Золотой рассвет. Часть 3. Начало Эпохи

Время шло, почти незаметно пролетел март, за ним апрель, и в какой-то момент Аллуа, несмотря на свои попытки сохранить все хотя бы относительно в тайне, уже не смогла скрывать свое интересное положение. Исилдур, поняв, что происходит, не сказал ей ни единого слова, словно просто не знал, как ему быть, она же изо всех сил старалась не попадаться на глаза никому из его детей и приближенных, поскольку отлично осознавала, что они вряд ли будут рады подобному. Как-то раз ей все-таки не повезло, пусть она большую часть времени и не выходила из своих покоев, наткнуться на второго сына Исилдура — Аратана; он остановился и стал рассматривать ее бесцеремонно и проницательно. — Я много слышал о чародействе Саурона, — сказал он, — но не думал, что дойдет до такого. Аллуа непонимающе пожала плечами. — И при чем тут, собственно говоря, Саурон? — усмехнулась она. — Уж извини, я никак не хотела стать черной полосой в вашей правильной жизни. Ты все-таки уже взрослый, сам должен понимать, в чем дело и что творится с твоим отцом. Аратану в этот миг изменили его обычные сдержанность и миролюбие. — Убирайся вон из нашего дома, — в иных обстоятельствах он бы наверняка выкрикнул эту фразу во всеуслышанье, но сейчас опасался, что в очередной раз нарушит покой Тиндомиэль, которая в последнее время не скрывала своей неприязни к племянникам, или навлечет на свою голову гнев отца. — Чтоб я тебя после нашего возвращения из Арнора здесь уже не видел, ни тебя, ни тем более твоего выродка! К его удивлению, Аллуа не испугалась, не отшатнулась, не сдвинулась с места — она смотрела на него с ледяным спокойствием, словно они беседовали о чем-то совершенно обыденном. — Можешь не беспокоиться, — ответила она, как ему показалось, почти равнодушно. — Я тебе обещаю, что больше ты меня не увидишь, да и никогда впредь обо мне не услышишь. Если бы не твой отец, уж поверь, меня бы здесь давно не было, и никто о том, что между нами произошло, в жизни бы ничего не узнал. Молчать я отлично умею. Аратан внезапно почувствовал жгучий стыд и угрызения совести от того, что только что наговорил этой женщине — как-никак его воспитывали в строгости, внушая, что он должен быть всегда со всеми вежлив и учтив, вне зависимости от ситуации, но тотчас постарался мысленно себя успокоить: в конце концов, она не просто его недруг и наверняка причастна к колдовству Врага, о котором в Гондоре ходят жуткие слухи, но и переступила через все возможные запреты, а поэтому он сделал все правильно. — Уж надеюсь, — прошипел он сквозь зубы. Аллуа стало его жалко — в конце концов, парнишка не виноват в том, что его отец не совсем в себе, можно только догадываться, чего он натерпелся за всю свою жизнь от непредсказуемого безумца, да и Элендил, если судить по тому, что изредка говорил о нем Исилдур, порой вел себя не лучше. — Я тебя отлично понимаю, — сказала она, глядя на гондорского принца, который выглядел растерянным, обиженным и потрясенным, хотя, по идее, такие чувства в этот миг больше пристали бы ей самой. — Ты хочешь, чтобы я ушла и никогда больше не появлялась в вашей жизни. Еще раз могу уверить тебя в том, что именно так я и поступлю. Удачи тебе и всем твоим близким, уж поверь, я никому из вас зла не причинила и делать этого не собиралась. Она повернулась и пошла прочь; буквально через десять шагов ее остановил старший сын Исилдура, который, казалось, был потрясен тем, что ему пришлось только что услышать из уст собственного брата. — Не переживай и не вини себя, я слышал, что он тебе сказал, — было похоже на то, что Элендур решил ее пожалеть. — Ари от меня получит. Хорошо, что отец ничего не знает, ты уж ему, пожалуйста, не говори… — он осекся на полуслове. — Не скажу, я твоему брату зла не желаю, — пообещала она. — И ты его не трогай. Если бы он знал о вашем отце все то, что тот мне рассказывал… в общем, тебе лучше этого тоже не знать. Элендур указал на ее живот. — Как ты теперь будешь с этим жить? — на лице старшего брата Аратана был написан совершенно непередаваемый ужас. Аллуа посмотрела на него и спокойно улыбнулась. — Я справлюсь. * День отъезда неотвратимо приближался, и чем меньше дней оставалось до наступления сентября, тем чаще Валандур ловил себя на мысли о том, как ему не хочется отправляться в Арнор. Там его никто не ждал, да и вообще это место ему изначально не слишком нравилось. Помимо нежелания куда-либо ехать, он, как ни странно, также чувствовал сильную тоску по Айор. Разумом он понимал, что они, скорее всего, больше никогда не