Невесты для вампиров

Что-то было в этой Мелиссе такое… Какое-то странное очарование, которое Хайнц если и мог объяснить, то только одним. Исходя из своих прежних посылок, он пришёл к выводу, что, если эта новая Мелисса и была каким-то дальним предком его возлюбленной, то, наверняка, этот дар чаровницы, который Карл сразу разгадал в ней, она приобрела с каким-то странным атавизмом от своей далёкой прародительницы. Только этим могло быть обусловлена та таинственная власть, которой владела эта девушка: на глазах Хайнца (а до него в первую очередь доходили слухи о том, что происходит в его поместье и за его пределами) она вовлекала в сферу своего таинственного очарования всех, кто так или иначе сообщался с ней. Просто так, из ниоткуда, этот талант, это бесценное сокровище, которое имел далеко не каждый вампир, даже самый обаятельный, возникнуть не мог. Значит, это наследство новая Мелисса приобрела от своей прапра… Дальше Хайнц решил не считать. Но он был просто уверен, что так оно и было. Было и ещё одно обстоятельство, которое и смутило, и обрадовало его несказанно, ибо согласовывалось с тем, что та, ушедшая в небытие Мелисса говорила в последние дни в своих последних пророчествах касательно самой себя. Как-то раз, проходя мимо комнат девушек, Карл услышал одну старинную арию, которую Мелисса красиво выводила своим гибким, могучим голосом. Эта ария была чем-то очень близким и родным, но одновременно чем-то очень далёким от Карла, чем-то безвозвратно ушедшим… Прислушавшись, он внезапно ощутил сильный укол в сердце, и был этот укол живым напоминанием о той, память о которой он хранил в своём сердце незыблемо. Подобную же арию пела когда-то и его возлюбленная – это редкое сочинение одного из малоизвестных в то время композиторов: вычурную, сложную, но одновременно необычайно красивую и выразительную композицию. Этим она пленила когда-то Мелиссу из рода Воланс, и Карла, который как-то сел послушать её в саду, где она распевалась перед приходом гостей, но по какой-то причине так и не исполнила её на людях. И просто поразительным был тот факт, что теперешняя Мелисса была способна на такое удивительное одухотворение ушедшего, казалось, в безвозвратное прошлое. Мелисса Дин исполняла это творение, которое когда-то так тронуло сердце Хайнца, используя все те сложные и изумительно изящные приёмы, которые когда-то отличали пение Мелиссы Воланс. Она так правильно, почти безукоризненно расставляла интонационные ударения, так великолепно брала отдельные ноты, что на этот раз у главы семьи Сакамаки просто не осталось сомнений: Мелисса Дин точно была если не прямым потомком (у возлюбленной вампира не было детей), то, во всяком случае, какой-то новой ветвью древнего рода, которая впитала в себя живительные соки тех талантов, что некогда прославили семейство Воланс как изумительных исполнителей классической музыки. Всё встало на свои места. То, что мы называем «зовом предков», воплотилось теперь в самом совершенном виде в бессознательно прорвавшемся творчестве Мелиссы Дин, которая безмятежно напевала эту арию, небесно-прекрасную и столь торжественную и скорбную, что у Карла на глаза навернулись слёзы. Теперь Карл окончательно убедился и в природе необыкновенных способностей невесты Канато к зачарованию. Здесь стоит сказать несколько слов о дневниках, которые оставила после себя Мелисса Воланс – последняя и самая сильная привязанность Карла Хайнца. Эта девушка, помимо того, что оставила миру бесценный клад пророчеств о судьбе местного вампирского сообщества, а в отдельном томе своих неизданных сочинений – и о судьбе вампирского сообщества в целом, имела и ещё одну тетрадь. Именно её на днях, впервые поняв, что молодая невеста, вполне возможно, является наследницей нареченной Карла, Хайнц просматривал с особенным вниманием. Эта была рукопись, которую Мелисса вела тайно и завещала прочитать лишь тогда, когда пройдёт не менее ста лет с момента её ухода в инобытие. И в ней обнаружилось для Карла много интересного. В первую очередь там было сказано о том, что произойдёт с семейством Сакамаки на протяжении пятидесяти лет после того момента, когда будут вскрыты дневники. И далее шло длинное примечание, согласно которому Мелисса обещала вернуться к Карлу, как средневековая Мараклея к своему возлюбленному тамплиеру, в образе новой девушки, воплотившись в той, кто станет одним из членов вампирского семейства. Эта вещь, будучи прочитанной Карлом впервые, стала для него настоящим откровением и источником для досужих домыслов и предположений о том, что же имела в виду его безвременно умершая возлюбленная. Дело было даже не в том, что переселение душ нечасто у вампиров свершалось с такой лёгкостью – из одного рода в тот же, а, скорее, в том, что Карл не знал, как реагировать на эту возможность, стань она реальностью. Но, главное, Карл не мог представить себе, как он будет искать среди многочисленного женского потомства семейства Сакамаки ту, которая могла бы его заинтересовать. К тому же вставал и другой вопрос: что он будет делать с новой Мелиссой, ведь она, наверняка, уже не будет в точности той, кем была когда-то. Всё разрешилось очень странным образом. Искомая девушка, Мелисса Дин, которая и стала проводницей забытых традиций и воплощением дарований, которым не суждено было развиться в потомках Кара Хайнца, пришла со стороны, причём совершенно случайно. Она стала одной из тех, кого он выбрал для своих сыновей в качестве жертвенных невест. И это давало Карлу большие преимущества в какой-то степени. Ведь это не случилось сразу же после смерти его возлюбленной Мелиссы, когда подобный феномен был бы воспринят обществом как нечто неестественное и странное. Это не случилось тогда, когда он крутил романы с девушками, которые так и не стали теми, кого бы он смог полюбить так же, как какую-нибудь из своих прежних жён. Это случилось тогда, когда он, как никогда, страдал от одиночества и нуждался в ком-то, кто стал бы ему близким и дорогим существом. Сыновья его были уже взрослыми. Вскоре они, наверняка, покинут поместье, оставив его наедине со своими печалями и воспоминаниями. А больше у него никого не было. Друзей у Карла было немного, среди вампиров – раз-два – и обчёлся (имеется в виду, настоящих друзей, которым можно было доверить всё, что угодно), а больше Вечность ничем не могла приманить такого искушённого вампира, которым был владелец старинного поместья Сакамаки. Мысль о том, что Мелисса Дин могла бы стать для него отдушиной, кем-то вроде любимого и прекрасного существа, которого он мог бы лелеять как свою возлюбленную дочь, которой у него никогда не было, возникла у Хайнца почти сразу. Возникла - и так легко улеглась в его голове, что он благословил Провидение, которое не оставляет без защиты и покровительства даже таких мрачных, заброшенных в бытие детей Ночи, какими были Бессмертные. И Карл Хайнц возблагодарил Судьбу.