Золотой рассвет. Часть 3. Начало Эпохи

Элронд чувствовал досаду, разочарование и злость: его прекрасный план по устранению нежелательного свидетеля, как ни странно, не удался. Оказалось, что Исилдур все же не окончательно спятил и умудрился непонятным образом почувствовать в эльфийском владыке врага! Вернувшись к своим дружкам Глорфиндейлу и Линдиру, он рассказал им обо всем, снова выпил с ними вина и лег спать, а наутро решил, что придется искать другой способ разделаться с нуменорцем. — Ну вы не волнуйтесь так, владыка, — успокоил его Линдир. — Во-первых, Мордор — место опасное, и хотя вы благополучно убили Саурона, можно быть уверенным в том, что по этим землям бегает еще довольно много его прислужников, в силу слепой преданности Врагу мечтающих подороже продать свою жизнь и забрать с собой в могилу побольше наших. Элронд, который только что опохмелился, прекрасно понял намек. — Правильно, Линдир, — с улыбкой протянул он. — Я слышал, что этот безумец собирается отдать своим людям приказ разрушить Барад-Дур и обшарить его подземелья. Если он наткнется в черной крепости на что-то очень нехорошее, вы с Глорфиндейлом, конечно же, не станете вмешиваться. — Ну разумеется, — пропел его подручный. — Мне что, жить надоело? — Конечно, нет, Линдир, ты мне нужен живым и здоровым. Поэтому, разумеется, если Исилдур попадет в беду, тебе не стоит ему помогать. Более того, будь внимателен. Если вдруг он окажется где-нибудь один… думаю, ты догадываешься, что тебе нужно сделать. Эльф кивнул. — Разумеется, а вину можно возложить на кого угодно. Мало ли тут всяких фанатиков по Мордору бродит, если что — так это один из них и сделал. Или еще несчастный случай подстроить… в горах, например, обвалы случаются… — Молодец, правильно мыслишь, — похвалил его бывший герольд Гил-Галада. У Линдира тем временем родилась еще одна идея. — Если же вдруг у нас не получится разделаться с ним в Мордоре… Элронд посерел от злости и хотел было сказать своему прислужнику какую-нибудь колкость, но подручный быстро закончил фразу. -…заманите его к нам в Имладрис и там убейте. Выражение лица Элронда переменилось в считанные секунды — теперь он вместо того, чтобы наорать на подручного, блаженно заулыбался. — Молодец, Линдир, — снова ответил он. — Не забывайте, что у вас во дворце его жена и младший сын, — напомнил ему прихлебатель. Глорфиндейл, который стоял за его спиной и поддакивал, при этих словах встрепенулся. У владыки Имладриса тут же созрел гениальный план. — Так, слушайте меня внимательно и запоминайте, что делать. Конечно, по возможности нам нужно избавиться от Исилдура еще в Мордоре, и тут мы уже все придумали. Если же не выйдет… теперь он король не только Гондора, но и Арнора, и у нас в Имладрисе его родственники. Он обязательно поедет в Арнор, я сам слышал, как он высказывал такие намерения. Здесь у нас два варианта, как действовать: либо заманить его к нам в гости и убить, обставив все как несчастный случай, либо… сделать так, чтобы до Имладриса он просто не добрался! По Средиземью бегает много слуг Врага, на которых можно свалить вину, орки, горные и пещерные тролли, варги, вастаки, кхандцы и харадрим… — Какой вы умный, владыка Элронд! — восхищенно воскликнул Линдир. * Элендур вздохнул с облегчением, когда его отец все-таки вернулся с Роковой Горы живым и невредимым, однако он помнил о замыслах Элронда и понимал, что тот не откажется от идеи претворить в жизнь свой коварный план, тем более что Исилдур так и не уничтожил Кольцо Врага. Поэтому он старался по мере возможности находиться рядом с отцом и внимательно следить за тем, кто подходит к нему близко. Новый верховный король дунэдайн по-прежнему так и не мог рассказать старшему сыну ничего