Nous ne sommes

Матье расслабляется и полностью отдается на волю музыке. Она проходила сквозь него, подчиняя своему ритму и темпу. Кажется, что на сцене находится не он, Матье Карно, а граф Лазар Пейроль, тот самый, чьего малого жеста хватало, чтобы лишить человека жизни. Взмах - и солдаты-танцоры подчиняются, изгибаясь в немыслимые фигуры, застывая в совершенно невозможных для человеческого тела позах. Взмах - и ружья берутся на изготовку. Плавная линия сверху вниз, наискось, глаза закрыты, на губах - расслабленная полуулыбка. Матье давно не различает, когда он - актер, а когда персонаж, два человека слились для него воедино. Не без внешних причин, конечно, но кто без греха? Карно полностью отдается номеру, роли, музыке, песне... - Nous ne sommes Les valets de personne Plus personne Ne nous somme! Слова срываются с губ тяжело, отрывисто, так, как и должны. Дов удовлетворенно улыбается: актер вписался в роль просто идеально; Род смотрит молча, чуть склонив голову, как и всегда, когда думает о чем-то своем, хоть и связанном с происходящим; Руссо вслушивается в музыку, на ходу делая пометки по исполнению; Шультес... Матье предпочитает не смотреть на него во время репетиций, не отвлекаться, не сбивать настрой. Однако не выдерживает - смотрит прямо в глаза, спрашивая взглядом "Ну как? Похож?" и получает затравленно-удовлетворенный взгляд в ответ. Значит - похож, значит - вжился так, что не отличишь уже от человека. - Nous ne somme plus Les sujets d'aucun homme Notre cause est cent fois Bien plus noble Карно продолжает петь и дирижировать своим невидимым оркестром, солдаты подчиняются малейшему его жесту и Шультес совершенно неожиданно для себя понимает, что ему... нравится происходящее. Он всегда ценил профессионализм в работе, а уж в работе дирижера - особенно. Матье оказался слишком способным учеником, быстро впитывая особые взмахи, жесты, повороты, углы наклона кисти - все то, что составляет работу дирижера. Оливье смотрит внимательно, стараясь не пропустить ничего, впитывая номер в себя. Для всех окружающих его внимание вполне понятно и объясняется единственной фразой "Дирижерские заморочки". Что ж... Пусть так. - Noble! - заканчивает петь Матье и Шультес будто просыпается, трясет головой и старательно отводит от Карно взгляд. Последние несколько дней между ними происходит что-то странное, такое, что и не объяснишь толком ни себе, ни окружающим. Почему Матье отрабатывает роль именно на нем, когда вся остальная труппа с удовольствием ему поможет? Да и отрабатывает ли? Порой Оливье кажется, что Карно настолько вжился в Лазара Пейроля, что уже и сам не всегда понимает, кто он. - Матье, неплохо. Можешь пока минут пятнадцать отдохнуть и перейдем на "Maniaque". Луи, готовься, - Жулиано, как всегда, деятелен до безобразия. Паршивого такого безобразия, когда каждому находится работа и главное - не попадаться на глаза. Оливье не везет уже хронически и он даже почти смирился с этим. - Оливье? Как тебе Матье? Ничего не надо менять? - Пеппарини озабочен и задумчив. - По-моему, нормально, - Шультес старается ограничиться общими фразами и не вдаваться в подробности, но Жулиано в работе тот ещё перфекционист. - А должно быть - идеально! Поработай с ним ещё, ладно? Я сейчас минут пятнадцать Луи погоняю, поучимся умирать эффектно и со вкусом, а ты пока подтяни Карно жесты, хорошо? Потом все же прогоним ещё один раз "Nous ne sommes" перед "Maniaque". Оливье кивает, уже понимая, на что соглашается, но не скажет же он, что банально боится оставаться с Карно! Боится пронзительного темного взгляда, вкрадчивого, обманчиво-мягкого голоса, каждого отточенного жеста жилистых, даже визуально сильных рук. Его спасает звонок телефона. - Слушаю. Да. Не очень. Да, знаю. Хм... Когда? Даже так... В принципе, думаю, могу. Да. Конечно. До свидания. Шультес хмурится и морщится, задумчиво глядя на телефон, Руссо, получивший в это же время смс, смотрит удивленно и задумчиво, выпадая в какой-то свой, явно далекий отсюда мир, Пило косится на свой телефон, но мужественно не проверяет пришедшее смс, зная ,что увидит то же, что и друзья. - Дов! - Оливье решительно встает и направляется к продюсеру. - Нам надо отъехать до конца дня, там проблемы с одной записью на студии, надо кое-что переписать, а для этого мы втроем нужны. - Чьей записью? - тут же уточняет Аттья. - Не Бастилии, не нервничай, - усмехается Оливье. - У Ворнеров. Помнишь, я рассказывал, что мы трек на заказ делали? Ну вот там оркестровку надо срочно переписывать. Сам понимаешь, что я один точно не смогу, а эти Пило и Руссо без меня не запишут оркестр. В общем, мы завтра на репетиции будем, если что, а сейчас - извини. - Да едьте, что уж. Вы мне сейчас не особо нужны. - Про Карно не забудь, - влезает Пеппарини, когда Шультес отходит от Дова. - позанимайся с ним до завтра, хорошо? Оливье вздыхает, смотрит на стоящего рядом Матье и невольно вздрагивает, замечая в глубине его глаз все то же ровное темное пламя. Крошечный огонек безумия королевского офицера. - Да, конечно, - соглашается Шультес, жалея, что не может сказать "Нет". - Часов в восемь-девять, тебя устроит? - обращается он к Карно, дожидается согласного кивка и уточняет: - Тогда я позвоню, когда освобожусь и договоримся об остальном. Оливье пристально смотрит в глаза Матье и старается не думать о том, что весь вечер они будут наедине. Руссо неслышно становится за левым плечом Шультеса, Пило - за правым. Как и всегда, как обычно, как много чертовых раз до и ещё больше (Оливье верит в это!) - после сегодняшнего дня. Вот только что-то едва уловимо меняется, чуть заметно становится иначе. Оливье глубоко вдыхает, стараясь успокоиться, и, проходя мимо Матье снова, уже автоматически, отмечает странный, отнюдь не мужской запах туалетной воды. "Мята и зеленый чай", - мысленно определяет он.