Золотой рассвет. Часть 3. Начало Эпохи

Наутро Андвир, проснувшись в одной постели с Зимрамит, почувствовал даже не стыд, а скорее неловкость — он не знал, как на это отреагируют Морнэмир и все остальные, но те, к его большому удивлению, сделали вид, будто ничего особенного не происходит. — Да, представляю себе, что будет, если об этом узнает твой отец, — сказал он девушке, но та только посмеялась над его словами. — Ничего он никому не сделает, ни мне, ни тебе. Чтобы вывести его из себя, нужно что-то гораздо более серьезное, нежели такие мелочи. Можешь быть уверен, скорее всего ему будет просто все равно. В том, что она говорит правду, Андвир вскоре убедился на деле: примерно через четыре дня в Найр неожиданно пожаловал Саурон, у которого было какое-то сверхважное дело к племяннику. Юноша решил не тянуть время и, собравшись с духом, честно признался Черному Властелину во всем. — Я не хочу никого позорить, — сказал он, покорно опустив голову в ожидании самого худшего, — поэтому все в вашей воле. Если на то будет ваше позволение… — Так, милый зять, — с легкой улыбкой ответил майа, — я тебе прямо скажу: я не Тингол, и страдать всякой хренью мне и недосуг, и неохота, это папаша Лютиэн был мудаком — видимо, из-за переизбытка свободного времени дурью маялся, Сильмарилл ему захотелось, как от наглости рожа не треснула. Я бы на месте Берена спросил, ему часом жеваной морковкой в рот не плюнуть? Ты мне, если есть время и возможность, лучше помоги. Хотите пожениться — потом поженитесь, когда я уеду, а то мне не особо-то до вас. Сейчас Морнэмир позовет сюда своих помощников, объясню, в чем дело. Андвир вздохнул с облегчением — все и в самом деле оказалось совсем не страшно, хотя он в принципе почему-то, как ни странно, даже и не ожидал другого. — Чем именно вам помочь? — Я тут решил поставить небольшой опыт, чтобы в обозримом будущем устранить одного нехорошего человека, — пояснил Саурон. — Ничего такого прямо страшного, но не могли бы вы тут совместными усилиями наловить мне мышей побольше, пока я буду подбирать ингредиенты? — Побольше — в смысле много или просто покрупнее? — уточнил юноша. — Покрупнее, конечно, толку от мышат будет маловато, они же малюсенькие совсем, так что ловите взрослых мышек, надо их мне… ну, пожалуй, штучек двадцать. Потом, если потребуется, еще наловите. Короче, объясню, в чем дело. У тебя братья и сестры есть? — Была старшая сестра, но умерла в родах, — ответил Андвир. — Вы с ней хорошо ладили? — Да, вполне… — У меня они тоже есть, но одного из своих братьев я не слишком люблю — к сожалению, на то есть веские причины. Так вот, я с некоторых пор надеялся, что больше никогда его не увижу, однако сильно ошибся — совсем недавно он снова объявился в Средиземье. Вот и задумал я если не избавиться от него, так проучить так, чтобы мало ему не показалось. Предупреждаю сразу — не вздумай его жалеть, тот еще гад. Юноша был заинтригован. — И что же он натворил, что вы его так ненавидите?! Саурон, поняв, что нашел в лице своего новоявленного родственника благодарного слушателя и наверняка сочувствующего, долго и пространно расписывал Андвиру подвиги милого братца во времена Войны Могуществ, естественно, не забыв слегка приукрасить подробности и выставить действия Курумо не случайной досадной ошибкой, а злонамеренным вредительством. Тем временем Морнэмир по просьбе дяди позвал к нему Менельдура и Исилендила — тот почему-то захотел побеседовать по душам именно с этими его помощниками. — Вот что я вам скажу, молодежь, — медленно проговорил Черный Майа, многозначительно смерив их холодным мрачным взглядом. — Я прекрасно знаю, кто вы такие и чьи вы дети, Морнэмиру не стоило даже пытаться мне лгать — обмануть меня попросту невозможно, это я умею отлично обманывать всех, кого пожелаю. Исилендил отшатнулся и крепко прижал к себе Менельдура — оба ждали самого худшего, ну что ж, если умирать, так вместе. Саурон глумливо рассмеялся. — Ага, испугались. Какие мы нежные. А теперь слушайте меня внимательно. Наш гребаный дальний родственничек Элронд, который несказанно меня бесит, в очередной раз плетет свои интриги, а вашим отцу с дедом довелось на свою беду стать свидетелями того, как этот свинячий выблядок пытался убить Гил-Галада. Естественно, владыка Имладриса, — с язвительным