связного о том, что все же произошло на Ородруине, и Элендуру оставалось лишь теряться в догадках. Радость победы омрачилась для нуменорцев еще одним трагическим событием: Валандур получил письмо от подруги своей жены Вардильмэ, которая сообщала, что его супруги больше нет в живых. Постоянные неудачные попытки обзавестись потомством, переживания и слезы по этому поводу очень серьезно подорвали здоровье бедной женщины, и еще до отъезда мужа на войну она тяжело заболела; встретиться снова им, к сожалению, было уже не суждено. Валандур все это время надеялся, что Вардильмэ все же оправится от своего недуга, но ей не помогли ни нуменорское происхождение, благодаря которому дунэдайн были куда более живучими, чем представители других народов, ни лучшие целители. Жуткое известие повергло его в ужас и глубокую скорбь, и целый день он молчал, глядя в одну точку и погрузившись в свои мрачные мысли, а потом сказал Элендуру: — Знаешь, меня с детства учили, что люди, которые живут праведно, будут вознаграждены по заслугам, и их рано или поздно ждет благоденствие. И что же? Когда я женился, то надеялся иметь детей, состариться и умереть в кругу семьи. Теперь мои родители умерли, моя жена умерла, дети тоже либо мертвы, либо даже не родились… я остался один на этом свете, хотя всегда старался поступать так, как меня учили! Тебе не кажется, что я заслужил хоть каплю счастья? Тот подумал, что будь живы его дед или прадед, точно сочли бы подобные речи кощунственными, но не мог не признать, что в какой-то мере Валандур прав, и кивнул. — Конечно… — Теперь мне уже не на что надеяться, — угрюмо произнес убитый горем вдовец. — Так и придется доживать свой век в одиночестве. Ни жены, ни детей, ни родных, да и лучший друг мой, твой отец… — он осекся, но все же продолжил, — ты сам видишь, что с ним творится. Элендур снова кивнул: не было смысла отрицать очевидное и тем более на него обижаться. У дунэдайн не были приняты повторные браки, и если овдовевший харадец или вастак вполне мог взять себе вторую жену, то Верный нуменорец, даже если его супруга умерла меньше чем через год после свадьбы, не оставив ему детей, был благодаря такому обычаю обречен на вечное одиночество. Более того, если арузани и представители других народов спокойно относились к тому, что человек, не состоящий в браке, завел себе кого-то просто для удовлетворения телесных потребностей, то традиции Верных тоже не дозволяли подобного — случись такое, от человека бы в лучшем случае стали все шарахаться, пусть даже и не говоря ничего, и он оказался бы изгоем среди своих, в худшем подвергся бы публичному осуждению. — Ты хоть знаешь, что с твоей семьей и где они похоронены, — ответил он. — У меня же тоже были жена и дети, но я понятия не имею, что с ними случилось — убиты или в плен к морэдайн попали. Одно другого не слаще, вернее, второе даже хуже. В одном я уверен — что их уже давно в живых нет. Остается надеяться, что они хоть умерли без мучений. Так и будем мы с тобой свой век в одиночестве доживать. У меня, правда, хоть братья есть, сейчас война закончилась, так отец с матерью им невест подыщут, у них свои заботы появятся — может, я хоть с племянниками повозиться смогу. — Твой отец в ближайшее время собирается предпринять попытку выкурить из Барад-Дура тех, кто там еще прячется, — опустил голову Валандур. — Я очень надеюсь, что меня там убьют, и на этом мои мучения закончатся. Как-то раз в детстве я слышал рассказ заезжего торговца о том, что некоторые народы верят в преисподнюю, куда после смерти попадают души тех людей, что при жизни совершили много злых поступков. Я думаю, что если эта преисподняя и существует, то она здесь, и чтобы в нее попасть, не нужно совершать