увидятся и ему надо поскорее выкинуть ее из головы, побольше думая о том, какая помощь с его стороны может потребоваться Исилдуру в Арноре, но душа отчаянно противилась этому. Долгими одинокими вечерами он постоянно вспоминал девушку, стараясь воссоздать в памяти буквально все, что было с ней связано, черты ее лица, движения, улыбку, и мечтал о том, как бы снова с ней встретиться. Может быть, когда-нибудь, уже по возвращении в Гондор у него появится возможность съездить на юг и там невзначай увидеть ее хоть краем глаза? Интересно, а как она сейчас, как ее встретила ее семья, что ей сказали, стали ли расспрашивать о том, не покушался ли кто из нуменорцев на ее честь? Он-то, конечно, тоже хорош — надо было в руках себя держать, а не удовлетворять свои грязные потребности со случайной девушкой, которая, вздумай он применить силу, даже не смогла бы воспротивиться. Вечером четвертого сентября он, как обычно, сидел дома, с грустью глядя на неровное пламя свечи, и размышлял обо всей своей неудавшейся жизни — будь сейчас здесь его родители, они наверняка бы сказали ему, что на все воля Эру, а пытаться думать об ином — едва ли не кощунство, потому что любой, кто недоволен своим положением, делами и так далее, идет против существующего миропорядка и, получается, выказывает пренебрежение тому, что установлено Единым. Вся эта неделя прошла в горестном ожидании — будь на то его воля, он отправился бы не в Арнор, а совсем в иное место, но сказать Исилдуру о том, что никуда с ним не пойдет, он был попросту не вправе! Зная о том, что утром ему предстоит покинуть Гондор вместе с королем и его сыновьями, а впереди долгий и тяжелый путь, он лег в постель едва ли не на закате; забывшись тяжелым сном, он проспал всего пару часов, а проснулся со внезапной мыслью об Айор. Ведь всего несколько месяцев назад — хотя чего уж там, скоро год будет, как она домой уехала! — он обнимал ее здесь, в этой комнате, на этой кровати… В это мгновение он внезапно поймал себя на мысли, которая еще лет пять назад показалась бы ему запредельно кощунственной: хватит. С него хватит. Всю свою жизнь он делал только то, что положено, причем даже не задумываясь о том, правильно ли это делать и зачем ему это нужно; в конце концов, а кто установил эти правила и почему он не спросил других людей, эльфов или кого еще, хотят ли они так жить? Он взял в жены женщину, которую выбрали для него родители — конечно, он был ей хорошим мужем, заботился о ней, можно сказать, даже по-своему любил, но хотел ли он этого и был ли смысл создавать семью в страшные годы заката Нуменора, когда никто — ни мужчина, ни женщина, ни даже грудной младенец — не мог чувствовать себя в безопасности? Однако так было надо, так положено — и все, единственным, кто попытался хоть как-то воспротивиться изначально заведенным порядкам, был его лучший друг Исилдур, да и тому отец в итоге все равно велел жениться по сути на первой встречной. Так почему бы ему, Валандуру, взять и в самом деле не поступить по-своему? С детства ему внушали, будто люди свободны, хотя на деле он постоянно наблюдал совсем иное, а свобода — вот она, стоит лишь руку протянуть да за порог выйти! Он не будет дожидаться возвращения из Арнора, которое еще непонятно когда случится, не будет оглядываться ни на какие правила, законы и обычаи, а просто отправится на юг, там найдет свою Айор и попытается с ней поговорить — конечно, может случиться и так, что она не захочет его видеть, вообще забыла его лицо или жестоко поплатилась за свою внезапную страсть к едва знакомому человеку, но кто знает? Если он не предпримет попытку с ней встретиться, то так ничего и не узнает, и не поймет, а второй такой возможности у него может и не быть! К балрогам этот Арнор, который ему триста лет не снился, с его постоянными дождями и холодными ветрами, он сегодня же отправится в Харад, где всегда тепло и не бывает снега, а там будь что будет, ему все равно нечего терять! Валандур отлично понимал, что, сделав такой более чем странный выбор, поступает крайне непорядочно по отношению к Исилдуру и содеянное им нельзя будет назвать как-нибудь иначе, кроме как предательством и дезертирством, более того, его лучший друг, если тайное вдруг станет явным и его поймают с поличным, окажется вправе приговорить его к смертной казни и в полном соответствии с законом отправить на эшафот, однако передумать был уже не в силах — слишком сильно было его желание перечеркнуть все то, что было в его жизни до этого. Ему недоставало в буквальном смысле последнего шага. Сделав глубокий