Золотой рассвет. Часть 3. Начало Эпохи

О жертвы мысли безрассудной, Вы уповали, может быть, Что станет вашей крови скудной, Чтоб вечный полюс растопить? Едва, дымясь, она сверкнула На вековой громаде льдов, Зима железная дохнула — И не осталось и следов. Федор Тютчев Гил-Галад молча следовал за братом по лестницам и коридорам крепости; он ожидал, что здание окажется очередной мрачной постройкой служителей Тьмы, но на деле оно было довольно светлым и просторным. На стенах, кажется, даже были какие-то рисунки, но у короля Нолдор не было настроения их рассматривать — он слишком волновался. Тъелпе старался идти не слишком быстро, помня о том, что его брат не в лучшем состоянии, и тот даже не особо устал. Вдруг навстречу им вышел какой-то человек в черном плаще, высокий, темноволосый и сероглазый, по виду явно морадан. Он поздоровался с Келебримбором на Черном Наречии, и они о чем-то заговорили, но по его тону Гил-Галад понял, что этот человек явно чем-то недоволен. Он решил, что влипать в очередные неприятности уж точно не следует, и благоразумно спрятался за углом, с тревогой вслушиваясь в перебранку своего брата с незнакомцем и жалея, что не понимает этого языка, пока Тъелпе наконец его не окликнул. — Звездочка, ты куда подевался? — Здесь я, — Гил-Галад с опаской выглянул из своего укрытия и увидел, что неизвестный в черном уже куда-то ушел. — Вы там из-за чего-то, как мне показалось, спорили или ссорились, я не стал вмешиваться… Келебримбор снова рассмеялся — его брат про себя отметил, что все пережитое никак не повлияло на его беззаботный и веселый нрав. — Ну почему ты у меня такой глупый? Мы не спорили и не ругались, мы просто разговаривали — кстати, как раз обсуждали состояние твоего дорогого друга. Просто в Черном Наречии свои особенности интонации и произношения, я в общем-то понимаю, почему этот язык кажется многим грубым, неблагозвучным и вообще воспринимается со стороны чуть ли не как сплошные угрозы и ругань, даже если на деле это признание в пламенной любви. Уясни себе — пугаться тут не стоит, если только тебе и в самом деле к горлу меч не приставят, потому что в Черном Наречии очень много свистящих и шипящих звуков, а интонация почти в любом предложении всегда идет вниз. Теперь пошли, а то твой приятель возьмет и без тебя откинется. Диву даюсь, как так можно — называть человека своим лучшим другом не разлей вода, а самому благополучно забивать хрен на то, что тому в высшей степени паршиво. Тот понуро опустил голову и покорно поплелся за Тъелпе. — Ну я же не хотел. Скажи он мне хоть слово, я пошел бы за ним на край света и сделал для него все, что бы он попросил, даже собой бы пожертвовал, но… — А он и не сказал, — вздохнул Келебримбор. — Все дело в этом. Теперь понимаешь? Уясни себе, Звездочка моя безмозглая: если людям нужна помощь, они могут тебе об этом сказать. А могут и не сказать, и вот тут ты должен взять все в свои руки и вмешаться, пока не случилось непоправимого! Иногда твои близкие могут говорить или делать вид, что все в порядке и помощь им не нужна, однако это тоже может оказаться неправдой, а ты ж у нас благовоспитанный, вот со своей деликатностью неуместной чуть лучшего друга до могилы и не довел! Если я буду смотреть на то, кто что говорит, а не на то, как обстоят дела, то ничего хорошего из этого не выйдет! Гил-Галад подавленно и растерянно молчал, продолжая напряженно думать обо всем случившемся. Все было сложно, слишком сложно; в один миг все переменилось, и мир оказался совершенно не таким, как он привык думать. Долгие годы он жил с мыслью о том, что все в принципе понятно: вот добро, а вот зло, это правильно, а это неправильно, это его друзья, а это враги. Элронд оказался предателем, лгуном и безжалостным убийцей, Саурон на самом деле спас жизнь его братьям, а что до Элендила и его сына… Он считал, что поступает верно, не вмешиваясь в чужие дела и семейные трудности, а его друзья все это время нуждались в его помощи, возможно, ждали ее, пока он молчал и пытался делать вид, что все идет как должно. Что, если ему не удастся спасти Исилдура