злые поступки. Достаточно родиться в неудачное время в неудачном месте, и ты больше не выберешься из этого. Ведь есть люди, которые постоянно творят зло, даже служат Врагу, не чтят ни Валар, ни Эру Единого, и все-то у них благополучно, и жены живы, и дети здоровы, и дом — полная чаша. Нам же вот всем с детства не везет, не помню я в своей жизни ни единого светлого дня. Элендур промолчал; ему подумалось, что покойный дед или прадед наверняка сочли бы слова Валандура вопиющим кощунством — ведь Амандил всегда утверждал, что жизнь прекрасна, что бы ни происходило, и каждый человек должен быть в любых обстоятельствах благодарен Эру Единому за то, что тот ему ее даровал, но, будучи от природы отнюдь не глупым, старший сын Исилдура не мог не видеть очевидного. Чему теперь радоваться бедному Валандуру — тому, что он остался один на всем белом свете? * Исилдур дал своим людям приказ не терять бдительности и, несмотря на то, что Барад-Дур казался пустым и безжизненным, быть предельно осторожными — слуги теперь уже мертвого Врага по-прежнему опасны и могут отомстить, нанеся подлый удар исподтишка. Выждав пару дней, он все же собрал большой отряд, состоящий из наиболее отважных людей и эльфов, вызвавшихся пойти добровольцами, и отправился с ними в крепость Саурона. Среди тех, кто решился первыми войти во врата Барад-Дура, были также Линдир и Глорфиндейл, но они пошли за Исилдуром отнюдь не потому, что славились своей храбростью. Их повелитель дал им наказ всячески следить за происходящим, по возможности стоя позади, и ни в коем случае не вмешиваться, если кто-то из прислужников Саурона станет убивать верховного короля дунэдайн, а если представится возможность, то и незаметно прикончить его самим, естественно, свалив вину на кого-нибудь другого. Валандур и Арандур тоже добровольно вызвались пойти со своим королем, но если Арандур сделал это лишь по причине того, что был всецело предан Исилдуру и считал, что обязан ему и жизнью, и спасением от страшной участи прислужника зла, то окончательно отчаявшийся и убитый горем Валандур в душе надеялся на то, что во вражеской цитадели его просто убьют, и на этом все его мучения закончатся. Люди и эльфы Запада беспрепятственно вошли в крепость, которую никто не оборонял. Исилдуру, державшему меч наготове, показалось, что ворота и закрыты-то были наспех, скорее просто для виду, а не для того, чтобы никто не мог проникнуть внутрь. Неужели Барад-Дур и в самом деле покинут, и это не ловушка? Что все это может значить? — Будь очень внимателен, — настоятельно попросил он старшего сына, который держался рядом с ним. — Враг хитер и коварен, и это может быть западней. Я не верю в то, что все его слуги до последнего покинули крепость, и кто-то из них вполне может, прячась за углом или еще в каком укромном месте, воткнуть тебе меч в спину. — Нет, отец, не похоже, чтобы здесь кто-то был, — недоверчиво ответил Элендур, пристально осматривая пустой крепостной двор. — Разбежались Сауроновы слуги, как только узнали, что ты его прикончил. — Не будь наивным, — жестко оборвал его Арандур. — Я в свое время вынужден был провести всю юность среди фанатиков, которые поклонялись Тьме, и знаю, что это за личности, да и некоторые их секреты тоже мне известны. В те годы я слышал в Храме от старших жрецов, что Барад-Дур — не просто крепость, а настоящий лабиринт, и тут есть великое множество подземных ходов, из которых на нас может вылезти все что угодно. Так что держи ухо востро, а оружие в руках! Исилдур переменился в лице и угрюмо сдвинул брови. — Он все правильно говорит, — поддержал он Арандура. — Элендур, смотри по сторонам, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Тот едва заметно кивнул. Он