I Promise

      Будильник выдернул меня из состояния сна очень не вовремя. Я недовольно поёрзал, жалобно хмыкнув. Я же почти поцеловал ту шикарную брюнетку из телепередачи! Но потом до меня дошло, что у меня-то на будильнике стоит совершенно другая песня.       Лениво зевнув, я открыл глаза. Первое, что я увидел, было то, как я обнимал свою подушку, целуя и пуская в неё слюни. Я спокойно привстал на кровати, потянувшись, как кошка, и потирая виски, совсем не замечая, что в комнате сижу не я один.       Первым потрясением утра было то, что у самых моих ног сидел Майкс и спокойно водил пальцем по экрану своего телефона, уставившись взглядом в стену. Я спрятал мокрую подушку под одеяло, безотрывно глядя на брата: под глазами залегли тёмные синяки, омрачая всегда солнечный вид парня (он никогда не страдал бессонницей, в отличие от меня); его нос был раскрасневшимся, и Майки им активно шмыгал; он часто моргал, будто пытаясь отогнать пелену, ведь сегодня брат был без очков.       Я обнял свои коленки, искренне переживая за брата. Тот всё продолжал молчать на протяжении пяти — как мне тогда показалось — ужасно долгих минут, пока вдруг не заговорил (сперва я даже не узнал его голос: он был до жути хриплым):       — Мама попросила тебя разбудить, а сама пораньше ушла на работу, — произнёс он, ни на секунду не отрываясь от созерцания стены — казалось, вот-вот брат проделает в ней дырку. Я достал свой телефон, взглянул на время и облегчённо выдохнул, но в то же время захотел прибить Майкса, ведь было только 5:47. — Да, и ещё: я, конечно, понимаю, что Фрэнк — горячий парень, и он тебе нравится, но в следующий раз, когда я буду в роли будильника, надеюсь, не застану тебя за дрочкой на его образ. Я же всё-таки ревную, — я закатил глаза и закрыл лицо ладонями, чувствуя, как начинают краснеть мои щёки, а потом резко накинул одеяло с головой. Вот же…       — Мне не нравится Фрэнк. Тем более, я натурал, — буркнул я, продолжая заворачиваться в одеялко, немного походя на рулетик. Я чуть побрыкался, понимая, что одеяло не на шутку зажевало меня. Я пополз, словно гусеница, к краю кровати, пока с характерным грохотом не рухнул на пол, высвобождая свою тушку из этого «засосалово». Оказавшись на ногах, я задумчиво потёр переносицу, наблюдая за всё ещё не двигающимся Майки. А позже, мысленно дав себе подзатыльник, меня осенило: Майки был без очков и, следовательно, он не мог видеть, что было, когда я проснулся… да, наверное, он и сейчас вряд ли может отличить меня от стены… Ах, да, точно, красное пятно просто невозможно не заметить!       — Всё равно, Джи. Если что-то между вами есть, ты всегда можешь мне об этом сказать, — Майки поднялся, выставив перед собой руки. Он мог врезаться во что-то и испортить. Я попытался слиться с окружающей средой, чтобы младший забыл о моём существовании и просто ушёл, пускай и скатившись от ничего не видения по лестнице. Но по уже известным причинам не мог этого сделать. И да, ещё мне определённо не нравился этот разговор. — Я пойму, — я почувствовал совсем невесомое прикосновение пальцев где-то в области предплечья и понял: что-то здесь не чисто. С каких это пор Майки стал таким проницательным? Он не может просто таким быть! Майки поклоняется богу единорогов, хотя ему уже шестнадцать!       Я ринулся к нему — не забыв, конечно же, зацепиться за злое одеяло — и заключил брата в крепкие объятия, на что он, совершенно не понимая, захлопал ресницами. Желая найти подтверждение своей догадки, я аккуратно коснулся губами лба Майки, ведь руки были заняты.       Я ужаснулся, ведь я оказался прав. Температура.       Я быстро ринулся вниз, чуть ли не на руках вынося брата из комнаты.       Через пять минут Майкс лежал на диване в гостиной, уже закутанный в тёплое одеяльце с Бэтменом и с очками на переносице, найденными мной на кухонном полу. Я торжественно вручил ему горячий чай.       