая за мной. — Это неважно. У тебя есть родные? — Это сложный вопрос. Судьба отца мне неизвестна, где мать, я тоже не знаю. А с сестрой случилось страшное. — Она потеряла память, так? — на глазах появляются предательские слезы, — И ты даже не удосужился ей сообщить, что ты её единственный родной человек. Повёл себя, как трус! — пора уходить, и я вскакиваю. — Мне нельзя было ничего тебе рассказывать, пока ты сама не вспомнишь обо мне, — он тоже встаёт. — Да плевать, кто и что тебе запретил! Будь я на твоём месте, я бы сразу рассказала, чтобы не было так страшно и одиноко! — быстро развернувшись, я вылетаю за дверь, он попытался схватить меня за запястье, но ему это не удалось. Я бегу, не разбирая дороги, злые слёзы застилают глаза. Чертовы лицемеры! Джоанна, Фор… Кто им дал право отбирать у меня мою жизнь, да так, что я ничего не могу вспомнить.***
Утро не принесло облегчения. Настроение, после вчерашней истерики упало до нуля, а осознание того, что мой брат, как и все, притворялся, отдается в сердце тупой болью. И я, уже в который чертов раз, совершенно не знаю, что делать. Шум множества голосов, эхом отражающихся от каменных стен и потолка, оглушает меня. Сама не заметила, как зашла в столовую. Отработанные до автоматизма действия по выполнению распорядка дня, не дали сбоя. Есть мне не хочется, от слова совсем, но, осознание того, что Дерек на последующей тренировке вынет всю душу, и, без подкрепления мне точно конец, заставляет взять поднос и подойти к длинной стойке. Хлеб, каша на консервированном мясе, чай…стандартный набор для завтрака. Не глядя, подхожу к ближайшему столу и сажусь на лавку. Моя соседка — хмурая бесстрашная, даже не оторвалась от чая. — О, снова наша отличница-дружелюбка! — Сэмвэл, один из главных идиотов нашей группы, вместе с тремя прихлебалами, садится рядом, прижавшись ко мне жирным боком, — А чего ты такая хмурая? Думаешь, как дальше всех обскакать, ничего не делая? — его слова идут каким-то белым шумом в моих ушах. Мне абсолютно всё равно, что он там думает. Сам он находится то ли на пятом, то ли на восьмом месте в таблице. И сейчас он явно пользуется тем, что народ начал расходится, а те, кто призван следить за порядком, находятся на приличном расстоянии от нас. — А ты что, не знаешь её тактику? Это же логично и ясно, как день: она пользуется особыми…хм…привилегиями, у наших инструкторов, — один из его дружков, явно бывший искренний, мерзко усмехается. — О, а может, она нашла подход к самому… — хоть он и урод, но поминать имя Лидера всуе не решается, а только красноречиво поднимает палец вверх, — чего молчишь? Вы же там, в Дружелюбии, все друг с другом того, а? — его приятели обступают стол, а сам он наклоняется в паре сантиметров от моего лица, едва не капая слюнями в кружку с чаем. Мне становится так плохо и мерзко, что перед глазами темнеет, злость ударяет в голову и тело действует быстрее разума: хватаю его за жирные патлы и, со всей силы ударяю лицо об стол, а затем, вскочив, переворачиваю стол, сбивая с ног остальных.