Молодые и влюблённые.

Юра прижался к шкафчикам, лихорадочно соображая, что ему делать. В такой ситуации он оказался впервые, хотя самоуверенно думал, что после женитьбы Кацуки-Никифоровых его уже ничем не удивишь. Что поделать, молодо, зелено, самонадеянно. Теперь вот расплачивается, пытаясь слиться с обстановкой раздевалки, а лучше — святым духом вон отсюда, через приоткрытую форточку. Плисецкий глубоко вдохнул и выдохнул, тем не менее не издавая ни звука. Первой мыслью было — забраться в Милин шкафчик и посидеть там, пока всё само собой не рассосёт, но останавливало два факта: во-первых, у него не было ключ-кода, во-вторых, дверца шкафчика была с другой стороны. Кроме дверцы с другой стороны находился всхлипывающий Гоша. Юра страдальчески поморщился, опуская голову и прислушиваясь к сдержанным рыданиям: даже находясь в одиночестве, Попович всё равно старался держать лицо. Юра подождал немного, потом ещё немного, чувствуя себя всё более неловко, но Гоша не успокаивался и, кажется, пошёл на второй круг. Дыхание у него стало прерывистым и хриплым, и, насколько мог судить притаившийся Плисецкий, косметика драматично потекла. Причина таких терзаний угадывалась с полпинка — Гоше стабильно не везло на девушек. Мила даже как-то пошутила, мол, бери пример с Виктора, тоже с личной жизнью не везло, однако ж выкрутился. Попович разражался бранью, что он не такой, Юра фыркал, потому что одевался товарищ и красился как раз как самый что нинаесть такой. Бабичева заметила, что у всех, кроме неё, хромает логика, Гоше пора разобраться с ориентацией, Юре — с гендерными стереотипами, а ей пора в аэропорт, встречать Сару. Впрочем, Мила сейчас далеко, шляется по Гостиному Двору со своей ненаглядной Криспино, а Юра стоит тут, ёжась от холодного ветра из форточки и прислушиваясь к Гошиным всхлипам. Решение, что делать, пришло моментально. «бек, я в жопе!!!» — не поскупился на восклицательные знаки Плисецкий и нажал на кнопку «отправить». Всевозможными номерами они обменялись ещё в далёкой Барселоне и теперь, стараниями Юры, одновременно переписывались во «Вконтакте», твиттере и вацапе. «Что случилось? — незамедлительно пришёл ответ. — Ты в порядке? Где ты?» Отабек в своём репертуаре. Юра снисходительно улыбнулся: друг почему-то свято верил, что ему дай только волю, так он вляпается по самые уши. И как Плисецкий, бедненький, жил-то без него раньше? Уму непостижимо. С другой стороны, такая забота, не прикрытая грубоватыми выкриками, как у Якова, и противными многоходовочками, как у Виктора, рисовала вокруг головы Алтына золотой нимб. Хера с два, конечно, Юра в этом признается. «выдохни, — порекомендовал Плисецкий, быстро набирая ответ и прислушиваясь к негромким рыданиям Гоши. — Я просто застрял в раздевалке.» «В смысле, дверь заело? Рядом есть кто-то?» — ни одного лишнего восклицательного знака, небось и печатает с похоронным видом, будто переписывается с онлайн-консультантом. Юра кривовато улыбнулся, представляя спокойное лицо Отабека, так резко контрастирующее с его взволнованными смс. «в смысле Гошу заело, — отпечатался он. — Точнее, заревело.» «Ты специально несерьёзно, » — констатировал факт Отабек, и Плисецкий понял, что друг наконец успокоился, а значит его попытки превратить ситуацию в шутку увенчались успехом. Конечно, сам он сейчас трясся, чувствуя себя не просто не на своём месте, а дрожа внутри всеми желудочками сердца, но Алтыну такие подробности знать не надо. Подумав немного, Юра набрал следующее сообщение. «но про жопу я не врал. Гоша сидит тут и ревёт. А я стою, как хуй на именинах, и уйти не могу.» «Небось за шкафами прячешься.» «именно!» — поразился догадливости друга Плисецкий. «У тебя к ним какая-то нездоровая страсть, » — припомнил давнишний