от Элронда, а Элендил никогда не простит его за равнодушие и безразличие? *** Проведя брата по длинному светлому коридору, Келебримбор распахнул перед ним дорогую дверь из красного дерева, за которой оказалась большая просторная комната с высокими окнами и полированным дубовым паркетом. Гил-Галад про себя отметил, что раньше мордорцы непонятно почему казались ему очень скромными и непритязательными в быту, а на самом деле за мрачными фасадами крепостей можно было увидеть дорогие и даже роскошные вещи, казавшиеся порой откровенно неуместными в обиталище Саурона и его слуг. Король Нолдор любил красивые вещи и в другое время с большим удовольствием рассмотрел бы всю обстановку более детально, однако сейчас все его мысли занимало то, сможет ли он хоть чем-то помочь своему другу. Тъелпе, почувствовав его волнение, сжал его ладонь в своей. — Соберись. Теперь все зависит от тебя! Гил-Галад глубоко вздохнул, набираясь смелости, и огляделся. Его лучший друг неподвижно лежал с закрытыми глазами на кровати возле окна, и сердце эльфа болезненно сжалось. Он тяжело опустился на табуретку, которую ему быстро пододвинул Келебримбор, еще раз внимательно посмотрел на Элендила, бережно взял его за руку. Странно, ему казалось, что люди со смертельными ранами не должны выглядеть такими странно спокойными, будто спящими — и даже почти здоровыми, если бы не меловая бледность и едва заметное дыхание. Нигде на постельном белье не было заметно пятен крови — Тъелпе не зря хвастается, что у них в Мордоре хорошие врачи. Опустив ресницы и стараясь отрешиться от всего происходящего, Гил-Галад мысленно позвал своего друга по имени, открывая ему свой разум и пытаясь соприкоснуться с его сознанием. Я здесь, рядом, и я пришел помочь тебе, хотя должен был сделать это давным-давно. Мой брат правильно стыдит меня за мое бездействие, граничащее с преступным безразличием. Пожалуйста, вернись ко мне, услышь меня, ты не можешь вот так умереть у нас на глазах. Вернись, и я постараюсь стать тебе настоящим другом сейчас, потому что не смог, не умел быть им раньше… *** Вернись… Сквозь сплошную черноту, которая постепенно затягивала все глубже и глубже, будто какое-то болото без конца и края, не давая выбраться — да он и не стал бы выбираться, просто не хотел — Элендил внезапно услышал знакомый голос. Кто-то звал его по имени, и он даже знал этого человека… вернее, эльфа. Открыв глаза, он сразу же зажмурился от яркого света и внезапно увидел рядом с собой Гил-Галада; тот выглядел уставшим, измотанным и очень бледным, обе руки у него были забинтованы. Элендил сразу вспомнил все, что было вчера на Ородруине, и мысленно удивился тому, что до сих пор жив с такой раной, более того — чувствует себя относительно терпимо, хотя, конечно, в таком состоянии лучше было лишний раз не шевелиться и не делать глубоких вдохов. — Aran, — чуть слышно сказал он, сам удивляясь тому, что ему повинуется собственный голос. — Вы… вы живы? Саурон не убил вас? Где мы… Гил-Галад, казалось, с усилием покачал головой и пробормотал: — Саурон не убил нас обоих. Мы живы. И жить будем. Но Элронд предал меня. И приставил мне меч к горлу. Он и твоего сына прикончить мечтает… Глаза его друга расширились от удивления и страха, а король Нолдор, не дав ему ответить, пытаясь сохранять спокойствие, пусть и получалось плохо, быстро начал рассказывать ему обо всем случившемся — предательстве герольда, о котором его предупреждали все, кому не лень, странном поступке полубезумного Исилдура, который непонятно зачем взял себе кольцо Саурона, неожиданной помощи со стороны братьев, которых он считал давно погибшими… — Не переживайте так, — Элендил попытался утешить друга. — Главное, что он вас не убил. И что все позади. Так куда все-таки нас отвез ваш брат? Тут он повернул голову и внезапно увидел высокую фигуру в черном плаще с низко надвинутым на лицо капюшоном. В его душу закралось очень нехорошее подозрение. — Aran, мы что — в плену? Что у вас с руками? Вас что, пытали? — беспомощно прошептал он. — У меня в гостях! — злобно произнес незнакомец в черном. — Это