***
Мы продолжаем наблюдение за нашими детьми. Кое-какие качества разных фракций начинают проявляться в них. Тобиас все больше превращается в дивергента, выходит из-под контроля. Маркусу приходится идти на крайние меры, как и мне. Моя же дочь не похожа на него, наоборот, себе на уме, слишком странная и слишком покорная. Выходит, афракционеры могут быть и рабами и войнами. Все чаще я думаю об Эвелин. Она пропала, остальным о ней ничего неизвестно. Маркус считает, она умерла, не пережив родов. Однако, если это не так, она может стать для нас серьёзным препятствием.***
Закрываю дневник и кладу его на место. За нами наблюдали, как за подопытными кроликами. На этом записи заканчиваются. Возможно, были ещё тетради, но, в доме я ничего больше не нашла. Но и написанного достаточно, чтобы понять, почему меня всегда так раздирает на части изнутри: афракционер с примесью других фракций — ядреная смесь. А Фор, выходит, почти дивергент. Но, в нем, похоже, возобладало бесстрашие. Что ж, теперь у меня появилась цель — найти свою мать и, кажется, я знаю, с чего мне начать. — Мира! Пошли, Дерек велел тебя привести, — в спальню заглядывает один из помощников инструктора. — Иду, — приглаживаю кровать и следую за ним. Мы проходим несколько коридоров и, при входе на мост над пропастью, я замираю: Дерек стоит прямо посередине. Ладно, я бесстрашная, я не боюсь высоты…не должна бояться. — Привет, — он подозрительно, радушен. — Привет, — подхожу ближе. — Знаешь, чего боятся все бесстрашные? Этого места, — остриём ножа, который он вертит в руке, он показывает на пропасть. — Это не удивительно, — интересно, что он задумал? Вряд ли хочет просто поболтать перед сном. — Страх заставляет людей делать и говорить то, что они бы никогда не сделали и не выдали. Поэтому Бесстрашные не должны ничего бояться, даже смерти. — А ты? — задаю вопрос и прикусываю себе язык. Дальнейшее занимает секунды: он делает шаг вперёд и толкает меня в грудь. Оступившись, я теряю опору моста под ногами и повисаю над пропастью, зацепившись руками за край моста. От страха у меня пропадает голос. Руки у меня слабые, больше минуты не провисеть. Дерек приседает на корточки передовых мной. — Тебе когда-нибудь прижигали сигаретой руку так, что рана добиралась до кости? Заставляли ползать по стене вверх без страховки, где любая осечка — и разобьешься вдребезги? Заставляли стоять под ледяным дождём всю ночь? Разбивать кулаки о стену? Это все моё детство. Я ничего не боюсь. Даже смерти. Её не надо бояться, её надо любить. Выбирайся, — он протягивает мне руку, но, я не даю свою. Из принципа. Мышцы дрожат, ладони вспотели. Чтобы подтянуться на руках не может быть и речи. Закидываю на мост сначала одну ногу, а потом другую. Руки окончательно отказали и я падаю лицом вниз. — Фор бы тебя точно не одобрил, — произношу сквозь зубы. — Ты сильнее, чем думаешь. Даже среди афракционеров есть бесстрашные и убогие. Ты сильная, а считаешь себя убогой, — он прячет нож и разворачивается, — урок окончен.***
В квартар изгоев я попадаю только поздно вечером. Остаётся пару часов до отбоя. Меня все ещё слегка трясёт, но, надо признать, я собой довольна: хотя бы, не облажалась, как всегда. А сейчас, поиски матери следует начать с этого квартала. Поспрашиваю их, может, кто-то что-то о ней знает, раз память меня подводит. Льёт дождь и, часть жителей пряталась под навесами. На меня, одетую в форму Бесстрашия, смотрели с опаской, но, агрессию проявить не решались. Выбор останавливаю на женщине с длинными седыми волосами. Она сидела под навесом, перебирая спицами с вязанием. — Извините, — она поднимает голову, — я тут ищу кое-кого. Женщину. Её зовут Эвелин, — запинаюсь на полуслове: в её глазах вижу страх. Она мычит и пытается подняться. Странно. Это из-за формы или из-за вопроса? Отхожу от неё, пока ей не стало совсем плохо. Надеюсь, не у всех здесь будет такая реакция на это имя. Через час поисков я окончательно выбилась из сил и расстроилась — про Эвелин мне никто ничего не смог сказать. Смотрели странно, шарахались в сторону, но, увы, никакой информации. Пора возвращаться.***