заметил, что отец, как ни странно, в этот день ведет себя с раннего утра вполне адекватно, но не имел никакого понятия о том, почему он все время так опасается за его жизнь и недавно не взял его с собой на Ородруин — ему казалось, что это обычное беспокойство родителя за своего ребенка, ну да, может, чуть более сильное, чем у всех, но отец все-таки не совсем в себе. Естественно, что в случае серьезной опасности любой человек, имеющий в груди сердце, а не камень, безо всяких оговорок пожертвует собой ради своего сына или дочери — и он сам поступил бы именно так, если бы смог защитить кого-то из своих детей во время нападения на Минас Итиль. Однако Исилдур никогда не говорил старшему сыну о повторяющихся ночных кошмарах, которые преследовали его со времени появления Элендура на свет, когда-то и дело ему виделось, как Саурон его убивает — то еще совсем младенца, то уже взрослого. Теперь Враг был уже мертв, но можно ли считать, что опасность миновала? С него станется нанести внезапный удар даже из могилы руками своих фанатичных приспешников. — Хорошо, отец, ты тоже береги себя. Внутри крепость тоже оказалась совершенно пустой, кроме того — она произвела на Верных очень странное впечатление. Элендур сразу вспомнил свое бегство из Нуменора, и ему показалось, что враги покидали Барад-Дур явно не в спешке, похватав самое ценное, что можно сунуть в сумку или заплечный мешок и бежать. Никаких опрокинутых стульев, раскрытых шкафов, из которых вывалено на пол все содержимое, крепость выглядит… странно даже так думать — как обычный жилой дом, будто прежний хозяин выставил его на продажу вместе со всей мебелью, а личные вещи забрал с собой на новое место. Мордорцы просто ушли отсюда, причем ушли тихо и спокойно, а не бежали в спешке, объятые ужасом. И что же все это означает? — Если увидите где еду или напитки, не вздумайте трогать, — строго предупредил своих людей Исилдур. — Даже если вам очень хочется пить, пейте только из своей фляжки. Мордорцы могли нарочно отравить все съестное, откусите от румяного яблочка, тут вам и конец в страшных мучениях придет. Арандур поморщился. — С них станется. Мой отец в Тайной Страже служил, так он время от времени именно этим и развлекался — его подручные морили арестованных голодом и жаждой, а он потом играл в добренького и предлагал им кусок хлеба или стакан воды. Те с жадностью хватали угощение, но не подозревали о том, что оно отравлено — человек выпивал воду и умирал в чудовищных мучениях, а морэдайн это казалось очень смешным: папаша мой вечером домой приходил и хвастался своими «подвигами», при этом мать его слушала и тоже веселилась! Если увидите что-нибудь подозрительное, красивое или интересное, тоже ни в коем случае к этому не прикасайтесь, а то возьмете со стола серебряное блюдо, и под вами пол провалится, — добавил он. — Вы мои слова мимо ушей не пропускайте, — он заметил недоверчивое выражение на лицах двух молодых воинов, — я среди слуг Саурона все детство провел, знаю некоторые их милые хитрости. С виду-то все безобидно, а как дотронешься до обычной вещи, так прощайся с головой. Исилдур утром того дня и в самом деле чувствовал себя немного лучше, чем обычно — ночью ему необъяснимым образом удалось поспать на пару часов дольше, и теперь он даже мог относительно адекватно воспринимать реальность. Его друзья и старший сын, понимая его состояние, старались по мере возможности поддерживать безумца, в душе надеясь на то, что рано или поздно к нему вернется разум, и он станет прежним. Сегодняшний день вселил в их сердца надежду: неужели у Исилдура все же есть возможность прийти в себя? Помня о том, что замыслил Элронд, Элендур в оба глаза следил за Линдиром и Глорфиндейлом; пока что