***
—…и вот так вот всё получилось, — я хихикнул, немного приподнимаясь на руках. Мэдисон всё так же лежала, мечтательно смотря в потолок, и улыбалась. Неожиданно скрипнула дверь; не удержавшись, я чуть не упал на подругу и застыл в нескольких сантиметрах от её лица. Я увидел то необычно-странное для Фаррелл — она покраснела и отвела взгляд. Её щёки порозовели. Потом выражение её лица резко изменилось, перекосилось, глаза резко распахнулись, рот приоткрылся. Сначала я не понял. Потом дошло. Дверь. Она была открыта, и там стоял Фрэнк, — тот самый Фрэнк, мокрый с ног до головы, закутанный в полотенце, с кружкой в руках, про которого я совсем забыл. Я ощутил укол совести. Друг всё так же неподвижно стоял, прожигал взглядом меня и Мэдисон и, кажется, готов был наброситься на нас в любую секунду. Потом его черты смягчились. — Надеюсь, я не помешал вам, но, Джерард, я всё ещё жду сменную одежку. — Это холодное «Джерард» резануло слух и немного задело сердце. Я принял сидячее положение. Хотелось спросить: «Какого хрена ты так делаешь?», но я посмотрел на подругу, потом на Фрэнка, вспомнил, в каком положение он застал нас… и всё стало на свои места. Одно слово — ревность, — объясняющее всё происходящее. Стопка вещей, специально приготовленных для мокрого Айеро, нашлась быстро. Я вышел, закрыв дверь, и наблюдал за другом, который с почти незаметным укором смотрел на меня. Я мог полагать, что ревность — это то, что он всеми силами пытается запихнуть куда подальше, в самый дальний ящик, под замок, чтобы она не отравляла ни его жизнь, ни чью-нибудь ещё. Но у него это не выходило. — Фрэнк, она моя подруга. Лучшая. Между нами ничего нет. Пэнси показался удивлённым, позже отвернулся, стараясь скрыть румянец, появившийся на его щеках, и тихо заговорил: — Я не ревную. Ни капли. Честно. Но я совсем не верил ему. Тем не менее, через секунду он оказался в моих объятиях и уткнулся головой мне в грудь, тихо прося о том, чтобы я не бросал его.***
Мэди спокойно сидела за столом, рассматривая своё отражение в чашке с чаем; Фрэнк сидел напротив, грея руки о тёплый напиток; я наблюдал за этими двоими. Да уж, напряжённая ситуация, думал я. Они не разговаривали, не замечали друг друга, но, видимо, хотели заполучить моё внимание. Мама неодобрительно качала головой и повторяла, что мне стоит что-нибудь сделать, но когда я спрашивал, что именно, она лишь молчала. Я пытался их разговорить, шутил, но в ответ получал лишь тишину и полную незаинтересованность, и в конце концов просто сдался. А что можно ещё сделать? Чай я пил медленно, наслаждаясь вкусом и окунувшись с головой в свои размышления. Фрэнк и Мэди должны поладить, если их оставить наедине. При условии, что Пэнси не будет пытаться её убить, а Мэди действительно захочет с ним говорить. Была одна проблема — я. Не было бы меня — они бы уже, возможно, были лучшими друзьями. Но я был, сидел здесь, рядом с ними, и являлся дорогим человеком для каждого их них. Или, по крайней мере, надеялся, что являюсь таковым. Мне нужно было что-то предпринять, но — я продолжал прожигать взглядом своих друзей, всё так же молча попивая слишком сладкий чай, и молил только об одном: чтобы всё разрешилось само собой, без моего вмешательства. Уж не знаю, что это было — может, просто обычное везение — но входная дверь хлопнула, заставив меня вздрогнуть; другие этого даже не заметили. На кухню Майки влетел мокрым и радостным, но увидев подозрительно спокойных Фрэнка и Мэди, он, кажется, всё понял. Брат кивнул в знак приветствия, девушка на это лишь натянуто улыбнулась. Пэнси казался недвижимым, он будто прятался в своём мирке и не замечал реальности. — Майкс, — я до последнего надеялся, что есть какой-то выход. Я был уверен: у Майкса обязательно уже есть план. Так оно и оказалось. Мы сидели на лестнице, было почти тихо, но из комнаты Донны доносилась странно громкая музыка и такой же странно немелодичный голос. Но сейчас было не до этого. Я сидел, боясь пошевелиться, и готовился, чтобы впитывать все слова брата. Он сказал: — Всё, Джи. Это всё. И я, честно, не сразу понял; я считал, что услышу нечто грандиозное, что обязательно всё получится, но ничего не пришлось делать, оставалось надеяться и ждать. Волосы Майки завивались на концах, очки были отложены в сторону. Что-то в его состоянии было от меня, неуверенность, может быть, или огромная и отравляющая привязанность к этим двоим; Майки волновался. Грохот с кухни почти заставил меня подорваться с места, но рука брата, вцепившаяся в мой рукав, меня остановила. Сам Майки был обеспокоен не меньше моего и готов был бежать впереди меня, лишь бы Мэди и Фрэнк не натворили дел. Я вздохнул, сделав вперёд несколько маленьких шажков. — Майкс, я спокоен. Я просто посмотрю, что там происходит. Хватка брата скоро ослабела, и он отпустил меня, вполне уверенно кивнув. Увиденное меня потрясло. Пэнси разлёгся на полу в какой-то не совсем естественной позе, и только потом заметив рядом находящийся стул, я понял, что мой друг просто споткнулся и упал, и ничего из того, что я себе уже успел надумать, в реальности не происходило. Наоборот, Мэдисон, чуть улыбаясь, протягивала Фрэнку свою маленькую ладошку, а тот, улыбнувшись в ответ, с радостью принял помощь. Я, всё так же продолжая стоять на одном месте, смахнул несуществующую слезу усиления. — Ого! Так вы ладите!!! — Майки появился неожиданно и закричал мне почти на ухо, отчего я инстинктивно вздрогнул, собираясь испуганно закричать, но Фрэнк звонко засмеялся, заражая своим смехом и меня.***
В общем, день был запоминающимся, мы оторвались на полную: прятали вещи Майкса, потом слушая его недовольное бурчание; Мэди рассказала о жизни в Нью-Йорке, а Айеро внимательно слушал её. Позже Фрэнк мне признался, что Нью-Йорк — город его мечты и что он обязательно переедет туда жить. Спать мы легли во втором часу ночи. Моей подруге мама постелила в отдельной комнате, утверждая, что не даст её нам в обиду. Фрэнк спал на излюбленном месте рядом со мной, но я был таким уставшим, что уже был не против этого. Майки, судя по беспокойной возне за стеной либо видел кошмар, либо ещё бодрствовал. Это было двадцать девятое октября.