мой дом. И ваш теперь тоже. По крайней мере, на первое время. Можешь меня не бояться, я не Элронд и ничего плохого вам не сделаю, если тебя это успокоит, то я тоже твой дальний родственник. А руки твоему дружку этот ушастый кретин как раз и попортил, но ничего страшного, заживет — не отрубил же. — Кстати, я бы хотел представить тебе моего брата Тъелперинквара, — радостно произнес Гил-Галад, наконец встрепенувшись. — Это он спас меня от Элронда на Огненной Горе. И вообще — если бы не они с Маэглином, мы бы сейчас с тобой не разговаривали. — Очень приятно, — растерялся Элендил. — Но… как? Я думал, вы давно мертвы. Келебримбор дернулся, словно от удара. — Два дебила — это сила, — раздраженно ответил он. — Прости, милый родич, но оба вы тупые уроды, и ты, и мой брат, неудивительно, что вы с ним так сдружились не разлей вода. Вот скажи мне, и зачем ты это сделал? Грустно было, думал, что подставишься под чужой удар, так сразу жизнь наладится? Гил-Галад повернулся к нему с донельзя возмущенным видом. — Тъелпе, не надо с ним так! — Надо. С вами обоими надо! Если я сейчас тут начну вас жалеть, — пояснил он, — будет только хуже и до вас так ничего и не дойдет. Вы не желаете видеть очевидного, в упор не замечаете того, что у вас прямо под носом, а потом попадаете в беду! Как думаешь, — поинтересовался он у Элендила, — сколько раз я повторял своему глупому братишке, чтобы он держался подальше от Элронда? Да я сбился со счету! Что он мне отвечал? Да нет, Тъелпе, ты его просто не любишь, ты на него наговариваешь, он же хороший. Потом мне было очень весело в обратном смысле слова, когда его герольд жег мне лицо каленым железом. Я думал, что это конец — тогда я еще не знал, что мой друг Дургхаш побежал искать помощь. Опоздай злой кровожадный Саурон, которого вы оба так боитесь, хоть на час — и обо мне действительно можно было бы говорить в прошедшем времени. Теперь я вынужден все время носить плащ с капюшоном и прятать лицо, потому что моей рожи все кругом пугаются. Что было потом? А то, что все кругом предрекали. Элронд дождался удобного момента и приставил моему глупому брату, которому не так давно клялся в верности и вечной дружбе, меч к горлу. Он думал, что сможет легко добить раненого и беспомощного, но Эрейнион оказался не так прост и смог продержаться какое-то время, пока мы с Маэглином и Хонахт не подоспели и не спугнули эту скотину. Саурон тебе не лгал. Вам обоим. Мы с ним всегда были лучшими друзьями, и он скорее отрезал бы себе руку, чем причинил мне какой-либо вред! Я иначе представлял свою встречу с братом после долгой разлуки, но вы, безмозглые создания, все испортили! Все! Во взгляде Элендила эльфу почудилась смесь сочувствия и недоверия. Гил-Галад, напротив, молчал, не поднимая глаз. — Снимите капюшон, лорд Тъелперинквар, — как можно более уважительно сказал нуменорец на Квэнья. — Я не испугаюсь. Вам вовсе не обязательно… Тот усмехнулся. — Развел церемонии. Ко мне можно на «ты», просто Кэл или Тъелпе, как нравится, на Синдарине и без идиотских титулов. Я вообще уже с вас охренел, вы, типа, лучшими друзьями друг друга считаете, а какого ж тогда, — он хотел было ввернуть неприличное слово, но сдержался, — ты к брату моему тут на «вы» и «ваше высочество» обращаешься? А Эрейнион, как всегда, в своем духе — слова против не сказал, стесняшечка он у меня. Мозги поставьте на место! Здесь Мордор, а не ваши сраные королевства, где вы без правил этикета в уборной по нужде не сядете — можно делать что хочешь, только в рамках здравого смысла! — Ну так и снимите эту черную тряпку, — хрипло проговорил Элендил в полном смятении. — Вас же никто не заставляет ее носить… тебя то есть, не хотел обидеть. — Ну ладно, — снисходительно протянул Келебримбор, — я так понимаю, мне все же придется показать, что сделал со мной этот хорек криворукий… герольд моего любимого братца. Не говори потом, что я тебя не предупреждал. Это действительно ужасно. С этими словами он поднял руку и медленно стянул с головы черный капюшон. Элендил на мгновение замер с раскрытым ртом, а потом лишь скорбно посмотрел