вдох и наконец-то решившись, он шагнул за порог и запер дверь на ключ. Он не знал, какие опасности могут ему встретиться по дороге и доберется ли он вообще до Харада живым, не говоря уже о том, как к его появлению отнесутся родичи Айор — хорошо, если не убьют на месте, он это заслужил! — но оставаться в Гондоре был больше не в силах. Оставив ключ в замочной скважине — кому охота, пусть откроет дверь, войдет и поселится в его доме, ему-то теперь что! — он свернул в переулок и даже не оглянулся назад, навсегда прощаясь с прошлым и со своей прежней жизнью. Выйдя на широкую улицу, когда едва-едва начало светать, он сразу же увидел старую облезлую повозку, в которой сзади огромной грудой лежали большие мешки, а впереди, под грубо сколоченным навесом для защиты от жары, холода и дождя, сидел какой-то неумытый и нечесаный мальчишка лет двенадцати; запряженными в нее тощими низенькими лошадками правил средних лет человек явно не нуменорского происхождения, хотя и не из харадрим. Валандур подумал, что этот мужчина наверняка может быть крестьянином или мелким торговцем — такие часто ездили к пограничным поселениям продавать южанам плоды своего труда, которые не встречались в более жарких землях; если это так, ему не придется идти пешком или тем более придумывать для стражи у городских ворот правдоподобную байку о том, куда это он вдруг собрался ни свет ни заря, хотя он как военачальник Гондора вообще-то не обязан перед ними отчитываться. Он решительно поднял руку; владелец повозки, увидев знатного господина, сразу же придержал лошадей и остановился. — Эй, добрые люди, куда с утра пораньше путь держите? — окликнул его Валандур. — Часом не к харадской границе? Мальчишка, судя по всему, сын крестьянина, испуганно таращился на высокого воина с мечом и в кольчуге; его отец молча кивнул. — А раз так, не подвезете ли меня? — попросил нуменорец. — Естественно, не бесплатно. Мне очень нужно в те земли, и если вы мне не откажете, я хорошо заплачу. — Конечно, господин, — согласился крестьянин. — Садитесь в повозку. — Спасибо. Я в долгу не останусь. Валандур сел рядом с мальчишкой, закутавшись в плащ и натянув на голову капюшон; ему вовсе не хотелось быть узнанным товарищами, потому что последствия могли быть самыми непредсказуемыми, если не сказать — жуткими, если принять во внимание странности Исилдура. Сонные стражники у городских ворот, к счастью, не стали выяснять, какие там люди сидят у этого человека в повозке — ну, едет себе торговать с южанами, так и пусть себе едет, и они благополучно миновали опасное место. Когда они наконец покинули город и отъехали от него на приличное расстояние, Валандур немного расслабился и попытался завести разговор с хозяином повозки. — Ну как, — спросил он, — хорош ли в этом году урожай? Тот широко улыбнулся, видимо, поняв, что знатный господин настроен по отношению к нему вполне доброжелательно. — Да уж не жалуемся, хорош, вон сколько всего собрали, — он кивком указал на лежащие сзади мешки. — Везу все на продажу, сынок вон мой мне помогает, жаль, что только один он у меня — родила моя жена его да через два дня и умерла. Сердце Валандура при взгляде на этого неумытого мальчишку болезненно сжалось — видно, что тот еще озорник, просто сейчас стесняется и побаивается чужого человека, а так наверняка бы щебетал, как птичка. Ведь и у него мог бы быть сын, такой же, как этот ребенок… — Мне очень жаль, — сдержанно ответил он. — Моя жена тоже умерла, увы, детей мне не оставила. Вы, как я понимаю, торговать едете? — Да, сейчас вот часть урожая продадим, себе всякого по надобности купим, осенью до холодов в доме все починим да и зиму переживем. А вы, господин, куда путь держите? — Родич у меня один близ границы живет, — тотчас придумал правдоподобное объяснение Валандур, решив не вдаваться в подробности. — Навестить его мне очень надо. Крестьянин удовлетворенно улыбнулся, предвкушая прибавку к выручке. Повезло ему сегодня — не каждый день можно заработать лишнюю монету, и даже если этот знатный господин заплатит не слишком много, все равно эти деньги не будут лишними. — Путь не займет много времени, — пообещал он, — пусть лошади у меня и не ахти какие, да и повозка, к сожалению, старая. — Я не жалуюсь, — нуменорец изобразил ответную беззаботную улыбку, словно и в самом деле едет погостить к родственнику. — Мне главное — до места добраться, а там я с вами рассчитаюсь, и вам, надеюсь, даже на новую повозку хватит. Крестьянин ахнул. — Господин, вы шутите? — Нисколько, — пожал плечами Валандур. — Вы довезете меня до