Невесты для вампиров

Невдалеке раздался заливистый девичий смех, и спустя несколько минут Канато и Мелисса увидели необыкновенной красоты девочку, сверстницу Риота, одетую, как кукла, хотя ив необычное для взгляда невесты вампира, но всё же довольно элегантное платьице и вообще весьма ухоженную. Нежная-нежная кожа казалась неестественно бледной даже для ребёнка вампира, а в том, что эта девочка – ещё одно их чадо, возлюбленные убедились, когда куколка подбежала к Мелиссе и обняла её за ноги. Девушка только вскрикнула от неожиданности и удовольствия одновременно. Мелисса рассмотрела девочку повнимательнее: волосы у неё были нежно-фиолетового цвета, такого тончайшего оттенка, что перебирать их, а, тем более – смотреть было одним удовольствием, и Мелисса не отказала себе в подобном, распустив одну из её умильных косичек и пропуская сквозь пальцы полупрозрачные пряди. Но ещё более прекрасными были глаза этой юной красавицы: они напоминали странные, изумрудные озёра, ещё более прекрасные, чем камень, сквозь который Нерон глядел на битвы гладиаторов хотя бы тем, что они были живее всех живых и моментально передавали все оттенки чувств, на которые, по-видимому, несмотря на возраст, была богата натура этого прелестного создания. У Мелиссы сразу возник в голове образ Клодии из «Интервью с вампиром», и она не без удовлетворения отметила, что её детище весьма похоже на этот безупречно красивый и богатый внутренним опытом вымышленный образ Энн Райс, которым Мелисса всегда восхищалась, когда перечитывала роман. На спине у девочки болталась изящно сшитая соломенная шляпка, которая была весьма к месту: Мелисса никак не могла насмотреться на это дитя, такое необычное, такое странное, несмотря на то, что оно воплощало собой всю неистовую чистоту детства… Было что-то очень, очень непостижимое в осанке и движениях маленькой вампирши, что-то до неестественности пугающее, то, что Мелисса уловила в голосе сына, когда тот сказал ей и Канато о том, что они «не такие, какими являются на самом деле». И это насторожило девушку, хотя она была просто счастлива, видя то, какой красоты она породила создание, и в ней пробудилась гордость, прежде ей неведомая. - Радость моя! – Мелисса быстро сообразила, что необходимо было говорить, хотя она и была не уверена в том, что говорит именно те слова, которые были привычны уху её дочери. – Как твои дела? - Хорошо, - тонким голоском проговорила девчушка, подходя к матери и обнимая её за ноги. – Мне было весело играть с госпожой Момо, она сегодня была очень весёлой. Обычно она почти не говорит со мной, и мне очень скучно. - Правда?.. - Мелисса несколько расстроилась. – И она всегда такая… скучная? - Да, всегда, - малышка, казалось, была счастлива тем, что наконец-то вырвалась на свежий воздух подальше от гувернантки. - Эта госпожа Момо - жуткая зануда, до сих пор никак не могу понять, почему вы её наняли. Она просто старая ведьма, которая всегда рада помучить нас своими бесконечными поучениями и сетованиями на то, какие мы бестолковые дети. А читает она жуткую ересь, вы бы видели её «Аскетические опыты»… Кстати, что такое «аскетические»? Риото, произнеся это, выразительно посмотрел отца. Тот, немного поколебавшись, ответил: - Ну, это отказ от излишеств… Того, например, чего у тебя в избытке, и то, чем ты вовсю так беззазорно пользуешься. Может быть, тебе и пригодилось бы строгое воспитание. Видно было, что ответ задел паренька за живое. Он задумался и, помолчав, так ничего и не сказал. - А где мы сегодня будем ужинать? – спросила девочка у матери. - Сегодня на озере, дорогая, - Мелисса перебрала её шелковистые волосы и поправила большой, красивый тончайшей ткани лиловый платок, расшитый красными нитями. – Мы с папой решили, что прогулка на лодках нам не повредит. - Никогда бы не подумал, что вам