омерзением добавил он, — не собирается оставлять в живых людей, которые невольно узрели его мерзости. Поэтому слушайте мой приказ. Пока мы не разберемся с этим ушастым скотом, никто из вас не покинет этот город. Без моего позволения отсюда не высовывайтесь, и это касается не только вас, но и моих детей и племянника. Надеюсь, у вас хватит благоразумия тем более ни в коем разе не показываться в Гондоре. Сейчас мне надо переговорить с глазу на глаз с моим племянником, а вы пока добудьте мне мышей. Увидимся завтра после обеда у Морнэмира в лаборатории. Всем все понятно? Тогда до встречи. Когда он ушел, Менельдур и Исилендил осторожно огляделись, словно опасаясь нападения невидимых врагов или подлого удара в спину. — Жуть какая, — наконец прошептал Менельдур странным, каким-то упавшим голосом. Андвир с явным недоумением пожал плечами. — Я не понимаю, чего вы его так боитесь. По-моему, отец Зимрамит совсем не страшный, мне показалось, что с ним очень интересно. — И что ты теперь собираешься делать? — буквально в один голос спросили братья. — Как что? Мышей ловить, как он просил. Где там у нас лежали мышеловки? И принесите сюда из кладовой сыр. * Через некоторое время Андвир пошел проверять мышеловку и понял, что его усилия не пропали даром: в ловушку попалась довольно крупная мышь. — Ого, хороша, — оценил добычу Исилендил. — Давай-ка, вытряхивай ее вот в этот ящик и будем ловить новых. Две другие ловушки тоже не были пусты, но там доедали остатки сыра не взрослые мыши, а мышата-подростки. Эти в дело не годились, и Андвир выбросил обоих в сад. Продолжив облаву, за сутки он наловил десять больших мышей и поздним вечером следующего дня с чувством глубокого удовлетворения понес их Саурону. Тот ждал его в лаборатории у своего племянника, на столе были разложены какие-то незнакомые юноше растения — видимо, ингредиенты для будущего зелья, которые майа время от времени подбрасывал в висящий над огнем котелок. — Вот, Властелин, смотрите, — сказал он, приоткрывая ящик, — такие вам подойдут? Тот широко улыбнулся. — О да. Прекрасные мышки. Сейчас будем проводить опыт. Он, правда, не очень приятный, даже жестокий, но дело того стоит. Поясню, что я собираюсь сделать: сварить один эликсир, вызывающий стремительное старение живых организмов. Сначала испробуем отраву на мышах, а если подействует, то будем применять по мере необходимости. Надеюсь, что мой милый братец не нарисуется на горизонте, а если вздумает, так ему же будет хуже. Андвир поднял на него круглые от изумления глаза. — В смысле? Как вы собираетесь его этим отравить?! Он же майа и не стареет! Саурон злорадно ухмыльнулся, его взгляд не предвещал ничего хорошего. — Мыши от этого зелья в теории должны откинуться, причем очень быстро. Обычному человеку твоих лет хватит одного дня, чтобы состариться и тоже загнуться. Картина будет еще та — утром он еще молод и полон сил, к обеду — средних лет, а вечером может готовить себе гроб, да только и гроб может не понадобиться — все тело в прах рассыплется и истлеет. Что же до моего милого братика… сдохнуть-то он не сдохнет, но выглядеть будет примерно как обычный смертный не просто преклонных лет, а вообще одной ногой в могиле, и чувствовать себя… соответственно. Седина, морщины, память подводит, все кости и суставы болят… ха, представляю себе это зрелище. — Ну если этот Курумо такой гад, как вы его описали, так он еще и не то заслужил, — неожиданно поделился своими соображениями Андвир; казалось, он сам удивился тому, что ляпнул, однако Черный Майа при этих его словах удивился не меньше — в кои-то веки раз хоть кто-то его не испугался. — Он-то заслужил, пусть лучше не попадается мне на дороге, — довольно решительно ответил Саурон, поскольку всю жизнь считал, что ему есть за что ненавидеть брата. — Я рецепт этого эликсира уже давно придумал, все руки не доходили попробовать в деле, а тут как раз, возможно, представится случай! — Можно спросить? Черный Майа заинтересованно поднял брови. — И? — Вот вы говорите, что давно это придумали, — с недоумением произнес Андвир, — а ведь могли сделать куда проще. Не воевать с тем же Элендилом, а подлить ему еще в Нуменоре полстаканчика… — Ну, вот этого не надо, — возразил майа, — родственник у меня, конечно, тот еще и прославился своей тупостью едва ли не на все