Невесты для вампиров

Канато были до боли знакомы стены зала, в котором он появлялся не так уж и часто, но по таким поводам, что почти каждая мелочь интерьера чётко отпечаталась у вампира в мозгу. Со Старейшинами мало кто хотел встречаться чаще, чем это было необходимо для поддержания порядка в вампирском общежитии, и всем было доподлинно известно, что, если уж главы Совета вызывают тебя по какому-то касающемуся лишь тебя поводу, то, значит, дела твои идут не так, как того желалось бы, прежде всего, тебе самому. От этих древних, точно мир, вампиров почти никто никогда не уходил прежним, даже если совещание было обычным, мирным и касающимся каких-то пустяковых проблем. Тот, кто входил со Старейшинами в контакт, будто уносил с собою частицу их древнего духа, частицу мудрости, которая тяготит, и знаний, от которых происходят многие печали. Канато едва не сдержался, чтобы хихикнуть, несмотря на то, что настроение у него было далеко не самым весёлым. То, что представлял собой Зал Собраний, очень напоминало ему резиденцию клана Вольтури из саги «Сумерки», разница была только в том, что иметь дело с теми, кто восседал на старинных сиденьях, которые больше напоминали судебные помосты, никто по собственной воле не желал. И этот смех несколько разрядил обстановку: видимо, Старейшины всё же не были лишены чувства юмора, а то, что они наверняка прочитали мысли Канато, не оставляло сомнений. Но, видимо, сегодня эта забава пришлась всем по вкусу, так что Канато понадеялся, что для него может пройти всё не так уж и болезненно, во всяком случае, для его репутации. Зал Собраний представлял собой огромную шестиугольную комнату, больше напоминающую помещение для какого-то старинного церемониала: здесь были расставлены странные вещи, самые странные из тех, которые, наверное, видел мир, и для описания которых потребовался бы особенный язык, которым не владеют обычные люди. Магия, разлитая в зале, напоминала какую-то очень древнее, восходящее ещё к возникновению первых цивилизаций, волшебство, и оно освещало зал почти так же, как камень душ – пусть и немного – ту комнату в поместье, из которой его нечаянно похитили. Под потолком тихо вращался большой макет подземелий Токио, в котором, как известно, хоронились самые выдающиеся кланы японских вампиров, и это, пожалуй, было единственным из того, что здесь можно было попытаться рационально объяснить. Назначение и необходимость использования этого макета были известны Канато: Старейшинам было важно иметь возможность во всякий момент связаться с любой точкой на этой карте, с любым представителем бессмертной расы, которая облюбовали столицу Японии. У Старейшин Токио были, соответственно, свои модели подземелий и надземных сооружений всех старинных городов мира, в которых гнездились более или менее выдающиеся кланы вампиров, но о них Канато знал лишь понаслышке. Однако эти древние подобия истуканов, которые, казалось бы, замерли в своём непрекращающемся раздумье, открываясь лишь себе подобным, сидящим напротив, были настроены очень серьёзно. Канато поддержала только их стенографистка, девушка, имени которой он ещё не знал - своим доброжелательно-кокетливым подмигиванием. Она записалась на эту должность (точнее, ей очень повезло, что её приняли в кандидаты на неё) совсем недавно, и, по-видимому, ещё не сознавала всей специфики работы в этом месте. Поэтому стенографистка если и не светилась от счастья, то, во всяком случае, выражала благоволение всем жертвам системы, которые оказывались перед этим трибуналом, казалось, вечным, точно сам мир. Разумеется, никто не заговорил с вампиром: Старейшины предпочитали общаться телепатически. Они могли и убить простым словом, а чаще – мыслью, ибо мысль в их головах приобретала особенную силу. Эти существа, которые выглядели очень внушительно, несмотря на то, что имели тела совсем нестарых ещё людей, владели многими тайнами чёрной магии, которую они изучали наряду с другими тайными искусствами задолго до того, как Гермес Трисмегист написал свою Изумрудную Скрижаль. Канато знал, что наиболее ценные кадры, которые Совет порой вербовал в свои сотрудники, Старейшины самолично наставляли в этих тайных знаниях, как знал ещё Канато и то, что опыты Рейджи с веществами, его попытки