снова захочется проводить время подобным образом, - мальчик подозрительно посмотрел на отца. – Я думал, что это – пережиток моего детства. - Но ведь детство иногда полезно вспомнить? – подмигнул ему отец. - Да, к тому же я так давно хотела возродить эту прелестную традицию, - проворковала Мелисса. – Было бы неплохо, если бы мы снова, как в старые добрые времена, послушали бы пенье озёрных птиц… Мальчик поморщился. А мы возьмём кого-нибудь из слуг с собой? – осторожно спросила девочка. - А это обязательно? – так же осторожно спросила её Мелисса. - Ха-ха! – громко хохотнул малыш. – Вы у нас спрашиваете? Я уже и забыл, когда вы последний раз считались с нашими желаниями. И на этот раз будет точно так же – я не сомневаюсь. Вы возьмёте с собой всю ораву прислуги, только чтобы заполнить ими… как ты это называла, ма? Внутреннюю пустоту? Канато рассмеялся. Ему до боли знакомо было это чувство – то, когда у тебя было всё, что ты мог себе пожелать, и всё же когда, приобретя мир, но потеряв душу, чем бы ты не пытался заменить естественное ощущение счастья и полноты бытия, в сердце оставалась пустота, которую заполнить было нечем. Ни развлечениями, ни вещами - изысканными и привезёнными с другого конца света, - ни стихотворениями известных поэтов, ни вкусной едой – в общем, ничем, что обычно составляет нам радость жизни. Мелисса же смутилась. Ей было несколько неприятно и неожиданно сознавать, что она в будущем являет собой подобный пример для детей, которые, не по годам серьёзно рассуждая, находят явные изъяны в её методах воспитания и образе жизни. Собравшись с духом, она всё же ответила, хотя ей хотелось промолчать больше всего на свете. - Нет, дорогой… Сегодня мы будем вчетвером… Только я, папа, ты и твоя сестра. - Не люблю сидеть в лодке, - закапризничал парень. – Её качает. - Потерпишь, - улыбнулся Канато. - А давайте украсим лодку цветами? – предложила девочка. – У нас же есть цветочная, а там много красивых цветов. - Да, огромные букеты, которые меняют изо дня в день бесперебойно, хотя никто в это помещение почти не входит, - язвительно проговорил Риота. – Вы говорили, что будете сами ухаживать за цветами, а потом по обыкновению всё взвалили на слуг, перестав там появляться. - Значит, было что взваливать, раз сами мы уже не могли справляться с объёмом работ, - попытался отшутиться Канато, однако Мелиссе стало ясно, что и ему не по себе. Странно всё было в этом будущем, в которых они так не похожи были на себя самих. Мальчик только презрительно фыркнул. - А ещё я хочу свечи… Много свечей, чтобы они были похожи на звёзды, которых так много на потолке моей спальни, - снова защебетала девочка. Её восторженные глаза явно предвкушали предстоящее удовольствие. – У меня в комнате есть коробка маленьких свечечек, они такие милые, в виде бабочек, и их можно прикрепить к чему угодно!.. Ма, прикажи, чтобы ими украсили причал… Нет, я сама всё украшу. ты же мне поможешь? Мелисса грустно посмотрела куда-то вдаль. Спустя минуту она рассеянно ответила: - Конечно, помогу, дорогая. Тут мальчик тоже оживился. - А давайте я принесу мотки золочёных лент? У меня много украшений, которыми мы так давно ничего не украшали - целая коллекция!.. - Конечно, можно, - Канато решил поддержать сына. – Ты сегодня славно постарался, поэтому заслужил. - А у меня есть ещё баночки-подсвечники, которые я раскрашивала сама алыми и серебряными красками и сама лепила на них звёзды из красной фольги… Я не показывала тебе их, потому что ты не любила, когда я занимаюсь пустыми делами. - Пустыми делами? – Мелисса округлила глаза. По видимому, дела обстояли куда хуже, чем оно казалось ей изначально. - Ну ты так часто говорила мне, когда я что-то рисовала и показывала тебе… - девочка улыбалась радостно, по-видимому, совершенно не держа на мать обиды. – Ты