Невесты для вампиров

Марк сидел в своей комнате и рассматривал старинную книгу, который дворецкий принёс ему для лёгкого чтения. В этой книге было столько весьма и весьма откровенных иллюстраций, что Марк почувствовал, что краснеет. Видимо, у дворецкого совершенно не было комплексов. Книга изобиловала странными рисунками, в основном из древних рукописей, довольно редкими, такими, что Марк открыл для себя много интересного, нового и прежде невиданного. Ему вообще нравилось медитировать на некоторые вещи из древних книг, и, оставаясь в одиночестве, парень был очень рад, что наедине со своими мыслями он мог сосредоточиться на внутренних ощущениях: ведь это так редко бывает, когда прекращается внутренняя болтовня!.. Поэтому, когда брату Мелиссы удавалось наладить диалог с самим собой, он был счастлив безмерно, и вот теперь настала такая минута. Скоро парнишка из замка Ко должен был принести конверт с описанием того, что там происходило. В последнее время ничего особенного он не описывал, хотя был неизменно тщателен и аккуратен, составляя отчёты. Марк радовался, что Аспазии живётся хорошо, и он был доволен, что узнал о ней за последнее время, наверное, гораздо больше, чем за всю ту жизнь, которую он прожил вместе с ней в Англии. Аспазия вообще была довольно малоразговорчивым ребёнком, а в школе, уйдя с головой в учёбу, стала очень сосредоточенной и молчаливой. Это отпугивало некоторых, однако те, с кем она находила общие темы для разговоров, становились её друзьями на всю жизнь. Правда, таковых было ничтожно мало. Однако, как известно, старый друг лучше новых двух, а девочка и не стремилась расширять круг своих знакомых. Мэнэбу описывал, как Ко и Аспазия решили проехаться по округе на автомобиле и полюбоваться прекрасными видами. Природа вокруг замка была потрясающей, и парень приложил к письму выуженные из мусорной корзины черновики описаний, которые девушка составляла для своего дневника. Это были весьма изысканные страницы, пусть, как было уже сказано, и черновые, и в чём-то напоминали лучшие погодные зарисовки в японской классической лирике. Марк перечитал несколько раз те строки, написанные сестрой, в которых она давала оценку некоторым странным поступкам своего возлюбленного, которые казались ей пугающими, откровенно непонятными, но в итоге, как понял брат девушки, они пробудили в ней особенное любопытство. Аспазия дала себе слово быть повнимательнее, чтобы уловить отсветы внутреннего мира своего наречённого, ибо отношения, наверное – самое сложное в этом мире, особенно отношения между смертным человеком и бессмертным существом. Марку очень нравилась его комната, которая была заставлена изысканными вещами, весьма приятными на вид. Это был праздник для глаз, а то, что слуги за стенами порой занимались на музыкальных инструментах в своих комнатах, разливая вокруг себя волшебные волны совершенной классической музыки – было праздником ещё и для ушей. Марк сам любил играть на музыкальных инструментах. Он привёз с собою флейту и занимался на ней, когда тому выпадала возможность. Ему даже показалось, что он играет здесь лучше, чем а Англии, может быть, тому способствовала необыкновенная атмосфера замка Сакамаки: здесь как нигде в другом месте чувствовалась какая-то магия, видимо, когда-то здесь творилось настоящее волшебство, но какое именно – Марк понять не мог. Дворецкий частенько заходил к парню, и они подолгу разговаривали о самых разных вещах. Дворецкий был человеком образованным и имел разнообразные научные интересы, и порой приносил с собой книги, о которых Марк только слышал иногда и знал, что они очень редкие, а уж про то, чтобы видеть их воочию – и речи не шло. И вот теперь ему выпала такая замечательная возможность изучить их, и парень был на седьмом небе от радости. Это скрашивало ему утомительные будни, которые казались ему однотипными, заполненными рутинной работой и неизвестностью: Марк почти не встречался с сестрой в коридорах, а если и встречался, то получал от неё по обыкновению несколько коротких указаний, после чего девушка уходила. Дворецкий многому научил своего подчинённого, и, в частности, тому, как правильно надо вести себя со столь капризными существами, как вампиры, ибо они были требовательными и взыскательными, не говоря уже о том, что за каждую провинность шпыняли, считая всех окружающих ленивыми сибаритами. Конечно, это было несправедливо, ибо они редко когда утруждали себя необходимостью поставить себя на место другого, а уж вникнуть в суть работы своей многочисленной челяди было для них чем-то ненужным и далёким от их бытия. Марк не жаловался, понимая, что