Майки принял сидячее положение, пока я попивал свой кофе. В футболке и боксерах. Н-да. Самый подходящий вид для виляния задницей перед братом, что я всегда так охотно делал под заводную музыку. К слову, младший часто говорил, что это у меня получается как нельзя отлично, и даже иногда в шутку называл меня Дивой. Он уже хотел было рассказать о моих «талантах» Рэю и Фрэнку, но я ему пригрозил, что если вдруг хотя бы заикнётся об этом, то больше никогда не увидит этого зрелища. Майки на это ответил, что жизнь у нас вообще очень скучная и что не хочется ему лишиться шикарного шоу со мной в главной роли. Не повод для гордости, конечно, но сойдёт, в принципе. Да.       Я бросил мимолётный взгляд на «больного-покалеченного», но этого хватило, чтобы я нервно сглотнул. Майки медленно потянулся в спине, откидывая голову назад; он пошло прикусил губу, прикрывая глаза и скидывая к чёрту с себя одеяло.       А то, что произошло в следующую секунду и было вторым потрясением за утро: брат выгнулся ещё сильнее, двигая бёдрами в воздухе:       — Ох, да, Фрэнк… да-а-а… — простонал он, в то время как я поперхнулся своим уже остывшим кофе. Крепкий напиток сразу же оказался на столе, на полу и совсем чуть-чуть на моей футболке. Не теряя времени, я побежал за тряпкой и джинсами и даже не забыл захватить толстовку, чувствуя неприятную боль в мышцах.       Вернувшись, я заметил, как Майкс засовывает руку в штаны. Я небрежно бросил тряпку на стол и с выпученными глазами выбежал на улицу.       Захлопнув входную дверь, я опёрся о неё, немного опустившись и сжимая в правой руке серую толстовку, ровно до того момента, пока не увидел перед собой знакомую потрёпанную тачку и явно выделяющуюся на её фоне чёрную макушку хозяина.       Я в ту же секунду просиял, на бегу натягивая толстовку и запрыгивая в машину Пэнси. Я всё ещё пыхтел, глубоко дыша и усаживаясь задницей на не очень удобное сидение; парень прикусил губу, из-под чёлки глядя на меня через зеркало заднего вида, и кивнул, не проронив ни слова. Он был в хорошем настроении. Готов был поклясться, что в тот момент Фрэнк выглядел чертовски потрясно.       Я встряхнул головой, что длинная красная прядка упала мне на лицо, поэтому я незамысловатым движением убрал её за ухо. Пэнси так и не отрывал от меня своего взгляда, и из-за этого я чувствовал себя немного не комфортно.       — Так, Джи, рассказывай, что произошло, — серьёзно начал он, нахмурившись.       — Майкс, — уверенно ответил я, всё ещё жадно хватая ртом воздух после такой, казалось, небольшой пробежки. — Он разбудил меня и пристал с распросами типа: «Джи, ты же поделишься со мной, если между тобой и Фрэнком что-то есть?». Идиот, блин, — я прикрыл глаза, а Пэнси нервно хихикнул.       — Сам-то ты гомофоб? — как-то даже слишком тихо и резко поинтересовался Фрэнк, я же подложил руки под голову: мне ужасно хотелось спать, а голова предательски болела, и каждый звук отдавался эхом в голове в несколько раз громче.       — Ну-у-у, как сказать? Вроде и да, и нет, — я нервно прикусил щеку с внутренней стороны, прикрыв глаза, потому что моё самочувствие оставляло желать лучшего. — В общем, мне пофиг, кто кого любит, если честно, — я пожал плечами и тихо зевнул, тем самым ещё больше захотевая в тёплую постельку.       — Ясно. А что дальше было?       — Он дрочил на тебя…       — Твою мать! — не выдержал Фрэнк и заржал в голос. — Ох ты, Боже! Да ну нафиг! — это уже было похоже на небольшую истерику, но я останавливаться не собирался:       — А ещё он стонал: «Да, Фрэнк, да-а-а-а…», — я сделал это даже чересчур реально, поэтому закрыл лицо ладонями, чтобы парень не заметил моих пылающих щёк. Стыдно. Пэнси замолчал на несколько секунд, но потом вдруг неожиданно заговорил, обернувшись:       — Божечки, Джи, тебе только в гей-порно сниматься надо, — заметив, что не один я поменял окраску щёк, я улыбнулся уголками губ, но так, чтобы не выдать себя. — Стонешь ты отменно — у любого встанет. А у меня — в первую очередь, — мы не выдержали и засмеялись: Фрэнк — потому что, видимо, захотел, я — потому что смех парня оказался очень заразительным. Именно в этот момент я почувствовал, что могу раскрыть Пэнси абсолютно все свои тайны.       — А ещё Майкс мне говорил, что я прям секси, когда виляю задницей. И из-за этого он меня Дивой называет.       — Хм, я просто обязан это увидеть. И какая же ты Дива, если ты просто Джи?

