Страж разума.

В ту ночь я так и ворочался в постели, обвинение Томаса еще звенело в ушах. В глубине души я знал, что он прав. Однажды, когда я думал, что у меня вырисовывается неплохая картина действительности, я перестал анализировать любую полученную информацию. И хотя Барти никогда бы не признался сам, я знал, почему он был приговорен к Азкабану. Я ни разу не спросил его, почему. После интервью Риты, терзаемая виной МакГонагалл ответила бы мне, если бы я спросил ее о моих родителях или даже о себе. Наверно. А Снейп, возможно, уже не просто издевательски ткнул бы меня носом в то, что я не знал. Я встретил Сириуса в Хогсмиде, писал ему каждые несколько недель. Почему я не расспросил его? Всего два предложения, написанные на листе пергамента. Мой взгляд упал на стойку с флаконами, покоящимися на моем столе. Серебристые струйки светились в темной комнате. Сорок флаконов, сорок воспоминаний, которых я не просил и не был уверен, что хочу посмотреть. Был и тот неожиданный подарок на день рождения от Питера Петтигрю. Короткое письмо поясняло, что он выполнял обещание моей матери. Какое обещание, он не сказал. Я хотел выбросить воспоминания, но не смог. Независимо от источника, они представляли собой шанс встретиться с ней, с мамой. Шанс, который я не был уверен, что готов принять. Что, если я разрушил ее брак? Что, если она ненавидела меня? Я встряхнулся. Она любила меня. Я чувствовал это всеми фибрами души. Она любила меня. Задай себе несколько проклятых вопросов, - сказал Томас. Может быть, я должен начать с того, почему мои родители вступили в Орден? А Сириус? Я протянул руку и щелкнул пальцами. Моя магия мягко подхватила серебряное карманное зеркало, оно пролетело через всю комнату и приземлилось мне в руку. Я перевернул его и потер пальцами розы, выгравированные на обратной стороне. Перед отъездом, Гермиона сжала зеркало в моих руках и сказала: «Пожалуйста, поговори с ним. Я знаю, что тебе больно, но ты уже потерял Моуди. Не теряй Сириуса, только потому, что ты упрям. Он действительно беспокоится о тебе. Когда будешь готов, просто назови его имя». Легко ей говорить. Сириус ведь не ее предавал. Я задумался, а действительно ли он предал меня или он так поступил, потому что недавно сбежал из-за Азкабана? Барти не любил вспоминать об этом, но как-то признался, что длительное воздействие дементоров здорово калечит психику. Перед смертью Моуди предложил Барти получить политическое убежище. Если Барти мог, то сможет и Сириус. Значит ли это, что другие страны отказались бы депортировать людей, которые были приговорены к Азкабану? Если да, то почему? Из-за дементоров или вообще из-за нечеловеческих условий в Азкабане? Мне нужно было знать наверняка. Я поднял свою палочку и зажег люмос. Затем перевернул зеркало. - Сириус Блэк, - сказал я. Скошенный край зеркала засветился синим светом. Прошло несколько минут. Ничего. Я упал лицом на свою подушку. А такая хорошая была идея. - Гарри? - Голос звучал сонно, но было ясно, что это Сириус. - Привет, Сириус. Извини, что я разбудил тебя. Не мог заснуть. Глаза в зеркале моргнули. Лицо Сириуса появились полностью. - Это действительно ты. Нажми на правый угол зеркала палочкой, чтобы я мог видеть твое лицо. Я быстро отрегулировал свое зеркало и появился образ слабо улыбающегося Сириуса. - Как дела? - Разве я не должен спросить у тебя то же самое? Мерлин, Гарри, я был таким дураком. Мне так жаль. Я должен был прислушаться к тебе. Я должен был забрать тебя и бежать. Не слушать Альбуса. Все звучало так убедительно, когда я говорил с ним, но я ... Ты в порядке? Он не причиняет тебе боль, нет? - Если не считать трижды проклятого целителя желающего вынуть из меня скелет и заново отрастить его, никто не причинил мне вреда. Во всяком случае, он нянчится со мной. Это бесит. Я даже не могу выйти на прогулку из дома без проверяющего меня каждые тридцать минут эльфа. - Я поднял свою правую руку, чтобы он мог увидеть кожаный ремешок, завязанный вокруг запястья. - Заклинание медицинского слежения. У Томаса второй, отображающий мое состояние. Сириус окончательно проснулся. - Это действительно серьезно. - Все очень плохо, но еще поправимо. Гермиона сказала, что видела мои медицинские документы. Он кивнул. - Мне так невероятно жаль, Гарри. Я знал, что ты не был счастлив там (с Дурслями). Как я мог не замечать? Какой счастливый ребенок добровольно захочет жить с беглым преступником, с которым он только что познакомился? Я думал, что поиск твоего кузена, - он поморщился, - был вполне логичным шагом. - Это не совсем твоя вина. У тебя не было полной картины. Я планировал сказать тебе, но тогда ты заявил, что Дамблдор все сделал правильно. - Я не виню тебя за недоверие ко мне, Гарри. Знай бы я тогда то, что знаю сейчас, тоже не доверял бы себе. После того, как я узнал о легилименции, постоянно защищаюсь от Дамблдора. Я был в нескольких шагах от похищения и побега с тобой из страны, когда он сказал, что сделал это только, чтобы помочь тебе. «Расстройство реактивной привязанности», - так он назвал это. Дамблдор утверждал, что это произошло из-за того, что ты был сиротой, но с несколькими незначительными изменениями ты мог бы прожить жизнь как нормальный ребенок. Я честно верил, что он сделал это, чтобы помочь тебе. Может быть, по-своему он и хотел. Я не знаю. Через несколько дней после установки твоего диагноза, Гермиона взяла меня в маггловскую библиотеку и помогла найти кучу доказательств. Дамблдор лгал мне. Я не хотел в это верить, но он действительно лгал. Я доверял ему с одиннадцати лет, но ... Он вздохнул и откинул волосы с лица. - Я все испортил. Если бы я не ринулся тогда за Питером, ничего из этого не случилось бы. Я сделал глубокий вдох. - Ты ошибаешься, - сказал я и принялся рассказывать ему о потерянном завещании моей матери и, как заключение в тюрьму Сириуса заставило общественность сосредоточиться на завещании отца, а не моей матери, в то время как Дамблдор спокойно получил опеку надо мной и оставил меня с «семьей». С глаз долой, из сердца вон. К тому времени, даже если бы кто-то надумал искать документы моей матери, они уже исчезли. Я заснул с зеркалом Сириуса, лежащим на подушке рядом со мной.