ему необходимо запастись терпением, как тот, кто не боится неудачи, не ищет успеха. В целом ему это удавалось, и парень посвящал свой досуг изучению всего того, что он ещё не изучил. В итоге он приходил к выводу, что он не знал о мире и миллионной доли того, что последний таит в себе, и бесконечно жалел о том, что не давал себе труд прежде копнуть поглубже. Теперь же он решил не упускать шанс, и выяснил, что на свете есть много всего интересного и необычайного, особенно в трудах древних мыслителей, которых довольно трудно понять ввиду того, что они выражались сложно и не всегда хотели, чтобы их понимали профаны. Но по большей части античники, которых очень любил Кэтсу, были весьма и весьма весёлыми ребятами, так что с ними было трудно соскучиться. Каждый из них имел свою точку зрения на предмет, и, проникаясь их рассуждениями, Марк понимал, сколько, оказывается, есть в мире различных воззрений на одно и то же, и для того, чтобы собрать и описать, или хотя бы дать верную оценку всего того богатства, которое накопило человечество, не хватит одной или даже нескольких коротких человеческих жизней. «Права ли Аспазия в том, решив для себя окончательно, что примет Чёрный Дар?», - спрашивл себя брат наречённой Ко. Ему казался странным её выбор, однако он, разумеется, не мог сделать его за сестру, и только удивлялся, откуда в этой скромной и сдержанной обычно девушке нашлась такая решимость, такая смелость и такие притязания к тому, что было весьма опасно, весьма непонятно, но и, конечно, очень любопытно. Марк долго думал над тем, а хватило ли бы ему самому мужества совершить подобное, ведь перед тем, кто решил становиться ампиром, вставало очень много этических проблем? В итоге парень убеждал себя, что вряд ли он когда-либо пошёл бы на такое. Мир вампиров был жесток и бесчеловечен, и многое из того, чем жили Сакамаки и невесты, теперь уже привыкшие к тому, что окружало их, было чуждо брату Аспазии, который и без того очень сильно ощущал боль и раздробленность мира, чтобы приумножать его скорбь своими неправильными поступками. Ведь для того, чтобы поддерживать существование вампира, необходимо было убивать, а Марк ещё ценил чужую жизнь и не хотел пятнать свою душу таким страшным преступлением. Так, находясь, как выражался Бодлер, «между восторгом жизни и ужасом жизни», парень всё же приходил к выводу, что то, чем живут вампиры, не есть что-то, достойное жизни. Ему было даже жаль их, ибо всё то, чем они страдали, всё то, чем мучились, было результатом их собственного выбора в пользу бессмертия, которая всегда требует большую цену за свои сомнительные блага. Марку было больно сознавать, что его сёстры оказались в таком сложном положении, и, если бы у него была возможность, то парень, конечно же, сделал бы всё возможное для того, чтобы вывести их отсюда и попытаться забыть, что в мире есть иная раса, способная так хладнокровно расправляться с людьми. Ему казалось странным, что в письме Ко «прививает Аспазии любовь к восхитительным творениям смертных». Зачем её прививать, если всё равно это ни к чему не ведёт, и вопреки всему этому эстетическому эгоизму кто-то лишается сына или брата, или другого близкого человека?.. Это было непонятно Марку, который всегда был преисполнен сострадания ко всему живому. Это было жестокой раной его души, ведь парень привык видеть в людях возвышенное. Ущербность мировоззрения Сакамаки было налицо, и этот индивидуализм, которым они гордились, напоминал ему крайности разгула могучих страстей эпохи Возрождения, когда создавались совершенные произведения искусства и одновременно совершались ужасные преступления. Простая истина была в том, что подлинного качество зрелой и целостной личности – здорового созидания – вампиры не имели, и в этом была их великая слабость. Они не знали сострадания, ибо не видели иного выхода и заглушили это священное чувство в себе раз и навсегда. Поэтому все их попытки творить, несмотря на то, что их творчество было изящно и изощрено, не было творчеством в полном смысле этого слова. Всё то, что каждодневно заполняло пустоту их существования, было жалкой копией с того, чем жили люди, нормальные люди, для которых убийство неприемлемо, как физическое, так и моральное. И радость во всей полноте, всё богатство глубина переживаний простого человека, радующегося своей короткой, но всё же прекрасной жизни, было гораздо более ценным и значимым для Марка, чем вся Вечность, заполненная бесконечным кошмаром эгоизма и жестокости. Так думал брат Аспазии, и он был ближе к истине, чем кто-либо из тех, кого ему довелось узнать за это недолгое время.