говорила, что мне нужно лучше заниматься изучением наук и этикета. А у меня в комнате множество украшений и игрушек, которые я сама сделала. Папа видел… Он привозит мне всё необходимое… - внезапно она запнулась и с ужасом посмотрела на отца. - Ой… Па, прости… Ты ведь не хотел, чтобы я говорила маме... Мелисса и Канато переглянулись. Похоже, хоть в чём-то Канато не изменил самому себе: он всегда не отказывал себе в удовольствии тайно покровительствовать людям искусства, и теперь, по-видимому, перенёс это прелестное стремление на дочь, до которой им, как оказалось, часто не было особого дела, как и до всего остального. - Чико вечно что-то мастерит, - сказал мальчик. – Она, наверное, станет дизайнером или даже архитектором. «Чико», - подумала Мелисса, глядя в красивые, большие и грустные глаза девочки, которые казались чем-то необычным на общем фоне её безмятежности и весёлости. – «мудрый ребёнок… Как тут не стать чуточку мудрее, когда ты с детства лишён того, что причитается тебе по праву возраста…». Девочка отошла от матери и села на скамейку, очень грациозно: по-видимому, сказались регулярные упражнения, которых аристократия никогда не гнушалась, а зачастую делала стержнем своей жизни. Теперь она ещё больше напоминала Мелиссе Клодию. - Хотите, я прочитаю вам то, что выучила сегодня утром? – девочка, казалось, немного осмелела, хотя всё так же робко смотрела на мать. - Да, конечно, читай, прелесть моя! – Мелисса так легко и так обильно выразила свои пробудившиеся материнские чувства, что девочка слегка смутилась. По-видимому, она не привыкла к свободному проявлению эмоций. Однако она быстро взяла себя в руки, и очень выразительно, с невероятно чёткой дикцией и виртуозной расстановкой интонационных акцентов и пауз, выдерживая ритм, глубину и такую мрачную торжественность, что у Мелиссы захватило дух и защемило сердце от тягостного чувства, прочитала бодлеровский сонет. Сам факт того, что такая маленькая девочка выбрала такую сложную поэзию, которую очень сложно декламировать ввиду чрезвычайной оригинальности и необычности поднятых проблем и воплощённых в ней образов, был удивителен, даже несмотря на то, что читавшим было дитя вампира. ..."Откуда скорбь твоя? зачем ее волна Взбегает по скале, чернеющей отвесно?" - Тоской, доступной всем, загадкой, всем известной, Исполнена душа, где жатва свершена. Сдержи свой смех, равно всем милый и понятный, Как правда горькая, что жизнь - лишь бездна зла; Пусть смолкнет, милая, твой голос, сердцу внятный, Чтоб на уста печать безмолвия легла. Ты знаешь ли, дитя, чье сердце полно света И чьи улыбчивы невинные уста, - Что Смерть хитрей, чем Жизнь, плетет свои тенета? Но пусть мой дух пьянит и ложная мечта! И пусть утонет взор в твоих очах лучистых, Вкушая долгий сон во мгле ресниц тенистых. Мелисса прекрасно знала этот сонет, его часто декламировал Канато, лёжа у нё на коленях в саду на скамейке, когда догорал закат, и душу томила неясная истома. Этот точно выточенный из гранита ясный, отчётливый выразитель горькой правды жизни всегда заставлял девушку вспоминать его создателя, который, точно мужественно сжав сердце руками, не отчаялся окончательно, перечеканив свою скорбь в великолепные, полные выразительной сосредоточенности шедевры творца, всего лишь человека, смирившегося с неизбежным мировым злом. Мелисса дрожащими руками обняла девочку, которая, улыбаясь, зарылась в пышные складки её вычурного платья, и долго стояла, не в силах вымолвить ни слова. «Что же, и в этом, несмотря ни на что, есть своя красота, - подумала Мелисса, не зная, куда деваться от печали, охватившей всё её существо. - Если в её сердце хватило мужества терпеть то, что она вытерпела, то, думаю, для неё не будет существовать больше жизненных потрясений...». Во всяком случае, Мелисса очень на это надеялась.