Увидев, как Сэм поднимается на ноги и сжимает кулаки, кидаюсь на него и наношу удар прямо по лицу: один, другой, третий…не соображаю уже практически ничего. Вдруг, чьи-то руки крепко сжимаются на моей талии, а тело резко дергается назад, так, что я ещё продолжаю извиваться в чьих-то руках, наблюдая, как окровавленный Сэм закрывает лицо руками. — Хватит! — резкий окрик Фора, который, видимо, меня и оттащил, действует, как горючее на пламя. — Отпусти меня! Я тебя ненавижу, ты лжешь, как и все они! Тебе плевать! На всё плевать! — пытаюсь вырваться, но хватка не ослабла. — Уводи её отсюда! — Дерек появляется где-то сбоку, и, от его внимательного взгляда я бессильно обмякаю в руках брата, — а с вами, — он переводит взгляд на компанию уродов и их лидера, — мы позже поболтаем. Разговор предстоит очень увлекательный и не менее кровопролитный. — - Отпусти! — я со всей силы толкаю Фора локтём, но, безрезультатно. — Успокойся! За мной, живо! — он смотрит на Фора, который, помедлив, расцепляет руки. Дерек разворачивается и покидает зал. Мне ничего не остается, как плестись за ним.***
— Ну, и что это было? — мы заходим в его, идеально убранную комнату. Нет, он точно Эрудит. Они любят такой идеальный порядок. Вещь к вещи, пылинка к пылинке. — Не знаю. Он решил, что назвать меня шлюхой — отличная идея, — у меня у самой нет ответа на этот вопрос. Откуда у меня взялись силы и навыки? Почему я так взбесилась? На смену злости пришла апатия. — Здесь постоянно выясняют отношения с помощью силы, но, чтобы неофит из бывших дружелюбных отправила в лазарет четырёх придурков, каждый из которых раз в пять жирнее и сильнее… Тебе хоть очки прибавляй в таблице за это. — Извини, — сажусь на кровать, так как ноги уже не держат, — готова понести наказание. Выбора-то всё равно нет. — Да нет, — он пожимает плечами и подходит ближе, — наоборот, если в зашуганном зверьке проснулся зверь, это прекрасно. Только, постарайся не кидаться на каждого, кто косо на тебя посмотрит, — он ехидно улыбается. — Спасибо, — только сейчас до меня доходит, что он совсем близко. И, неосознанно, я касаюсь его губ своими и, тут же пытаюсь отпрянуть назад, сама испугавшись такого шага, но, он не даёт мне этого сделать, быстро притягивая к себе и, уже сам начиная поцелуй. Как и в прошлый раз, меня, словно затягивает в какой-то омут, лишая возможности дышать и шевелиться. Тело напрягается так, что каждая мышца, как железная. Внезапно, в легкие врывается воздух. — Тренировка через пять минут. Не опаздывай, — он красноречиво указывает взглядом на дверь. На заплетающихся ногах следую его жесту.***
— С каждым днём, всё интересней, — голос Эрика раздается за закрытой дверью справа. — Я предупреждал, что так будет, но тебе, как всегда, наплевать! — а вот это, кажется, Фор. Замедляю шаг и останавливаюсь. — Такие всплески ярости всегда плохо заканчиваются для окружающих, — его голос звучит то ли удовлетворённо, то ли равнодушно, — что неудивительно, если мы вспомним, кто её родители и как с ней обращался отец. — Эвелин психически нестабильна, а Фергюсон был просто ублюдком, — из-за наполнявшей его голос ненависти, я даже не сразу узнаю Фора, подумав, что в разговоре появился кто-то третий. — А ты не бегай вокруг неё, как собачка, пусть осмыслит происходящее. Конечно, в идеале, ей бы вспомнить абсолютно всё, но, и это неплохо. — Мне не нравится, как ведёт себя Дерек. Его отношение к ней явно не отношение инструктора к неофиту. — О, у кого-то давно не было подружки, а Фор? Иначе, с какой стати тебя снова интересует её личная жизнь? — Это должно интересовать, в первую очередь тебя. Или, она была для тебя, как и все, биомусором? Извлёк пользу, и выбросил? — Осторожней, Фор, каждое следующее слово приведёт к последствиям, — его голос становится уже угрожающим. — Ты сам знаешь, что её близкое общение с одним из самых опасных членов фракции не приведёт ни к чему хорошему. — Забавно, — странно, но в Эрик, кажется, улыбается, — то, как она притягивает к себе неприятности. Дерек не так прост, как тебе кажется.