Средиземье, но я не до такой степени его ненавижу, глупость — это не подлость и за нее не убивают. Меня надо очень сильно достать или разозлить, чтобы я испробовал на ком-то эту отраву, и теперь все зависит от самого Курумо, будет ли он путаться у меня под ногами или благоразумно решит не показываться мне на глаза. Ладно, приступим к делу. Сейчас я отолью немного отравы в чашку, чтоб остыла, — он потянулся за половником, — а ты давай сюда первую жертву. Андвир мышей не боялся и спокойно сунул руку в ящик со зверьками. — Держи мышь правильно, а то за палец укусит, — посоветовал ему Саурон. — А я умею, я их в детстве в сарае ловил, — в кулаке у его добровольного помощника пищала крупная мышь. Черный Майа взял маленькую ложечку, зачерпнул немного варева, подул на него, чтоб остыло, влил несколько капель в рот мышке. — Итак, ждем результата… посади-ка ее сюда, в пустой графин. Юноша опустил мышку в графин; она буквально пару мгновений побегала по дну сосуда, потом села, ее шерстка стала выглядеть заметно хуже, после этого завалилась на правый бок и умерла, а в итоге ее тело быстро истлело и рассыпалось прахом на глазах у изумленного Андвира. — Действует, — торжествующе произнес Саурон. — Доставай вторую. Вторую мышь постигла печальная участь первой — за считанные мгновения она состарилась, умерла и превратилась в пыль. Майа этот результат, впрочем, оставил не слишком довольным — он понял, что переборщил с некоторыми ингредиентами, и, попросив Андвира перелить первую порцию яда в большую бутылку с пробкой, сварил новую. Эта оказалась куда лучше — подопытные мыши скончались приблизительно за час. — Вот этот отвар годится, — Саурон был в восторге. — Перелей его тоже в бутылку, только в другую, вон в ту, поменьше, из красного стекла, а всех оставшихся мышей выброси в сад, пусть живут дальше, невезучие послужили науке. Андвир поспешил выполнить просьбу; как ни странно, во время работы юноша не ощущал совершенно никакого утомления — наверное, в силу того, что был очень увлечен опытом, но теперь внезапно почувствовал, что на него обрушилась жуткая усталость, словно он целые сутки таскал камни из каменоломни. Он сел на табуретку возле стены, думая о том, что у него уже слипаются глаза. Саурон рассеянно улыбнулся, глядя сквозь идеально чистое стекло — недаром Морнэмир был помешан на чистоте — в усыпанное звездами ночное небо. — Иди спать. Уже поздно. — Да, конечно, — растерянно пробормотал юноша и пошел прочь, даже забыв закрыть за собой дверь. Тихо прокравшись к себе, он не стал зажигать огня, а ощупью нашел кровать и лег рядом с Зимрамит. По всей видимости, было уже далеко за полночь, потому что она уже давно крепко спала и даже не пошевелилась, когда он осторожно натянул на себя одеяло. * Двое младших братьев Элендура, Аратан и Кирьон, старались в это тяжелое время держаться по возможности на достаточном расстоянии от всего происходящего; они понимали, что творится, и им обоим отнюдь не хотелось попасть своему полубезумному отцу под горячую руку. Тиндомиэль, жена их покойного дяди, в последнее время была слишком поглощена собственным горем, поэтому на понимание с ее стороны им рассчитывать не приходилось, тревожить попусту старшего брата, который и так принял на себя весь ужас каждодневного общения с не совсем вменяемым родителем, им не хотелось, поэтому Кирьон замкнулся в себе и мог порой молчать целыми днями, а Аратан искал отдушину в своем любимом занятии — музыке, чем навлек на себя гнев вечно расстроенной и злой тетки. Как-то раз Тиндомиэль, застав племянника за игрой в одном из дворцовых залов, не сдержалась и высказала ему все, что о нем думает. — Опять веселишься, да? Мой муж и твой дядя тоже любил музыку, да только его больше нет в живых! Я бы на твоем месте после этого вообще постеснялась бы брать в руки инструменты из уважения к его памяти! Бессовестный! — Вообще-то я еще не мертв, и я не обязан отказываться от того, что я люблю, только потому, что мой родич, который тоже это любил, погиб в Мордоре! — довольно резко парировал юноша. — Если так рассуждать, то все менестрели Арды должны забыть о музыке и песнях, потому что кто-то из них взял да умер, а из уважения к его памяти все обязаны соблюдать пожизненный траур! Лицо Тиндомиэль исказилось яростью — Аратану показалось, что