нужного места, получите свое золото и можете быть довольны. Владелец повозки несколько напрягся — ему показалось, что его знатный попутчик явно скрывает что-то нехорошее, но это, в конце концов, не должно его волновать: этот человек щедро платит, может, конечно, он, кого-нибудь и убил, а теперь решил скрыться в Хараде от правосудия, но какое ему до этого дело? И он сам, и его сын хотят кушать, а сами ничего дурного не делали, так что не все ли равно? * Погожим утром пятого сентября Исилдур и все, кому предстояло сопровождать его в предстоящем путешествии, как и было условлено несколькими месяцами ранее, были готовы отправиться в Арнор. Дорога предстояла неблизкая, и весь этот путь им предстояло преодолеть пешими — во время недавней войны нуменорцы лишились почти всех своих породистых лошадей, и теперь в Осгилиате их почти не было. В конце августа король дунэдайн попросил приближенных подыскать хоть каких-нибудь лошадей, но все их усилия не увенчались успехом. — Я только десять коней для вас нашел, — сказал Исилдуру его племянник Менельдил. — Что есть, то есть, больше ничем помочь не могу. — Это плохо, у меня отряд в двести человек, — тот расстроился, но виду не подал, — ну ладно, сгодятся и эти, хоть вещи и еду на них погрузим. Перед тем, как окончательно проститься с Менельдилом, который вышел провожать своих дядю и двоюродных братьев к Восточным вратам, Исилдур внимательно окинул взглядом своих спутников, и ему внезапно показалось, будто что-то не так. — Все на месте? — Мой король, — осторожно подал голос Арандур, — Валандура почему-то до сих пор нет, и он пока что не появлялся. Исилдур удивленно поднял брови. — Куда это он подевался? — спросил он. — Мы тут все что, до полуночи его дожидаться будем? Он же знает, что мы уезжаем. Он посмотрел на старшего сына, словно ища ответа, как будто тот мог его знать; Элендур растерялся — такая странная выходка была однозначно не в духе ответственного гондорского военачальника, для которого куда-либо опоздать было столь же неестественно, как для змеи летать по небу. — Может, проспал? — пожал плечами тот, теряясь в догадках. — Или болен? Мало ли что могло случиться… Эстельмо, — попросил он своего оруженосца, — сбегай-ка поскорее к нему, спроси, в чем дело, благо здесь недалеко. Юноша бросился выполнять поручение; он долго стучал в дверь дома Валандура, потом, не получив ответа, заглянул во все окна и растерялся еще больше — жилище выглядело покинутым, а кто-то из соседей, заметив Эстельмо, крикнул ему, что видел, как хозяин куда-то ушел еще на рассвете и с тех пор не возвращался. Тут он заметил, что в замке торчит ключ — поначалу он второпях даже его не увидел; юноша с опаской отпер дверь и вошел внутрь. Обойдя все комнаты, он убедился в том, что дом пуст, и вернулся к Исилдуру и Элендуру ни с чем, пребывая в полном недоумении. — Мой повелитель, его нет дома, — объяснил он, — и люди говорят, будто он еще утром ушел неизвестно куда и больше домой не приходил! Исилдур посмотрел на Эстельмо со смесью недоумения и недоверия. — Что?! Ты шутишь? Тот испуганно втянул голову в плечи. — Нет… Можете сами проверить — он не дома… Элендур, тоже ничего не понимая, встал между ними — конечно, никакой вины его оруженосца во внезапном исчезновении Валандура нет и быть не может, но кто знает, что в очередной раз придет в голову его отцу! Тут сзади до него внезапно донесся голос Аратана: — Нам пора в путь. Мы же и в самом деле не станем ждать его до полуночи. Если он внезапно решил сбежать невесть куда, это уже не наши трудности. Исилдура слова второго сына, казалось, вернули к реальности. — К сожалению, да, — он сощурился от яркого солнца, поднимавшегося все выше над горизонтом; день обещал быть ясным и теплым — как раз то, что нужно для долгой дороги. — Как вернемся в Гондор, тогда я и выясню, где он сегодня был и чем занимался, а пока, так уж и быть, обойдусь без него. Не ожидал я, что он так меня подставит… Менельдил, которому предстояло править Гондором в отсутствие верховного короля дунэдайн, низко поклонился дяде и двоюродным братьям. Элендуру внезапно показалось, что на лице его родственника мелькнуло что-то наподобие злорадной ухмылки. Нет, просто померещилось, это, наверное, ему солнце тоже глаза слепит, вон как от доспехов отражается. — Да сопутствует вам удача, — учтиво произнес сын Анариона, — пусть солнце, что освещает начало вашего пути, не померкнет над вами! — Спасибо на добром слове, — ответил Элендур. — Мы постараемся прямо уж совсем надолго там не застрять, думаю, скоро увидимся.