Невесты для вампиров

Кэйташи засиделся у Карлхайнца до самого вечера. Они так давно не видели друг друга, что были очень счастливы поговорить на самые разные темы: вспоминали юность, годы учёбы, и вообще всё то незабываемое, что составляет счастье нашей жизни. Распрощались они неохотно. Всю обратную дорогу Кэйташи был погружён в свои мысли. Ему не терпелось затвориться у себя в кабинете и распределить их по знакомым категориям, которыми он привык мыслить, но вампир как будто заранее предвидел, что так просто это у него не получится, или, во всяком случае, получится не сразу. Всё же то, что преподаватель услышал от Карлхайнца, несколько выбило вампира из колеи и заставило о многом задуматься. Мелисса Воланс была для него более чем близким человеком. За всю свою бессмертную жизнь Кэйташи никого так и не смог назвать своим настоящим другом, даже Сакамаки, который, хотя и был с ним откровенен и искренен, но всё же не был тем, кто мог бы разделить его интересы или разбирался в искусстве так же глубоко, как его жена и младшая сестра математика. То, что подвеска оказалась у Мелиссы, быть может, и не было бы столь странным фактом, если бы не то, что украшение обнаружилось так внезапно, тогда, когда Кэйташи работал над историей своего казавшегося прервавшимся рода, справляясь обо всём во всех известных вампиру архивах, и никак не мог найти ныне живущих своих отпрысков: после пяти поколений, минувших с того самого дня, как на свет появился его собственный ребёнок-полувампир, звенья рода терялись во мраке времени, и теперь в таком внезапном обнаружении загадки, над разрешением которой математик бился безумное количество времени, Кэйташи видел нечто совсем уж мистическое. Нет, сэнсэй вовсе не был человеком суеверным или что-то в этом роде. Просто опыт научил его находить соответствия в приметах и так называемых "случайных событиях", которые, как известно, далеко не всегда бывают таковыми. Случайностей вообще, по мнению Кэйташи, в природе не бывает. Теперь же, когда вампир, уединившись в залитым светом множества настенных светильников кабинете, обитом резными тисовыми панелями, погрузился в своё прошлое, перебирая в памяти давно минувшие события и ощущения, с ними связанные, Кэйташи начинал понимать, что чувствовал что-то необыкновенное в Мелиссе Дин ещё давно, с тех самых пор, как вообще впервые увидел её. Поначалу девушка не вызвала у него особых чувств, кроме разве что чувство удивления её необычайными дарованиями. Однако математик настолько привык иметь дело со сверходарёнными существами, что уже привык почти не обращать на этом внимания, а если и обращал, то забывал об этом в самом скором времени. Однако после нескольких уроков в присутствии этой девушки Кэйташи-сэнсэй начинал понимать, что всё не так просто, как кажется. Те смутные и странные чувства, которые он стал испытывать к девушке, когда та выходила к доске или когда Мелисса оставалась после уроков, чтобы справиться касательно требующих разъяснения вопросов, показались математику настолько непростыми, что последний поначалу стал их сторониться и загонял в глубь подсознания. Однако они выплывали в самый неподходящий момент, тогда, например, когда Кайоши вёл трудные деловые переговоры или соблазнял молодую красавицу - и всё шло насмарку: чувства необыкновенной теплоты и искренности смазывали всё то впечатление, которое он стремился произвести на коллег или на любовницу, и отравляли ему настроение до самого конца дня. Кэйташи злился на себя за это, однако ничего не мог с собой поделать, и долгие бессонные вампир дни коротал в библиотеке за изучением книг по психологической тематике, чтобы разобраться в себе и во всём том, что он чувствовал. Это было не то, что бы не просто - почти невозможно, несмотря на то, что все упорные исследования вампира под конец всё же дали кое-какие результаты. Опираясь на них, Кэйташи-сэнсэй предположил, что, возможно, природа необыкновенных для смертных умственных способностей Мелиссы вызвала у него нечто вроде жалости или сострадания - того, что он уже и забыл, когда последний раз испытывал, вот потому-то, думал математик, он и проникся к этой смертной девушке неким подобием родительских чувств. Быть может, ему просто нравилось наблюдать за развитием и становлением этого необычного для смертного человека ума в не менее необычных условиях: то, как меняются характер и образ мыслей девушки в окружении вампиров, чьи мыслительные процессы были более чем оригинальны и глубоки и незаметно оказывают воздействие на умы находящиеся рядом, менее слабые - это изучение доставляло Кэйташи большое удовольствие, тем более, что проникнуть в мысли Мелиссы было делом непростым, и оттого ещё более, как казалось вампиру, захватывающим. Но в целом математик чувствовал себя, мягко говоря, более чем смущённым: эти чувства казались ему неподвластными рациональному объяснению, и, несмотря на то, что Кэйташи презирал дешёвость рационализма, всегда указывающего на поверхностность душевной жизни, он упорно пытался найти им аналогии из сферы привычных и понятных ему аффектов и эмоций. Чтобы ещё глубже разобраться в том, что с ним происходит (ведь эти странные ощущения становились всё отчётливее с каждым новым занятием, на котором присутствовала Мелисса), Кэйташи стал вести дневник своих впечатлений и мечтаний - но не такой, какой он вёл до этого, а посвящённый исключительно тому, что вызывала у него смертная девушка. Это помогло чуть более, однако всё же не дало вампиру удовлетворяющего ответа на то, что же такое на самом деле невеста Канато. Это было очень странно, очень нестандартно и вообще выбивало из привычного вампиру равновесия. Хотя Кэйташи знал, что истина всегда с трудом пробивает себе дорогу в гору, и для того, чтобы воспринять истину, необходимо, чтобы мысль хотя бы раз сошла с проторённой колеи, вампиру не всегда было приятно осознавать себя в непривычной ему зоне. Математик всегда мог подвести под нормы, расписать и проанализировать свои чувства, порой очень глубокие и интенсивные, теперь же, когда Кэйташи не этого не удавалось, ему было более чем не по себе. Сегодня, когда правда выявила себя, и математику стало ясно, кем приходится ему Мелисса Дин, он всё ещё не переставал удивляться тому, какими сильными, оказываются, бывают чувства и страсти вампиров, которые могут испытывать влечение к "своим" даже не зная того, что этот человек - родственная тебе душа, родственная в буквальном смысле, пусть даже и обнаружившая через многие поколения, отделяющие момент твоего рождения от того, в который появился на свет объект твоих смутных трепетных и нежных чувств. не снова и снова возвращался к воспоминанию о его первом знакомства с Мелиссой. Ему нравилось вновь переживать в памяти это ощущение - прелестной минуты обоюдной сердечной открытости, ибо невеста Канато и Кэйташи-сэнсэй странным (теперь, правда, это и не казалось таким уж странным) образом почувствовали приязнь и расположение друг к другу сразу же после их первого знакомства. Кэйташи наслаждался этим чувством, весьма родственным тому оттенку снисходительного покровительства, которое всегда испытывает вампир, когда он, например, берёт под крылышко существо более неопытное, а оттого боле слабое, и математик радовался, что ему снова довелось пережить эти необыкновенные ощущения, усиленные гордым и весьма радостным сознанием того, что твой од не прервался, а получил своё продолжение в одной из красивейших девушек, каких, по мнению не только самого Кэйташи, мог знать мир.