она однозначно влепила бы ему пощечину, если бы не опасалась пересудов придворных, но он попросту не понимал, в чем провинился. Да, ей тяжело, она потеряла любимого мужа, но что теперь — всем остальным не жить? На месте дяди Анариона с тем же успехом мог оказаться он сам, смерть в бою не выбирает, но ему вряд ли бы понравилось, если бы все непонятно почему стали после его гибели отказываться от обычных повседневных радостей. — Тогда проваливай со своей лютней туда, где я тебя не увижу и не услышу! — буквально выкрикнула она в лицо племяннику. — У меня от твоей музыки голова болит, я спать не могу! — А кто вам мешает спать ночью, а не днем? — фыркнул юноша. — Ложитесь вовремя, а не на рассвете, и голова болеть не будет! — Ты еще дерзишь?! — возмущенно воскликнула она, руки ее сжались в кулаки, и она хотела было сказать племяннику еще что-нибудь резкое, но внезапно передумала, развернулась и пошла прочь. Как-то раз рано утром Аратан увидел из окна дворца, как его отец со старшим братом куда-то уезжают, взяв с собой небольшой отряд; он ничего не понял, потому что ему они ни о чем не сообщили, Кирьон тоже оказался не в курсе дела, и им оставалось только ждать их возвращения. Примерно через неделю король и его старший сын благополучно вернулись в Гондор; выяснилось, что Исилдур ездил выяснять отношения с Эррахом — предводителем тех людей, что обещали прийти на помощь дунэдайн в недавней войне с Сауроном, но не сдержали клятву. — Что случилось? — Аратан, увидев своего старшего брата с круглыми от страха глазами, ничего не понимал. — На тебе лица нет. Элендур ответил не сразу; казалось, ему просто не хватает сил объяснить, что именно произошло. — Такое случилось, что тебе и представить сложно, проговорил он. — Отец и так не в себе, а на днях вообще был ужас. Он во всеуслышанье проклял Эрраха. Его брат едва не выронил лютню. — В смысле? — Да в прямом. Слово за слово, они поругались. Потом отец обвинил его в предательстве. Эррах начал объяснять, почему решился на такое… он говорил, что опасался мести Саурона и его прислужников, потому что не то морэдайн, не то вастаки подсылали к нему каких-то странных людей и неоднократно красноречиво намекали на то, что ему не поздоровится, если он приведет свои войска на помощь дунэдайн. Отец, естественно, даже не стал его слушать — снова назвал предателем. Эррах сказал, что он безумен и он не желает больше с ним разговаривать, но тогда случилось самое страшное. Отец стал призывать на голову вероломного лгуна все мыслимые и немыслимые проклятия, а ладонь при этом держал на том медальоне, что всегда носит на груди. И вот потом… я не понимаю, почему, но мне так дурно стало, что даже в глазах потемнело, и всем нашим воинам, кто был рядом, тоже. Эррах так вообще без чувств на пол свалился. Не знаю, я не могу это объяснить. Аратан, выслушав брата, сам некоторое тоже не мог подобрать слов, чтобы выразить свое отношение к произошедшему. — Ну и ну… Эррах, конечно, тоже хорош… он и в самом деле не сдержал слово, пусть со своей стороны, возможно, и считает себя правым, но отец не должен был так поступать. — А что бы сделал ты сам на его месте? — неожиданно перебил его Элендур. Тот пожал плечами. — Да ничего. Просто сделал бы вид, что этого человека для меня не существует. Не только отношения с ним выяснять бы не стал и к нему бы не поехал, но и при случайной встрече бы не поздоровался и руки бы ему не подал. Я, конечно, понимаю, что у него были, как ты говоришь, свои причины, но вероломство остается вероломством, а клятвопреступник клятвопреступником. Однако вот что меня настораживает… отец просто произнес какие-то слова, но почему всем вам стало так плохо? Что у него в этом медальоне? Элендур растерялся — он был посвящен в тайну своего отца, но не знал, вправе ли раскрывать ее младшему брату. — Я даже не знаю… — с недоумением проговорил он. — Он всегда носит его при себе, но ничего никому не говорит. И ты не спрашивай. — Не буду, я же не дурак, — заверил его Аратан. — Только мне это с каждым днем все больше не нравится. Знаешь, какие слухи по Гондору ходят? — Какие же?! — не то растерянно, не то взволнованно спросил Элендур. Аратан посмотрел в окно на затянутое тучами небо, печально вздохнул. — Говорят, будто Враг околдовал нашего отца на Огненной Горе.