***

      Так, как до занятий было чуть больше двух часов, Фрэнку просто приспичило съездить домой за «случайно» забытой тетрадью по геометрии. Потом мы катались по городу, слушая шум дождя, а я ещё больше возненавидел дождливый Нью-Джерси.       «Солнце, когда ты наконец-то появишься?» — возмущённо шептал я, пока Пэнси глупо хихикал, попивая недавно купленный кофе.       — Успокойся, будет солнце и в твоей жизни, — тихо произнёс Фрэнк с такой необъяснимой нежностью, словно к ребёнку, что я обиженно отвернулся, скрестив руки на груди, и уставился в окно. Хотя ничего интересного, кроме мужчин в деловых костюмах, забавно бегущих на работу, я там не увидел.       — Эй, ну перестань, Джи, — я вздрогнул от этого «Джи», и это не осталось незамеченным Фрэнком: — Джи-и-и, скажи что-нибудь, — в ответ я лишь закатил глаза. Пора бы ему сказать, чтобы он перестал меня так называть.       — Перестань меня так называть, — озвучил я свои мысли, убирая красную прядку за ухо; Пэнси ничего не ответил, видимо, собираясь меня игнорировать.       Так и случилось: Фрэнк всю дорогу упорно не замечал меня, на что я недовольно хмыкал, всё ещё не собираясь проигрывать. Как бы я ни хотел выйти победителем, но видеть обиженную мордашку Пэнси было просто невыносимо. Поэтому, сразу выйдя из машины, я протянул ему руку для рукопожатия в знак моего проигрыша. И тогда Фрэнк одарил меня самой, наверное, искренней улыбкой, которую я только видел.       — Ты очень милый, Джи, — он положил мне руку на плечо — я вздрогнул от неожиданности и скинул его руку, ускорив шаг, а Фрэнк остался неподвижно стоять, смотря на то, как я забегаю в школу.       Тогда я мог лишь догадываться, что у него на уме было в тот момент, потому что когда я так нагло убежал, мне на мгновение показалось, что он тихо всхлипнул.       Я тряхнул головой, выкидывая все мысли из головы, и направился на третий этаж, где был кабинет биологии. По дороге я, на удивление, столкнулся с совершенно счастливым Рэем, который, видимо, вовсе не ожидал увидеть меня здесь и сейчас. Как и я его. Он так забавно запищал, а я поднёс палец к губам, заставляя его замолчать.       — Джерард, а где Пэнси и Майкл? — тихо произнёс Торо, и на секунду в его взгляде промелькнуло непонятно чем вызванное беспокойство. Я набрал в лёгкие побольше воздуха и на одном дыхании проговорил всё, и даже больше:       — Майки отлёживается дома, так как у него определённо температура и что-то не так с головой, потому что он стонал имя Пэнси и дрочил на него; а Фрэнк сидит у входа и курит, наверное, но он обиделся на меня, поэтому я сейчас чувствую себя как нельзя дерьмово, ведь я был слишком резок по отношению к нему, — я поникше опустил голову, тем самым скрывая разочарование в самом себе за длинной красное чёлкой. Я чувствовал кожей, что Рэй изменился в лице. Это была… жалость? В любом случае, когда парень легко приобнял за плечи, мне стало немного легче.       — Успокойся, Джерард. Майкс… Майкс он просто очень странный. Я не могу объяснить его поведение, но зато я хорошо знаю Пэнси, — Торо приобадривающе похлопал меня по плечу и показал взглядом на какую-то лавку, предлагая присесть. Через секунду он продолжил: — Он сам не свой с того случая с Майклом: он постоянно какой-то дёрганый. Пэнси очень беспокоится за тебя и за твоего брата. Это нормально, ведь он привязался к вам, особенно к тебе. Так ещё и эти разборки с Хейли и Грегом… Так что не отталкивай его, пока всё не уляжется, хорошо? — я лишь понимающе кивнул и для себя решил, что извинюсь перед Фрэнком на биологии, а пока сел за рисование, упорно игнорируя головную боль, которая теперь уже казалась мне просто невыносимой, но я пообещал себе попросить прощения у Фрэнка любой ценой. Но Пэнси так и не появился ни на одном из уроков.