их поведение не вызывало у него подозрений, но он все равно старался не расслабляться, поскольку ему одновременно приходилось приглядывать за отцом, смотреть, чтобы из-за угла на них не напали вооруженные враги, и не спускать взгляда с прислужников Элронда. Еще никогда в своей жизни старший сын Исилдура не испытывал такого страха: даже в Нуменоре, живя в окружении арузани, он чувствовал себя в большей безопасности, потому что, по крайней мере, знал, что это враги и от них ничего хорошего ждать не приходится. Тут же зло против них замыслили те, кого они считали друзьями и союзниками, а Элронд, если судить по его словам, так вообще добил на Роковой Горе раненого Гил-Галада. Воины Запада осматривали зал за залом, комнату за комнатой, но так и не обнаружили там никаких признаков жизни. Напротив, все, как и показалось Элендуру с первого взгляда, выглядело так, словно обитатели Черной Крепости покинули ее вполне сознательно, забрав все самое ценное, а бросили лишь то, что не жалко, да и нести тяжело. Интересно, куда они все-таки ушли? Может, у них есть какое-то тайное укрытие или они прячутся в подземных ходах, о которых говорил Арандур? Своими подозрениями он, недолго думая, поделился с отцом. Тот, внимательно выслушав сына, отдал добровольцам новый приказ — тщательно осмотреть все крепостные сооружения на предмет наличия возможных подземных ходов и укрытий, но, поскольку здание было далеко не маленьким, отряду пришлось разделиться. Элендур поначалу вздохнул с облегчением, когда Линдир и Глорфиндейл свалили в южную часть крепости, но тут отец велел ему самому взять с собой часть отряда и проверить нижние ярусы северной части. Это ему совсем не понравилось, потому что он не хотел оставлять своего отца одного. — Прости, пожалуйста, — робко проговорил он, боясь, что тот разозлится, — но я бы хотел быть рядом с тобой и прикрывать тебе спину. Мало ли что. — Не надо, — жестко ответил Исилдур. — Отец, я тебя умоляю… Тот сразу вспомнил свои кошмары с участием Саурона, и страх вернулся в его сердце с новой силой. Нет, такого он допустить не может — только не Элендур! После гибели Нуменора привычный мир разрушился, разлетелся в пыль, а на смену прежним чувствам пришла пустота, которая поглотила его почти целиком, не оставив ничего, кроме невыносимой боли. Трудно было начать все сначала теперь уже на материке, но у него были отец, мать, брат, жена, дети, друзья, и это позволяло ему хоть как-то держаться. Однако есть люди, над которыми как будто с самого рождения навис какой-то злой рок, и их преследуют постоянные несчастья: Исилдуру время от времени казалось, что он как раз один из них. Стоило ему спастись от Ар-Фаразона и морэдайн, как сначала умерла мать, потом в бою за Минас Итиль погибла вся семья Элендура, мордорцы убили Анариона, Саурон разделался с отцом… он просто не мог позволить старшему сыну стать очередной жертвой козней Врага. Он чувствовал себя в ответственности за его жизнь и благополучие, и теперь, с одной стороны, он был не в состоянии постоянно прятать Элендура от всех опасностей и невзгод — все-таки он взрослый мужчина и воин, и в глазах других людей такое было бы несусветным позором, покойный Анарион вон уже выставил себя на посмешище, с другой — как отец Исилдур был обязан сделать все возможное для того, чтобы спасти его от смерти. Повинуясь внезапно вспыхнувшему ужасу, он резко развернулся, схватил старшего сына за плечи и встряхнул его с такой силой, что тот с трудом удержался на ногах, ударившись спиной о каменную стену с выложенной на ней мозаикой из вулканического стекла; тяжелая кольчуга Элендура звякнула на удивление противно и жалобно. — Я сказал — нет, — грубо бросил он, в то же мгновение пожалев