Невесты для вампиров

Рита сидела в своей комнате и вновь перечитывала «Записки у изголовья» - этот великолепный труд фрейлины Хэйанской эпохи всегда волновал её, ещё тогда, когда она читала его в детстве и мечтала о всей той невиданной роскоши, которая теперь окружала её в избытке. Рита размышляла о том, что, возможно, вампиры вовсе не так счастливы, какими хотят показаться иногда: её пугала вечность, пугала эта пустота, непонятная и необозримая. Когда у человека есть всё, о чём он может только мечтать, но нет того, ради чего ему можно жить, самые великолепные произведения искусства и самые утончённые предметы роскоши кажутся совершенно лишёнными смысла. Это как огромная полость, которую нечем заполнить, как бы ты ни старался. Рита вспомнила, как она говорила о Боге с каким-то атеистом, который признался, что он чувствует у себя в груди подобие чёрной дыры, которая поглощала все его самые возвышенные чувства просто потому, что у него не было того, на что можно надеяться и чему можно было бы посвятить все плоды своих действий. Рита вспомнила Субару, который сегодня за обедом в очередной раз похвалялся, что рад тому, что у него нет необходимости посещать церковь, а звуки органа вызывают у него только подавленность и скуку. В завершение своего разговора он вдребезги разбил большое яйцо Фаберже с изображением Богоматери, которое красовалась над камином, запустив в него тарелку и сбив яйцо с подставки, за что получил небольшой нагоняй от Рейджи. Риту это кощунство смутило настолько, что она долгое время не могла отойти от неприятного ощущения внутри, и почти весь день просидела в своей комнате, отказавшись от прогулки, на которую невесты и вампиры выбрались, чтобы немного развеяться после экзамена, который Кэори-сэнсей решила устроить им раньше положенного срока. Рассматривая изящные заставки «Смерти Артура» и «Парсифаля», изданий, невероятно красивых и нравящихся Рите тем, что литеры и простые буквицы издания были воплощением того, о чём только мог мечтать современный типограф – каждая из них была необыкновенно тонко прорисована, – невеста отложила книгу, поскольку у неё зарябило в глазах. Да и ножки отдельных букв напоминали копытца чёртика, так что у девушки волей-неволей возникало ощущение, что она читает какой-то старинный гримуар, или издание «Цветов зла», которое было описано Гюисмансом в его знаменитом романе про дез Эссента. Невеста любила рыцарские романы. Они были просты и в то же время вдохновенными, исполненными той странной нутряной силы, которую только могло предложить искусство средневековья современному ценителю Прекрасного. Любовь в этих книгах была смешана с невероятной жестокостью и нетерпимостью, а подвиги - с самыми неблаговидными поступками. Эта гремучая смесь была по-своему увлекательна, хотя периодически отталкивала от себя некоторыми совсем уж неприятными подробностями. Мэлори был большой мастер по части обработки старинных легенд, и Рита думала о том, что, раз уж ей и её подругам дарованы судьбой в настоящей жизни такие странные рыцари на белых конях, то, по-видимому, им придётся смиряться с их необузданным нравом, подобно тому, как снисходительно воспринимали прекрасные дамы из эпопеи про рыцарей Круглого Стола некоторые особенно дерзкие выходки своих героев-обожателей. Рита внезапно поняла, что эта книга как ничто другое соответствует её настроению, и пожалела, что живёт не в той комнате, в которой разместилась Мелисса – покои подруги были обставлены предметами средневековой европейской старины, которые в иное время навевали бы на Риту тоску, а сейчас вполне могли бы помочь ей отвлечься, в воображении перенестись в эти отдалённые времена, исполненные какого-то особенного, невыразимого очарования, что уловили когда-то прерафаэлиты. Рита часто вспоминала слова Элизабет Сиддал про то, каковой была её юность и юность её друзей-художников: «Мы целыми днями просиживали в библиотеке Оксфорда, читая старинные баллады и легенды… Это было самое прекрасное время в моей жизни!» - писала она. В какой-то степени Рита завидовала этой лёгкости, с которой эта мадонна Прерафаэлитского Братства описывала тот период жизни, когда зарождаются самые трепетные и нежные чувства к жизни, к людям и ко вселенной вообще. Помечтав ещё пару часов, девушка спустилась в гостиную на первом этаже, теперь пустующую, и села на диван поджав под себя ноги. Лакей услужливо поднёс ей чашку горячего шоколада. Девушка с удовольствием отпила несколько глотков. Глядя на рога, подвешенные над камином, Рита вспомнила про то, что Канато говорил про охоту, которую собираются устроить его братья, и невесте захотелось принять в ней участие. Поначалу, когда Райто предложил ей стать одной из участниц, Рита отнекивалась, думая, что ей не понравится эта свистопляска, однако теперь, когда её заворожили некоторые описания из книги Мэлори, ей вдруг захотелось ощутить то же, что, возможно, ощущали древние лорды и короли – невыразимое очарование погони и хлопанье плаща за спиной, и медовые чаши, и треск костра… «Нет, всё-таки непременно надо будет напроситься в команду к