на брата своего лучшего друга. Черты лица у Келебримбора были правильные и, если судить по здоровой половине, до событий в Эрегионе он был очень красивым эльфом. Однако вся левая часть выглядела невообразимо страшно — половину лба покрывали толстые беловато-серые рубцы, на скуле под странно тонкой, как крыло бабочки, кожей просвечивала белая кость, а больше всего шрамов было на щеке, которая неестественно проваливалась, создавая впечатление глубокой дыры с неровной и грубой поверхностью. Рот из-за последствий страшных ожогов был заметно искривлен, и вследствие этого улыбка смотрелась жутковато. — Нравится? — ухмыльнулся он. — Что, очень напугал? Вам повезло, ребята, что легко отделались. В душе Элронда есть место одной только злобе и ненависти, словно его родила не женщина, а змея! Хотя сказать такое о змее было бы большим и незаслуженным оскорблением для этого животного, потому что змея кусает других только тогда, когда охотится или защищается! Гил-Галад долго смотрел на брата в оцепенении, потом все же отвернулся и опустил глаза — это зрелище было выше его сил, и он с трудом мог себе представить, как Келебримбор пережил такой кошмар. А ведь Элронд, по словам Тъелпе, ему не только лицо изуродовал, но и половину костей переломал, что у несчастного теперь левая рука с трудом двигается. — Я не закончил, придурки, — Келебримбор нахмурился, смерив брата и его друга грозным взглядом. — Я знаю Саурона уже не первую сотню и даже тысячу лет. Так вот, если бы он хотел вас обоих грохнуть — давно бы убил. Это он умеет просто превосходно, хотя обычно долго терпит. А сделать это руками Ар-Фаразона и сказать, что этот чокнутый виноват, было бы вообще проще простого. Хоть что-то в голове начало проясняться или пока нет? Тогда разложу по полочкам для особо безмозглых: он тебя в Нуменоре, считай, прикрыл и спас от вашего двинутого короля. Пожалел, видать, дальнего родича или еще какая причина была, хотя он вообще не любит бессмысленных расправ. Теперь дошло? А еще — Элендил, ты уж извини меня, конечно, но отец из тебя просто отвратительный. Хуже не бывает. — Это еще почему? — снова возразил Гил-Галад. С лица Келебримбора слетели последние остатки невозмутимости, он выглядел раздраженным и злым. — Заткнись, братец, и лучше слушай меня внимательно, вон своего заделал, когда воспитывать будешь, не повторяй чужих ошибок! Знаешь, — он перевел взгляд на Элендила, — если у тебя есть дети, то думать надо в первую очередь об их благополучии. А ты… я не знаю, что у тебя вообще вместо мозгов. Я сомневаюсь, что ты не замечал, что парнишка твой не совсем здоров на голову. Вместо того, чтобы ему помочь, ты думал только о том, как тебе хреново. И на кого ты своего единственного сына оставил? Бросил на растерзание этой гадине Элронду? Молодец! Как тебе кажется, что он теперь с ним сделает, особенно если учесть то, что у Исилдура при себе кольцо Саурона, а у Элронда глазки завидущие, когти загребущие? Нетрудно догадаться, и это всего лишь вопрос времени, когда этот подонок порешит твою деточку ненаглядную! Келебримбор хрипло и горько рассмеялся, но Элендил посмотрел на него так, что тот мгновенно застыл на месте. Вид у нуменорца был такой, словно он вот-вот снова потеряет сознание. — Что же мне теперь делать? — Я тебе уже сказал, голову поставить на место и начать ей думать, — эльф с укоризненным видом свел густые темные брови к переносице. — Решим, что делать. А ты хорош — покончить с собой чужими руками решил. Честно как, ничего не скажешь. Ну правильно, такая уж у друга моего репутация нехорошая. Одного убил, другого убил, третьего, десятого, ну подумаешь, одним больше. Чего ж его жалеть, пусть он и не хотел вас обоих в расход пускать? А ты ж такой правильный у нас, куда там, — изуродованное лицо Келебримбора скривилось в некоем подобии жутковатой усмешки. — Некрасиво вышло, любезный родич. Очень некрасиво. Во-первых, сына своего ты все-таки на произвол судьбы бросил, нельзя только о себе думать. Во-вторых, если уж тебе так на тот свет не терпелось, так нечего к этому других людей привлекать — чтоб