***

      Усталый и разочарованный (а ещё и головараскалывающийся, и мыщцоболящий, и сопливытирающий), я топал на факультатив, чтобы исправить двойку, так не вовремя полученную на контрольной. Я запустил пятерню в волосы, тем самым ещё больше растрепав их, и неуверенно нажал на ручку двери. Я невольно замер, увидев того самого Джеймса, который что-то очень бурно обсуждал со своим собеседником: мистер Маккартни, чуть ссутулившись, активно размахивал руками и почти что переходил на крик. Его каштановые волосы были похожи на гнездо, а белоснежная рубашка была наполовину расстёгнута.       Я зажевал губу, подавив громкий чих и спокойно наблюдая со стороны за своеобразной истерикой учителя; через секунду я узнал в парне, с которым спорил Джеймс, Фрэнка. Я нервно сглотнул, чувствуя что-то непонятное: с одной стороны я был рад, что Пэнси всё-таки явился и жив-здоров, а с другой — я был безумно на него обижен, ведь отчасти из-за него я чувствовал себя так плохо.        У меня ещё сильнее заболела голова. Я тихо осел на пол, обнимая ноги руками. Это был как удар током, когда Фрэнк наконец-то посмотрел на меня.       Выражение его лица сразу изменилось: довольная ухмылка куда-то делась, освобождая место открытому испугу.       Я уронил голову на колени, прикрыв глаза. Через секунду я услышал громкие шаги и сбивчивый шёпот на ухо:       — Джи, Джи, Джи… — этот голос отдался эхом в голове, и я почувствовал холодные руки у себя на щеках, от чего вздрогнул и поднял голову, пытаясь открыть глаза, но не смог.       — Фрэнк, отвали, мне слишком дерьмово. Чёрт, мне так дерьмово… — и в следующий момент на мгновение — может, мне показалось — я почувствовал тёплые губы где-то в области правой щеки и тут же удивлённо распахнул глаза. Передо мной на коленях стоял Фрэнк и тряс меня за плечо. Показалось. Сейчас я мог смотреть только на Пэнси: он был в тёмной одежде (такая уже привычная красная толстовка была заменена на чёрную), а меня тогда раздражал любой яркий цвет.       Я уже было собрался снова опустить веки, как получил пощёчину от Фрэнка:       — Не закрывай глаза, идиот! — прокричал он, тут же поглаживая рукой место удара. — Ты весь красный, ты знаешь?! — я почувствовал, как Пэнси поднимает меня: одну руку он положил мне на талию, другой — поддерживал шею. Друг с ноги открыл дверь, и мы пошли по коридору. Ну, как пошли… Скорее, медленно поползли.       — Ты ведь заболел, да?! — не унимался парень. А я еле кивнул.       На самом деле я плохо себя чувствовал ещё с самого утра и когда мерил температуру брату, решил, что и мне стоит. Цифра 37.5 меня совсем не испугала: мол, нормально, а Фрэнк-то меня ждёт. Но позже, после биологии я почувствовал, что моё решение было, возможно, поспешным. Но я упорно игнорировал тот факт, что мог заболеть. Ведь я не мог заболеть!!! Я сверхнезаболеваемый!       — Мне плохо…       — Джи, зачем ты пришёл?.. — его голос становился всё тише и тише, и между словами я слышал всхлипы. — Джи, ты идиот, ты идиот…       Сейчас я чувствовал свою вину перед Фрэнком (хотя три минуты назад думал совершенно иначе), потому что именно он тащил мою тяжёлую тушку в сторону медпункта и слушал моё нытьё о том, насколько мне плохо.       Я слышал, как распахнулась дверь и удивлённый возглас Лин.       Фрэнк уложил меня на кушетку, сильно сжав мою руку, пока Лин доставала термометр, активно жестикулируя. Даже не знаю, на кого именно она ругалась: на меня или на Фрэнка; парень даже не смотрел на неё. Он безотрывно наблюдал за всеми моими мелкими, казалось, движениями: за тем, как подрагивают мои ресницы; за моими губами, которые я то и дело покусывал; за движением моей грудной клетки; за каждым вдохом-выдохом. Фрэнк нежно поглаживал большим пальцем тыльную сторону моей ладони и внимательно слушал каждое слово Лин.        И к чему такая забота? Я ведь не умираю… пока. Я совершенно нормально лежу. Да, голова немного побаливает. Да, мне прохладно. Да, мне определённо плохо. Но почему он так волнуется за меня?       Взяв термометр обратно в руки, Лин ужаснулась. Позже из её минутного трёхэтажного мата я узнал цифру, которую мне определённо не стоило знать, — 38.8. Я протяжно простонал, прикрывая глаза; немного успокоившись и натянув на лицо улыбку, Лин протянула мне таблетку, а Пэнси — стакан с водой. Уже через минуту я почувствовал, как проваливаюсь в сон.