Канато», - решила для себя Рита. Почитав несколько журналов, которые лежали рядом, она вновь переключилась на Сей-Сёнагон, которую захватила с собой. С её книгой она старалась не расставаться, памятуя о том, что находится в Японии, и что постижение чужой культуры, хотя бы в отдалённых от её современности формах, является одной из тех задач, что она поставила себе, когда собиралась порвать с унылыми буднями «Персеполиса». Рассматривая иллюстрации "Записок", Рита рассеянно перечитывала то один, то другой дан, до тех пор, пока не начала клевать носом. Девушка через силу заставила себя сконцентрироваться на одном, который нравился ей больше всего, а именно на дане под названием «То, что уточнено красиво». Звучал он так: То, что утонченно-красиво Белая накидка, подбитая белым, поверх бледно-лилового платья. Яйца дикого гуся. Сироп из сладкой лозы с мелко наколотым льдом в новой металлической чашке. Четки из хрусталя. Цветы глицинии. Осыпанный снегом сливовый цвет. Миловидный ребенок, который ест землянику. Невеста, едва успев подумать о том, что же представляют из себя, на самом деле, эти «яйца дикого гуся», если гусь-то яиц не несёт, погрузилась в подобие дрёмы, которую нарушило спустя полчаса громкое хлопанье входной двери. Вздрогнув, Рита пробудилась и, осмотревшись, обнаружила, что в гостиной никого нет. «Неверное, прошёл кто-то из прислуги», - подумала она и снова попыталась заснуть: сонливость, которая ей внезапно овладела, никак не хотела отпускать её, хотя девушка не понимала, откуда ей было взяться. Внезапно раздавшийся голос со стороны дивана перед вторым камином поразил Риту своей холодностью и какой-то пренебрежительностью, которую невеста никогда прежде ни у кого в поместье не слышала: - Как взволновано твое сердце, когда случается кормить воробьиных птенчиков!.. Рита узнала этот дан из книги, которую она только что читала, и то, что он был произнесён таким тоном, показалось ей весьма странным и подозрительным. Оглядывая комнату, она никак не могла увидеть того, кто с ней разговаривал. - Эгей, я здесь! – голос раздался совсем рядом, и Рита, охнув, внезапно увидела на противоположном конце своего дивана необыкновенной красоты девушку, с вызовом смотрящую на неё. Невеста сразу поняла, что она была вампиром. Она была одета в какую-то странную модификацию странного платья: только эта вариация не была чем-то некрасивым, мешковатым или стесняющим движения, что обычно можно было наблюдать в иной одежде прежних эпох. Это было одеяние очень лёгкое и, по-видимому, сшитое на заказ, которое очень шло незнакомке. - Вы уже подобрали птенчиков? – нагло спросила девица, отпив, не считаясь с правилами приличия, шоколад из чашки Риты, подобно тому, как это любил делать Субару. - Что вы имеете в виду? – спросила Рита, похолодев: первое приятное впечатление от очаровательного внешнего вида гостьи угасло, стоило только красотке произнести эти слова: дело было в том, что, цитируя Сёнагон, последняя скорее всего имела в виду некое подобие игры, в которую играли древние японки: они кормили воробьиных птенчиков, которых так легко было задавить, это было чем-то вроде соревнования. То, что вампирша заговорила об этом, было явно не к добру. Рита ощущала это всем нутром. - Да ладно, не придуривайся, что не понимаешь. Я уже давно за тобой наблюдаю. Ты эту книгу наизусть выучила. - Тогда зачем такие вопросы? – холодно ответила Рита, стараясь сохранять спокойствие. - Ну, тебе должно быть яснее меня. До меня дошли слухи, что Сакамаки устраивают охоту. Ты тоже об этом думала, так что я вовремя подоспела. Надеюсь, она пройдёт сегодня ночью? Мне бы хотелось начать, не откладывая. Очень не люблю ждать. - Не знаю, - ответила Рита и была рада тому, что, действительно, не осведомлена о подробностях. - А жаль. Хотелось бы мне прежде посмотреть на тех, кто будет птенчиками, - усмехнувшись, произнесла девушка. – Кстати, меня Аки зовут, - протянула она руку невесте. Рита слегка пожала её. На ощупь рука была холоднее мрамора. - Рита, я невеста Райто. – отрекомендовала себя девушка. - Я это тоже знаю. Меня не пригласили на бал, так уж не взыщи, что я немного покопалась в твоих мыслях. Моя репутация в глазах этих тупых обывателей-вампиров не такая, чтобы мне можно было ограничиться приемлемыми методами познания окружающей действительности. А где все остальные? - Ушли гулять, - Рита смотрела в красивые глаза незнакомки и не видела в них ничего, кроме леденящего холода. В них не теплилось ни искорки жизни, даже отдалённо напоминающей о сердечном огне. - Вот и отлично, значит, будет им сюрприз, - Аки поудобней строилась на диване и громко крикнула: - Эй, вы, там… Кто-нибудь! Мне нужно виски, да побольше! Одним стаканом я не обойдусь!.. Спустя пару минут она пила горячительное прямо из горла, взгромоздив свои изящные ноги в красивых сапогах с рисунком в виде расцветающей сакуры прямо на журнальный столик. Рита смотрела на вампиршу во все глаза и молчала, надеясь, что вскоре кто-нибудь из женихов явится и прекратит это безобразие. Девушка нравилась ей с каждой минутой всё меньше и меньше.