потом невиновного твоим убийцей считали? Элендил хотел было что-то ему ответить — в душе он был искренне удивлен тем, что Келебримбор, вопреки всем тем слухам, что ходили про род Феанаро, держится с ним вполне себе на равных и даже называет его своим родичем, но так ничего и не сказал: какой-то человек в таком же черном, как у Тъелпе, плаще незаметно вошел в комнату и стоял в дверном проеме, наблюдая за ними. Гил-Галад повернул голову: это был тот самый, с кем не так давно беседовал на Черном Наречии его брат. — Как вы это сделали? — вошедший изумленно вскинул брови, перейдя на Синдарин. — Он же только что при смерти лежал! — А так, как вы нам и насоветовали, — Келебримбор мгновенно переменился в лице и теперь выглядел радостным и довольным. — Осанвэ, Эрион, осанвэ. Сработало. Вот что я тебе скажу, милый братик, и тебе, дорогой родич, — он снова пристально посмотрел на Гил-Галада и Элендила, в глазах его вспыхнул гнев — все-таки временами кровь рода Феанаро проявлялась даже в веселом и доброжелательном Тъелпе. — У вас обоих ума как у устрицы, да и интуиция на таком же уровне. В людях вы не разбираетесь, — почти прошипел он, особо выделив два последних слова. — Поэтому теперь, пока мозги не появятся, будьте любезны слушать, что я говорю, иначе в очередной раз наломаете дров. Вы уже их много наломали, что из-за ваших расходов на войну этой зимой в Гондоре и Арноре топить будет нечем. Хочешь видеть своего любимого сыночка живым, здоровым, в своем уме и желательно, конечно, не покалеченным? — обратился он к Элендилу, голос его звенел от плохо скрываемого напряжения. Тот едва заметно кивнул, ощущая от жесткого тона Келебримбора едва ли не внутреннюю дрожь. — Молодец, уже начал думать. Вам обоим не повредит хорошая дуревыбивалка. А раз хочешь снова встретиться со своей деточкой в живом виде, а не в гробу, то будем дожидаться уже моего лучшего друга. Думаю, вы оба поняли, недоумки, о ком я говорю. Он обязательно придумает хороший план по изведению Элронда и его вечно поддатых приятелей. У Глорфиндейла по-прежнему утро начинается с бутылки? — ехидно добавил внук Феанора. — Он уже придумал один хороший план, и даже не один, что сам сейчас… — голос Элендила прозвучал возмущенно, враждебно и резко, но Тъелпе бесцеремонно его оборвал. — Заткнись. Слышал я уже, как вы пищали, будто бы Саурон собрал на равнине у Врат несметное войско, которое вы одолели разве что чудом… — А что — разве не так? — у Гил-Галада, несмотря на все его попытки изобразить невозмутимость, задрожали руки. — Тупой болван, — Келебримбор схватился за голову и картинно закатил глаза, не обращая никакого внимания на по-прежнему стоящего в дверях Эриона, который, видимо, хотел поинтересоваться состоянием пациента, но не решился влезть в разговор. — Вы даже и половины того, на что мы способны, не видели. Да не то что половины — даже четверти или восьмой части! Если что, это тоже была часть одного из его планов… надеюсь, вы оба уже поняли, пеньки вы этакие. А теперь вали отсюда на какое-то время, — он бесцеремонно спихнул брата с табуретки и сел на нее сам. — Иди пока, погуляй немного, познакомься вон с Эрионом, пообнимайся с Эрилиндэ, все у тебя, я надеюсь, будет теперь замечательно. А ты, — твердо сказал он Элендилу, — давай-ка, рассказывай мне во всех подробностях, что толкнуло тебя на такой жуткий поступок и как ты вообще до такого дошел, что не думал ни о родных, ни о друзьях. Постараюсь помочь, чем смогу. Гил-Галад подошел к Эриону и, не говоря ни слова, посмотрел на него с тревогой и неуверенностью. — Не переживайте, — ответил тот на невысказанный вопрос, — как я могу видеть, жизни вашего друга уже ничто не угрожает, хотя пару недель ему придется провести в постели. Пойдемте отсюда, вы сможете навестить его чуть позже, пусть он пока с вашим братом пообщается. Разговаривать ему как раз вполне можно и даже нужно, это снижает вероятность возникновения застойных явлений и всяческих осложнений после травмы… если вам интересно, могу объяснить подробнее. — Хорошо, — Гил-Галад попытался через силу улыбнуться. — Пойдемте.