***

      — Джерард, дорогой, — послышался до дрожи знакомый голос под самым ухом.       — Мама, — я еле улыбнулся уголками губ, чувствуя чью-то руку на щеке.       — Как самочувствие, милый? — в голосе самой дорогой для меня женщины в мире я отчётливо отслеживал нотки неподдельной нежности и беспокойства. Я медленно открыл глаза, чтобы привыкнуть к яркому освещению, и напрасно: в комнате горела одна единственная настольная лампа; сам я был бережно укрыт одеялом. Донна сидела на самом краешке кровати, гладя меня по голове; под глазами у неё были болезненные круги, словно она не спала уже очень долго; из обычно идеально уложенной причёски выбилось несколько небольших прядок; но, несмотря на всё это, мама улыбалась, смотря на своего старшего сына, живого и… нет, не совсем здорового.       — На, выпей, — Донна положила мне в руки таблетку, я попытался подняться, но тут же ощутил все «прелести» болезни — всё жутко болело. Придерживая меня одной рукой, мама поднесла к моим губам стакан с водой. Немедленно проглотив горькую таблетку, я вновь захотел спать, но всё же поинтересовался:       — А который час? — я ожидал услышать красивое число, типа пять или шесть вечера, но, видимо, было не суждено. Мама горько вздохнула:       — Полтретьего ночи, — я раскрыл от удивления рот, но тут же закрыл, мысленно дав себе неплохой подзатыльник: на улице-то темно. Мои веки уже заметно потяжелели, и я собирался отправиться в царство Морфея, как меня окликнула Донна:       — Джерард? — я отозвался каким-то странным мурлыканьем. — Ты хоть помнишь, как дома оказался? — я резко распахнул глаза. И правда: как я домой притопал? Помню только медпункт школьный. Как Лин с Фрэнком ругаются… И ничего больше, вроде бы.       Я отрицательно замотал головой.       — У тебя температура не спадала, и та девушка (Линда, по-моему), — мама изобразила поддельное отвращение, на что я лишь хмыкнул, — Фрэнку сказала отвезти тебя домой. Он привёз тебя, переодел в домашнюю одежду, — на этих словах я скривил губы, приподнимая край одеяла. — Он скорую вызвал для Майкса и позвонил нам с Дональдом. Мы не смогли сразу приехать, а Фрэнк ухаживал за вами. До десяти вечера просидел, — моё сердце бешено заколотилось, но я не мог найти причину этого. — Уснул, бедный.       Я уже собирался кое-что спросить, как меня остановил шум на первом этаже. Отец пришёл, наверное. На мгновение шаги прекратились, но потом возобновились и становились чётче. Дверь тихо открылась, и я мысленно дал себе пять: в комнате появился отец, но на его лице почему-то застыло отвращение.       — Что этот недоносок делает у нас? — от его тона я вздрогнул.       — Дональд, — осторожно начала мама, — Фрэнк — не недоносок, а хороший парень. Он ведь ухаживал за нашими сыновьями.       — Ты хоть видела его татуировки? А пирсинг? — возмутился Дональд, размахивая руками. — Он же непонятно кто.       Донна резко встала, одёрнув подол рабочего платья, и вышла из комнаты, вытолкнув мужа. Я слышал ругань отца и высокий голос матери и съёжился, думая, что внизу лежит Фрэнк, укрытый клетчатым пледом, и мирно посапывает, окунувшись в грёзы. Интересно, а что ему снится сейчас? Может, единороги, как Майксу? Может, школа? Может, Лин или Хейли? А может… я? Хм, точно нет. Так, сейчас версия про единорогов мне нравится куда больше остальных.       Мои раздумья прервала Донна, легко вплывшая в мою комнату. Она, казалось, светилась от счастья.       — Фрэнк остаётся до завтра. Я позвонила и предупредила его маму ещё три часа назад, — мама сделала победный жест рукой, в то время как я подумал, как на самом деле люблю эту замечательную женщину.       — Я люблю тебя, мам, — прошептал я, потеплее укрываясь одеялом. Донна аккуратно подошла и, поцеловав меня в лоб, так же тихо произнесла:       — Я тоже люблю тебя, Джерард, — послышались удаляющиеся шаги и тихий хлопок дверью. Я прикрыл веки, улыбаясь.       Ведь засыпал счастливым.