Невесты для вампиров

…День сумрачен, небесный свод суров. Скитальцем на ветру стоишь упругом – О новой буре думаешь с испугом, О старой ли, уже ломавшей кров? О свежем урожае сорняков, Голодном дне с его ненужным плугом, О ночи ли, когда воспрял ты духом, Бесплодную надежду поборов? Чертополох был колким, но потом Ряды живых оград окрасил белым – Шипы смиряет Время тьмой и сном! Тот пух осенним днём осиротелым Невеста унесёт в свой тихий дом, Чтоб свадебную умягчить постель им. Этот сонет Каролина перечитывала вот уже несколько раз. Книга, которую девушка из прислуги принесла ей, была прелестной настолько, что Каролина, несмотря на то, что время было уже за полночь, листала её с жадностью, вчитываясь в очередной сонет на странице. Это был сборник Данте Габриэля Россетти – английского поэта-прерафаэлита. Каролина очень его любила и была весьма удивлена, когда горничная сообщила, что книга была передана ей Рейджи: девушка никогда особо не распространялась об этом своём увлечении: её подруги по большей части не питали любви к поэзии, и Каролина свыклась с мыслью, что утончённая фонетика стиха конца позапрошлого века – это то, что способна оценить и понять лишь она одна, наедине с собой, когда потребность в обыкновенном общении отпадала. Вот уже второй день Каролину мучило неотступное ощущение того, что о неё и её подругах их женихи разузнали всё, что вообще было можно разузнать. Чем-то это напоминало одно американское шоу про секреты, главный из которых раскрывался в конце программы под улюлюканье толпы и к большому недоумению героя, который никак не мог взять в толк, откуда вездесущие проныры-журналисты выудили то, что скрывалось им от всего света. Так было и в случае с Каролиной, с её увлечением «Домом Жизни» - сборником сонетов, который был положен Россетти в гроб своей возлюбленной, а затем выуженный поэтом оттуда по настоянию друзей, чтобы мир увидел сборник этих маленьких шедевров. Конечно, принять то, что Рейджи мог, как и она, ценить высокое искусство, было куда проще, чем подумать то же самое об остальных братьях, манеры поведения которых, несмотря на то, что они старались вести себя прилично, оставляли желать лучшего. Но то, что её жених уже с первых же дней знакомства угадал её самые сокровенные желания, одно из которых было воплощено в жизнь только что (а именно то, согласно которому Каролина мечтала остаться наедине с собой в прохладной комнате вроде роскошного номера отеля наподобие «Персеполиса» и предаться упоительным грёзам в окружении ваз со свежими цветами, подносов с фруктами и прочей роскоши, которая делает нашу жизнь более приятной), насторожило её тем более, что особых симпатий к Рейджи, несмотря на то, что он казался цивилизованней остальных, Каролина не испытывала. И ещё более странным это было оттого, что это было взаимно, но сборник со стихотворениями всё же появился на её прикроватном столике. Отвлекшись от размышлений, Каролина поняла, что ещё немного – и она отправится в царство Морфея. Она весьма устала после перелёта, но музыка стихов была столь сладостна, что ей хотелось продолжать и продолжать впитывать в себя размеренное биенье рифмованных созвучий. «Созвучий вдохновенных череда в твоей душе пребудет навсегда», - вспомнилось ей. Каролина с наслаждением откинулась на подушку и натянула на себя одеяло до самого носа. Тончайшее постельное бельё было надушено чем-то очень тонким и очень приятным для обоняния, и в какой-то момент Каролине подумалось, что, несмотря на этот её брак по расчёту, ей грех жаловаться на судьбу: нечасто чувствуешь себя невестой какого-нибудь богача. Хотя, по сути, так оно и оказалось: Рейджи явно был выходцем из высших кругов общества, этакий эстет-интеллигент, просто в это трудно было поверить после стольких лет тщетных поисков среди постояльцев и завсегдатаев «Персеполиса» того, кто хотя бы отчасти удовлетворил тонкий вкус Каролины касательно красивой жизни. Понежившись на покрывале, Каролина приблизила ночник к кровати и продолжила чтение, несмотря на отчаянное желание уснуть. …Тот пух осенним днём осиротелым Невеста унесёт в свой тихий дом, Чтоб свадебную умягчить постель им. Ей представилось на мгновение, что она спит на этом самом пуху, тем более, что сумрачные и странные тени предметов, выступающих из темноты, в слабом свете ночника поддразнивали её воображение. Эти захватывающие последние строки стихотворения, которые будто были насквозь пронизаны утончённым, романтичнейшим ароматом первых осенних дней, пробудили в девушке ту толику нежной грусти, что в нашем существе является едва ли не самым прекрасным чувством. И в тот самый миг, когда Каролина почти полностью отдала себя этому ощущению, заиграла скрипка. Это было настолько неожиданно, что девушка едва не подскочила на кровати. Но игра была негромкой, и вскоре Каролина узнала мелодию: девушка слушала её однажды в обработке во время выступления одной из танцевальных команд «Персеполиса». Правда, тогда она звучала гораздо живее, сейчас же пение скрипки напоминало скорее грустный монолог, которому невозможно было не посочувствовать: возникало ощущение, что исповедовалось чьё-то опечаленное сердце. Долгое время Каролина слушала, задумавшись. Нет, она не удивилась и не испугалась столь странному порядку, заведённому кем-то из жильцов дома – играть на скрипке поздно ночью. Скорее, эта странность навела Каролину на другие мысли, которые она постаралась забыть, но которые настойчиво преследовали её. Помимо множества странностей, которые удивили её наблюдательный глаз, в полное недоумение её привело то, что большинство прислуги женского пола ходило в фиолетовых шарфах, что было тем более странным, что последние совершенно не подходили традиционной униформе обслуживающего персонала. Если бы кто-то один украсил себя подобным аксессуаром, недоумения у Каролины бы не возникло, но теперь, когда уже четвёртый человек, а именно девушка, что принесла ей сборник сонетов, вошла, как будто бы втянутая в какой-то непонятный Каролине розыгрыш, в фиолетовом шейном платке, причём необыкновенно подвязанном, так, что почти не видно было самой шеи, Каролина призадумалась ещё больше. Её всегда смущали странности, а когда таковых набиралось достаточное количество, девушка обычно била тревогу и спешила убраться подобру-поздорову, но сейчас в самый последний момент её что-то останавливало от расследования, которое она бы обязательно провела в ином случае. Поэтому она силой воли в очередной раз заставила себя успокоиться и попытаться выудить из памяти сцену из фильма, книги или чего-нибудь ещё, что напомнило бы ей о причине подобного подвязывания платка или о другом, что могло бы навести её хоть на какую-то дельную мысль. В том, что она уже видела такого рода метод подвязывания, она отчего-то не сомневалась. Полежав ещё минут пятнадцать, так ничего и не сообразив, Каролина поняла, что сил на размышления у неё не остаётся. Мелодия, выводимая скрипкой, была настолько успокаивающей, настолько ненавязчивой и нежной, что вскоре книга сонетов выскользнула из её уставшей руки, и лишь в тот самый момент, когда сознание переходит от бодрствования ко сну, у неё в памяти мелькнула сцена из фильма про вампиров, в котором несколько персонажей прятали следы от укусов на шее под точно так же подвязанными платками, чтобы не заметили ненужные глаза. Однако эту странность отчаянно утомившаяся и уже засыпающая девушка списала на выпендрёж братьев, судя по их поведению, любивших всякого рода эффекты, и, развеяв остальные мысли, погрузилась в сон.