Невесты для вампиров

О детстве Беллы Шу узнал из её дневников – таким, каким это детство видела сама девочка. Однако его интересовали и более детальные подробности того, как формировался характер этой маленькой интеллектуалки, и вампир, подобно своим братьям, долгое время изучал семейные предания, собранные неизвестным, но весьма скрупулёзным учёным, которого отец нанял для составления досье невесты. В этом досье было много того, о чём умолчали дневники Беллы, и вот о чём они были. Отец Беллы был крупным учёным-философом, преподавателем университета, прошедший суровую школу познания истины. О том, что было в его жизни, вкратце рассказывала газетная статья, из которой было ясно, что он получил одну из наиболее значимых премий в мире науки и почётную должность преподавателя философии в известном университете. Мать девочки, Анджела, тоже была философом, и где-то в дневниках отца (копии этих дневников исследователь биографии невесты тоже каким-то образом сумел приложить к делу) было записано, что она напоминала последнему Гипатию, эту знаменитую любительницу истины, последнюю из философов язычества. Разница была только в том, что Гипатия погибла в расцвете сил и талантов, в то время как к Анджеле, вполне здравствующей, до сих пор продолжали стекаться на лекции самые любознательные студенты со всех концов земли. Разумеется, в доме царила интеллектуальная атмосфера и не смолкали споры и дискуссии. Несмотря на то, что отец Беллы был довольно слабохарактерным человеком, он постоянно стремился к знаниям, и из большинства диспутов он выходил победителем благодаря изощрённому уму, чёткому, напористому и хваткому. Надо сказать, что этот цепкий тип очень не нравился своим коллегам, для которых не всегда важна была истина и правда как таковая и символом которой часто являлся Питер (так звали родителя девочки). В большинстве случаев именно ему доставалась ведущая роль в тех сложных, а порой и опасных для жизни, физического и психического здоровья путешествиях-командировках, куда Макар телят не гонял. «Философ охотится за истиной, как волк за своей добычей; по крайней мере, голодных обмороков у него не бывает», - эта фраза как никакая другая подходила к описанию образа жизни нашего героя. Мать же работала с утра до ночи, принимала студентов и учеников во всякое время суток, и могла разговаривать на такие отвлечённейшие темы, что многие начинающие ученые и более гибкие молодые умы просто не могли тягаться с ней в познаниях немецких трансценденталистов. Чем-то она напоминала Шу Лигейю – эту небезызвестную героиню Эдгара По: матери Беллы не хватало только её божественной красоты, мелодичного голоса и надломленного здоровья (Анджела вела активный образ жизни, выбирая себе в спортивные партнёры выносливых университетских профессоров, отправляясь с ними в дальние путешествия на лыжи или в горы, где всегда была первой во всевозможных сложных вылазках). В общем, это была семья победителей по сути, таких, о которых говорят: «крепкие орешки». Беллы же от рождения была натурой и мечтательной, и странной, и отрешённой от всего земного. О ней можно было сказать словами известного философа: «слишком далека от бытия». В детстве она не любила сказки с хорошим концом, тяготела больше к самым ранним эпосам и преданиям европейской старины, в которых конец был, как правило, трагичен, читала братьев Гримм в оригинале, причём сказки без цензуры, рассчитанной на то, чтобы не подпортить детям психику… В общем, в сфере мысли она была и дерзновенной, и настойчивой, и упрекнуть Беллу в трусости мышления никто бы не рискнул. Одно смущало её родителей: пристальное внимание девочки к проблемам порубежных состояний, и вовсе не нравственности, что могло бы не столь смутить их, а именно – к вопросам инобытия, смерти и всего такого, о чём обычные дети начинают думать только в более или менее взрослом возрасте. Но не в том, когда Белла надела на себя мамину чёрную шляпку и, взяв в руки веер, отправилась на городское кладбище с романом Анны Рэдклифф. Вот тогда-то Анджела и забила тревогу: но было уже поздно. Как известно, многие качества родителей передаются нам по наследству, и склонность к размышлениям Белла унаследовала от них сполна. Эти размышления волей-неволей привели Беллу к проблеме смерти, а, как говорил ещё Шопенгауэр, «Смерть — вдохновляющая муза философии: без нее философия вряд ли бы даже существовала». И действительно, если бы перед человеком никогда не вставала бы проблема смерти, он наверняка никогда бы и не задумался о смысле бытия: жил бы и жил себе спокойно. Этот-то вопрос стал ключевым для Беллы, которой претили жалкие отговорки науки и религии касательно того, что на самом деле ожидает человека за гробом. Более всего она любила стихотворение Бодлера «Скелет-землероб»* и часто читала его себе вслух, сидя на могильной плите: ...Или Ничто – предатель скверный, И Смерть сама обманет нас, И, к бесконечности стремясь, Ещё придётся нам, наверно, Покинуть кладбища свои, Для земляных работ проснуться И грубых заступов коснуться Ногой в запёкшейся крови?.. Родители никогда не препятствовали бы девочке отдаться созерцанию, однако путь, который она выбрала, очень тревожил счастливую чету мечтателей. Им не нравились ни одежды Беллы, которые напоминали траурные кружева, ни ночной образ жизни девочки, которая ложилась спать с первыми петухами, ни вся та атрибутика, которой она обставила свою комнату, ставшую больше похожей на склеп. Да и со сверстниками Белла на какое-то время перестала общаться, посчитав их слишком поверхностными для себя. На это были основания, ведь девочка испила из колодца Познания, а это никогда не проходит бесследно. Но и другую печать, помимо меланхолии и одиночества наложила Готика на любимую дочь Анджелы и Питера. Девочка всеми силами стремилась к тому, чтобы выразить себя во всей полноте, и плоды этого самовыражения пугали учителей, что стало причиной постоянного контроля за ней со стороны директора, который был в шоке от того, кем стала столь примерная когда-то девочка, и что успеваемость её по некоторым точным наукам снизилась. На то, что в познании гуманитарных предметов Белла намного обогнала своих однокашников, никто почему-то внимания не обратил. Вскоре, однако, этот период самозамкнутости прошёл, миновали и подростковые комплексы, и Белла почувствовала острую необходимость в общении. Выйдя из своей скорлупы, что далось ей не так-то просто, как это может показаться, вскоре она стала достаточно общительной для того, чтобы заиметь друзей и подруг, которым она осталась верна до сих пор. Белла вовсе не была эгоисткой, как это можно было бы предположить, просто её ранимая душа нуждалась в понимании и поддержке, и на любовь она всегда отвечала любовью, всегда помня о том, чему научили её выдающиеся мыслители всех стран и народов, которыми она когда-то упивалась в одиночестве, которые составили славу мировой философской мысли. _______________________________ * см.: http://www.stihi-xix-xx-vekov.ru/bodler104.html