о таких резких словах — все-таки перед ним его родной сын, самый близкий на свете человек! Элендур смотрел на него не то с удивлением, не то с печальным укором, и Исилдур сразу почувствовал себя еще более неуютно. — Прости, — смягчился он. — Я не хотел на тебя кричать, но ходить со мной действительно не надо. Со мной идет Валандур, и мы, если что, от врагов отобьемся. Если же не отобьемся… по крайней мере, ты останешься в живых, потому что кто-то должен править нашим народом и увести наше войско из Мордора! Кто-то должен жить, не ты, так я, — голос его сейчас звучал почти умоляюще. — Иди, куда я сказал. Арандур отправится в западное крыло крепости, Валандур со мной вон туда. Старший сын Исилдура снова печально кивнул. — Хорошо, отец, как ты скажешь. Только… береги себя. * Исилдур и Валандур внимательно осмотрели всю восточную часть крепости Врага; день уже начинал клониться к закату, и они чувствовали себя изрядно уставшими, зато это занятие, по крайней мере, сильно отвлекло Валандура от тяжелых мыслей о его неудавшейся семейной жизни. — И не лень же Саурону было все эти бесконечные коридоры и залы строить, — угрюмо проворчал себе под нос кто-то из нуменорцев. — Кажется мне, что мы, мой король, так тут ничего и не найдем. — Не найдем и не найдем, значит, просто вернемся в лагерь, а потом снесем все здание до основания, — ответил Исилдур, которому, впрочем, почему-то упорно казалось, что в крепости кто-то или что-то есть. — Все равно бдительности не теряйте. Мы еще не знаем, что остальные в Барад-Дуре обнаружили, не хочется о таком думать, но их может уже и в живых не быть. — Хм, мне кажется, в этой части крепости на нижних ярусах всего лишь хозяйственные помещения, — успокоил его Валандур. В какой-то момент Исилдуру и самому показалось, что так оно и есть, пока в одной из опустевших запыленных комнат, которая, судя по всему, раньше была кладовой, он не заметил дополнительную дверь в стене — низенькую, маленькую, от силы в половину человеческого роста. В глаза ему бросилось то, что паутина на ней была совсем недавно сорванной — судя по всему, туда кто-то заходил! — Мой король, мне кажется, нам пора возвращаться, — напомнил ему один из воинов, — скоро стемнеет. — У нас с собой факелы, — ответил Исилдур и покрутил ручку сначала влево, потом вправо. Дверь открылась, и за ней глазам нуменорцев предстала каменная лестница, ведущая куда-то вниз. Кто-то ахнул от удивления. — Вот мы и нашли то, что искали, — удовлетворенно произнес верховный король дунэдайн. — Арандур был прав насчет подземных ходов. Я пойду туда. Кто хочет — за мной, силой никого тащить не стану, это может быть более чем опасно. Недолго думая, он зажег факел и, держа его в правой руке, а меч в левой, решительно шагнул вперед. Чтобы пройти в низкую дверь, ему пришлось согнуться вдвое, но сразу за порогом потолок снова стал выше, и он смог выпрямиться. Валандур, не колеблясь ни единого мгновения, последовал за ним. Лестница оказалась довольно длинной, и внизу было сыро и холодно — неудивительно, все-таки это подземелье, тут не может быть ничего приятного. Исилдур все сильнее ощущал чье-то присутствие в этом месте, и ему это совершенно не нравилось. — Мне кажется, что здесь кто-то есть, — сказал он Валандуру. — Будь осторожен, мне это не нравится. Они шли, шли и шли — дорога казалась бесконечной, но пока что они так никого и не встретили. Дальше длинный подземный ход разделялся на два коридора; несмотря на свое недавнее желание поскорее умереть, лучший друг Исилдура ощутил леденящий страх — а что, если в этом темном мрачном подземелье их завалит песком и землей, осыпавшимися с потолка, и они медленно умрут от удушья, будучи не в силах позвать на помощь? Что, если