Фракция Эрудитов встречает меня равнодушно. В этом городе теперь все смешались настолько, что появление Бесстрашного в Эрудиции никого уже не колышет. — Чем могу помочь? — парень в очках и в безупречно выглаженных пиджаке и брюках встречает меня на входе. — Информационный центр, хотелось бы узнать кое-что из истории фракций, — говорю, как можно более убедительней. — Третий лифт, третий этаж, третий кабинет. Имя? — Мира, — получив карту с пропуском, спешу по запоминающемуся маршруту. На одной из страниц дневника отца я обнаружила пароль и отсылку к историческому архиву эрудитов. Возможно, пройдя по пути отца, я узнаю ещё больше. А вот и нужные компьютеры. Проекция экрана зажглась и повисла прямо передо мной. Что ж, вот и информация по разделам. Например, «население». Можно, зная имя и фамилию, узнать, в какой человек фракции. Ради интереса, набираю себя. Интересно, но числюсь я под фамилией, данной мне в Дружелюбии. Фракция указана Бесстрашие. Ладно, пора приступить к делу. «Эвелин Итон» — доступ заблокирован. Ввожу пароль, найденный на страницах дневника. Экран загорается зелёным: сработало. Первое, что я вижу — это фото с вводными данными. Это она приходила ко мне в день посещений. Голова начинает болеть, подсовывая мне её образы снова и снова. — Вы уверены? — Да. Единственный способ сделать её жизнь лучше. Я расскажу все, что знаю. Она склоняется надо мной. Моя мать. Она красива, очень красива. Глаза смотрят с нежностью, — я найду тебя, милая, будь уверена. Открываю глаза. Я, по-прежнему в архиве, с осознанием того, что моя мама попросила применить ко мне сыворотку потёри памяти. Ту самую, от которой пострадали многие. Дерек был прав — меня подвергли её воздействию. Размышлять буду потом, сейчас, ещё несколько действий.***
Когда я спрыгиваю с поезда на конечной станции, всё вокруг уже окутала тьма. Лишь отдалённо, робкими огоньками перемигиваются сигнальные вышки связи. Огромный ангар, в котором замер поезд, освещён слабо. Двое патрульных в ангаре не обращают на меня особого внимания. Я иду на «ватных» ногах, скоре, на автомате прокладывая себе маршрут до спальни неофитов. В голове, из множества разрозненных кусочков, собралась цельная картина того, как я оказалась в Дружелюбии, полностью забыв прошлую жизнь. И эта картина меня не радует, она разносит всю меня вдребезги. Изнутри. К горлу медленно подступает горький комок, а состояние близкое к панической атаке. Понимая это, ускоряю шаг. Где это чертова спальня? Мне нужно срочно встать под ледяную воду. Перехожу на бег и, не сразу замечаю, как влетаю в кого-то и падаю на пол. — Кто за тобой гонится? — только не он. Присутствие Лидера рядом со мной сейчас крайне не желательно. — Никто, — вскакиваю на ноги, — разрешите идти. — Нет, — он смеривает меня взглядом, словно, пытается что-то понять и цепко хватает меня за предплечье, — за мной. — Пусти, — вся ярость, так и не заглушенная холодной водой, обрушивается на самый неподходящий в мире объект. Но, мои крики не производят на него ровно никакого впечатления. Они отскакивают от стен, и растворяются в темноте коридоров. Он тащит меня вперёд, не обращая внимания на мои попытки вывернуться и царапаться.***
Моё желание ледяного душа обрушивается на меня со страшной силой. Эрик не удосужился даже снять с меня куртку: просто швырнул на кафельный пол своей ванной и, включив воду удалился. Мне пришлось стянуть с себя противную, липкую, мокрую и холодную одежду и сделать воду по-горячее, так как меня начала бить дрожь. Согревшись, заворачиваюсь в полотенце и выхожу. Эрик копается в каких-то файлах, проекция которых висела прямо перед ним. Заметив меня, он сворачивает их и поворачивается ко мне. — Что произошло? — и вопрос, и приказ одновременно. Такой намек, что отчет: «ничего» не проканает. Рассказ я начинаю относительно связно: про родителей, отца и дневник. Про то, что я вспомнила, и, наконец, про то, что меня подвергли воздействию сыворотки. К этому моменту горький комок в горле разрывается и я разрыдалась, уткнувшись в его плечо. Договорить удалось только через всхлипывания. Спустя пару секунд после окончания рассказа с удивлением чувствую, что он крепко прижимает меня к себе. То, что молчит, как раз неудивительно — слушать он всегда умел. А ещё я чувствую, что полотенце закрутила не очень крепко. — Зачем её это всё? — осмеливаюсь задать вопрос. — Не знаю, но это всё меняет, — поднимаю на него глаза. Он не выглядит растерянным. Держу пари — такой расклад он предполагал в одном из множества вариантов. — Что бы вы не решите, я помогу. Вам нужна Эвелин? Прекрасно. Мне тоже. — Не начинай истерику снова. Сядь, — он отпускает меня и показывает на кровать. Машинально подтягиваю полотенце и сажусь.***
— Волнуешься? — Фор поворачивает голову на меня. — Нет, я просто в ужасе, — в третий раз поправляю куртку. — Да ладно, всё не так плохо. — Кроме того, что если я провалю испытание, мне придётся уйти от вас. А этого никак нельзя избежать? — Правила есть правила, — он пожимает плечами. — Ладно, — мы заходим в зал и замолкаем. Вот оно. Последнее испытание. Преодоление страхов. Покажешь, что у тебя их нет — останешься. Нет…что ж, вернусь в родную фракцию. Правила одни для всех. Хотя, я уже запуталась, какие правила в Чикаго действуют именно для меня и по каким мне следует жить.