исследовать тайну философского камня были сопряжены с честолюбивой мыслью старшего из Сакамаки когда-нибудь очутиться среди агентов этого тёмного братства и посвятить свою вечность тому, что являлось необычайно опасным, но, в то же время, и самым высоким служением из тех, что были известны Сакамаки. Если попытаться переложить на обычный язык то, что говорили вампиру Древние, это – с большой натяжкой – можно было выразить на обычном языке в похожем диалоге: - Ты знаешь, что случилось. Что ты собираешься предпринимать? Канато долго думал, прежде, чем послать обратно мысль. Он знал, что в этом нет необходимости, и что все его планы и помыслы лежать перед вампирами как открытая книга, однако он стремился соблюдать старинный церемониал и пытался сформулировать свою мысль так, чтобы она хотя бы внешне как можно точнее соответствовала тому, что он и не пытался скрыть от старейшин. Таковы были правила. - Пока точно не знаю. У нас есть план обмена. Я хочу обменять камень на Мелиссу, мою невесту. Но не знаю, хватит ли у меня сил справиться с тем, кто похитил камень. Похититель гораздо сильнее меня. - Мы знаем. Однако мы не будем помогать тебе – не смогли, даже если бы и захотели. У нас есть другие планы и обязанности, так что на тебя как на Хранителя возлагается очень ответственное, я бы даже сказал – почётное, - последняя мысль, как показалась Канато, была пропитана иронией, хотя это и не было свойственно обычно холодным мыслеформам Старейшин, - бремя: заполучить обратно то, что ты по своему легкомыслию упустил. Не думаю, что тебе стоит жаловаться на это поручение. Этот опыт разовьёт твою душу, и ты будешь знать гораздо больше, а, возможно, даже и понимать гораздо больше, чем прежде. Тебе нужен опыт. Больше мы ничего не можем тебе сказать. Несколько минут поток мыслей протекал сквозь Канато: эти мысли он не в силах был уловить для того, чтобы разобраться в них. То были мысли общающихся между собой Старейшин, мысли такой силы, что они, ввиду их мощной энергетики, просто не умещались в личном пространстве каждого из членов Высшего Совета, и отчасти свободно разгуливали по комнате. Однако это не делало их достоянием большинства: они были недоступны из-за своих высоких вибраций тем, кто попытался бы выведать их сущность, и только сконцентрированная мощь направленного мысленного потока (направленного на того, до кого Старейшины пытались донести своё сообщение) могла дать понять – пусть и отдалённо – о том, что созрело у этих вампиров в их древних головах. Канато осматривал зал, хотя, как уже говорилось, он знал его внутреннее убранство до мелочей. Подобные места силы запоминаются надолго, и вампир, устав от лицезрения предметов, которые так и норовили отвлечь его внимание, переключился на созерцание вечного – огня, который в изобилии вспыхивал и рассыпался вокруг маленькими шариками-фейерверками, напоминая живой огонь факелов: разлитый повсюду, сыплющий яркими лучами, он, казалось, поддерживал пульс жизни в этом холодном месте. Канато заметил какое-то движение. Стенографистка, которая доверила новейшей технике вести запись мысленного сообщения вампиров, загляделась на Сакамаки. У девушки был премилый вид: она была блондинкой с серыми глазами, в весьма оригинальном платье с небольшим вырезом, не пошлым, что было редким для щеголеватых и тщеславных девиц-сотрудников Совета, которые претендовали на знаковые роли в высших кругах вампирского сообщества. Канато сразу понял, что она была невинна, хотя и тяготилась этим. «Ничего, мы это исправим», - подумал он как раз вовремя, поняв, что Старейшины отвлеклись от своих сообщений и снова переключились на него. Наверняка Древние уловили его греховные мысли, но не подали виду: просто не снизошли. Поэтому, выйдя, наконец, из Зала и получив соответствующие инструкции, Канато решил навестить на досуге эту красотку, которая, как жених Мелиссы знал наверняка, долго не задержится на своём новом посту: на этом месте вообще никто долго не задерживался. Исключение составила одна очень старая вампирша, которая сама лет пятьдесят назад решила уйти из жизни, утомившись бесконечными веками своих славных трудов. «Ну «Сумерки» они и есть «Сумерки», - посмеялся ещё раз про себя Канато. А этот главный вампир точно на Аро похож!..