заблудятся во вражьем лабиринте и не найдут дорогу назад? — Куда теперь? — спросил он. — Направо, налево? — Давай направо, — Исилдур сказал первое, что пришло в голову. — Наверное, я все-таки ошибся и тут никого нет. Пройдем вперед немного, а потом вернемся. Элендур там уже небось с ума от страха сходит и думает, что со мной что-то случилось. — Хорошо, — чуть слышно ответил его товарищ, которого вместо мыслей о смерти уже волновало, как они выберутся из этого жуткого места. — Завтра же нужно заняться сносом здания. Если в подземных ходах и осталась какая нежить, она просто не выберется наружу, и все — тихо сдохнет в темноте. — Или останется влачить жалкое существование в развалинах Барад-Дура, — возразил Исилдур. — Вражьих тварей так просто не убить. Внезапно огонь факела высветил впереди каменную стену — коридор оканчивался тупиком — и небольшое углубление, в котором нуменорцы заметили чьи-то фигуры; это явно были люди либо орки. Крепко сжимая в руке меч, король дунэдайн повернулся лицом к возможным врагам, успев подумать о том, что чутье все-таки его не обмануло, и встретился взглядом с одним из них. Это мгновение он запомнил навсегда: перед ним стоял не морадан или орк, а невообразимой красоты светловолосая эльфийка, почему-то облаченная в харадский доспех. Ее зеленые глаза были полны решимости, затаенного страха и отчаяния и вместе с тем какого-то пронзительного внутреннего света, а в руке она сжимала обнаженный меч, который безо всякого страха наставила на застигнувших ее врасплох врагов. Второй враг оказался харадкой лет двадцати пяти тоже в полном боевом облачении. Впервые в жизни Исилдур растерялся и не знал, что делать — он никогда в жизни не дрался с женщинами и уж тем более их не убивал, разве что совершенно случайно, когда в горячке боя ты не разбираешь, кто бросился на тебя с оружием. Возможно, для него все могло бы в этот вечер закончиться очень плохо, но положение спас Валандур: он, по всей видимости, понял, что харадка — далеко не опытный воин, и, выбив у нее из руки оружие, приставил ей к горлу экет. — Бросай меч, — обратился он к золотоволосой эльфийке, — и она не пострадает. Мы не воюем с женщинами. Тронешь кого-то из наших — умрете обе. Исилдур по-прежнему стоял в безмолвии; наверное, если бы эта женщина сейчас и в самом деле попыталась его убить, он оказался бы не в силах дать ей отпор. Что делает такое прекрасное воплощение самого света в сердце твердыни Тьмы и средоточии зла? Неужели это снова козни Врага? Ему внезапно вспомнилась картинка из старой книги, что он читал еще в Нуменоре: такая же прекрасная эльфийка со светлыми волосами. Был бы у него тогда выбор… Эльфийка тем временем сначала внимательно посмотрела на Исилдура, потом на свою дрожащую от ужаса спутницу и медленно опустила — даже не бросила — свое оружие на землю. — Не трогайте ее, — сказала она, дерзко и смело глядя Валандуру в глаза, в ее движениях и манере держаться были заметны и гордость, и несгибаемая сила. — Я сдаюсь. Отпусти Айор. Кто-то из воинов протянул Валандуру веревку; тот убрал меч от горла харадки, но связал ей руки за спиной. Исилдур молчал, не сводя глаз с эльфийки, и не говорил ни слова. Та окинула нуменорцев снисходительным взглядом. — Вы обе пойдете с нами, — резко бросил Валандур и повернулся к своим за второй веревкой, но светловолосая лишь презрительно повела плечом. — Боишься меня, да? Не трудись, мне можешь руки не связывать, я пойду с вами сама, если только вы пообещаете мне не трогать Айор. — Договорились, — Исилдур наконец-то вмешался в происходящее. — Ты идешь с нами, но только попробуй что-нибудь вытворить. Нас много, и у нас оружие. Та нехотя кивнула. — Я надеюсь, в этом не будет нужды.