эпизод Отабек. Юра неслышно заскрипел зубами. По какой-то причине Алтын не видел в той ситуации ничего позорного, ну нервы сдали, ну застали они лобызания Кацуки-Никифоровых, тогда, правда, ещё Кацуки-Никифоровыми не являющихся, так в чём тут проблема? Все живые люди, всем бывает тяжело и страшно. Плисецкий настаивал на обратном, и тогда Алтын впервые ответил резко «вырастешь — поймёшь». Это был удар ниже пояса, и они едва не поругались, но перебранка вышла вялая: Юра не хотел ссориться с Отабеком, и что-то ему подсказывало, тот тоже не хотел ссориться с ним. «нахуй шкафчики, — оскорбился Плисецкий. — Спасай меня.» «Ладно, — ему показалось в этом сообщении слабая улыбка Отабека, когда он задумчиво улыбался самым краешком губ и ни разу не давал запечатлеть на фотографии. — Спасаю. Что мне делать?» Гоша всхлипнул особенно громко, и Юра едва телефон от страха не выронил — а ну как встанет и начнёт расхаживать по раздевалке? Однако Попович только ещё сильнее сгорбился на скамейке, запуская пальцы в и без того растрёпанную чёлку, а второй рукой вытирая нос. «Гошу баба кинула, — быстро напечатал Юра, опасливо поглядывая на товарища. — Он пошел в раздевалку реветь. Я в душе был, а когда вышел, уйти уже не смог. Тут ещё форточка блядская открыта!» — пожаловался в конце он. «Ты хоть одет? — поинтересовался Отабек. — Или мокрыми волосами вдобавок трясёшь?» «я сказала блять спасай меня, а не нотации читай!» — не выдержал Плисецкий. «Пока не понимаю, как именно должен тебя спасти.» Пальцы Юры замерли над сенсорной клавиатурой, не касаясь нарисованных букв. Если раньше было просто неловко, то сейчас Плисецкий пробил новое дно. На деле он рассуждал просто: если Отабек сумел успокоить его, то сможет успокоить кого угодно. Однако напечатать эту просьбу было не так легко, ведь это значило самолично признать за собой те сопли и слюни. Юра нервно закусил губу, собираясь с силами. «скажи, как его успокоить, » — хмурясь, набрал он, искоса поглядывая из-за угла на подрагивающие плечи Гриши. «Просто выйди из-за шкафов и сядь рядом с ним, » — пришёл спокойный ответ. Плисецкий посмотрел на потолок и попросил у потолка терпения, потому что у него самого его уже не осталось. Как можно всегда оставаться таким невозмутимым? И кто учил его давать такие советы? А то Юра сам не знал, что успокаивать людей, кидая из-за шкафа в них сухими салфетками, не очень по-дружески. «я блять знаю! Я просто не могу! — в сердцах напечатал он. — Чо я ему скажу? Не реви, все бабы дуры?!» «Нет. Про дур не надо, он обидится. Ты как будто скажешь, что он сам виноват в своём выборе, — Отабек отвечал молниеносно, словно всё его внимание занимали только проблемы Юры. Плисецкий точно наяву почувствовал рядом со своим плечом крепкое плечо друга, который появился нежданно-негаданно, но очень быстро доказал свою необходимость в чужой жизни. — Лучше скажи, что ему сейчас надо собраться. Плакать надо не в раздевалке, а дома, чтобы потом не жалеть. Поддержи со своей странички в твиттере.» Юра почесал кончик носа. Здравое зерно в словах Отабека было. Да и стоять за шкафчиками дальше казалось жалким и малодушным. Они с Гошей сколько времени вместе тренируются, может и поддержать его разок нормально, ничего, не полысеет. Дав себе мысленного пенделя, Плисецкий сунул телефон в карман и вывернул из-за своего укрытия с максимально спокойным видом.  — И чо сидишь? — грубовато окликнул он Гошу, только потом подумав, что начинать разговор следовало помягче. Попович дёрнулся, будто ему дали под зад, и резко оглянулся, выставляя на обозрение несчастное лицо с потёкшей тушью и настороженными глазами. Узнав Юру, он быстро сложил два плюс два и вскочил на ноги, отворачиваясь и быстро вытирая слёзы рукавом олимпийки.  — Ничего. Ты из душа? — Гоша отвернулся к своему шкафчику, открывая его железную дверцу и начиная перебирать вещи. Юра неловко отомкнул свой собственный, прячась за его створкой.  — Ну да, — сделав глубокой вдох, но по возможности правильно смешал в голосе пренебрежение и озабоченность и выпалил. — Чо, снова кинули?  — Да, — коротко откликнулся Гоша, начиная переодеваться. Юра с долей зависти глянул на широкоплечего парня — ему самому до такого роста и мускулов ещё расти и расти. Пускай он сейчас «самый гибкий» фигурист, но так ведь хочется смотреть на всех сверху вниз, а в зеркале видеть атлетическую фигуру. — Ну, ты… — Плисецкий проклял себя за косноязычие и пообещал провалиться в первый же незакрытый люк. — Держись.  — Всё в порядке, — голос у Гоши всё-таки сорвался. Юра почувствовал себя совсем погано. Сюда бы Милу или Отабека, вот уж кто точно знали, что сказать, а не мямлили какую-то херню. Плисецкий сжал телефон в кармане, потом машинально вытащил, снимая блокировку и глядя в экран, чтобы хоть чем-то себя занять. Все эти утешения — точно не про него. Ну не умеет, хоть ты тресни! Когда дедушке с сердцем плохо — просто пугается, когда родители звонят поздравите с праздниками и он слышит, какие усталые у них голоса, то бормочет что-то про тренировки, как олигофрен. От Отабека висело сообщение. Короткое «Ты недооцениваешь свою способность сопереживать.» Юра едва не взвыл: точно врежет ему, как пересекутся в России, чтобы не писал ничего подобного! Но поддержка Алтына окрыляла.  — В следующий раз сначала девушку мне и Миле показывай, — произнёс Плисецкий, решительно закрывая шкафчик и подходя к Грише. Тот уже натянут водолазку, но всё равно шмыгал носом и размашисто стирал слёзы — тоже стыдился. Обернувшись к Юре, он хотел что-то ответить, но его профессионально перебили. — И учись уже нахуй в интернете посылать! Они ж на тебе хайп тупо ловят! Оп-па, опасный пассаж! Так и до «баб-дур» можно докатиться, а Отбаек этого не одобрит. Юра прикусил язык и поспешил зайти с другой стороны.  — Щас бы зашёл в твиттер и написал, что всё хуйня, давай по новой, — Юра сунул руку в шкафчик Гриши, безошибочно находя телефон. У него на них нюх был, как и у всех современных людей. Попович вяло попытался перехватить его руку, но для перехвата Плисецкого нужны были наземные и воздушные войска, которыми даже Яков не всегда располагал. Короче говоря, нужна была Барановская, но та уже вернулась в родной театр. Оттеснив плечом всё ещё разбитого и шмыгающего носом Гошу, который сейчас смотрелся едва ли на восемнадцать, но никак не на двадцать пять — что с людьми слёзы делают! Молодильное средство, блять! — и принялся творить интернет-историю. К счастью, Попович ещё не вышел из твиттера, а то пришлось бы устраивать свистопляски с вызнаванием пароля.  — Так, ответы… «нормальный парень возьмёт тебя на руки, если ты устанешь идти, а не скажет: ты сможешь всё сама», — пробормотал Юра и поморщился. — Бля, Миле бы это показать. Вот бы ржала. Гоша под боком продолжал застёгивать на себе штаны, пропуская через хлястики ремень. Плисецкий кинул на него косой взгляд, в очередной раз неслабо завидуя: куда ему до такого телосложения, если ему хотя бы до Отабека как пешком до Москвы? Зато он хотя бы не позволяет всяким идиоткам об себя ноги вытирать, а Попович будто ищет специально таким вот дам, у которых в подписках «Я женщина, а значит я богиня» и «мудроженственные советы», как говорит Мила. — Итак. Ты ж у нас мужик, значит не материшься, — попытался скорректировать свой стиль Юра и быстро пробежался пальцами по клавиатуре. — «Нормальная девушка знает, что такое «нормальный парень» и не выпускает его из рук.» Вот так вот.   — Ты чего творишь? — опомнился Гоша, пытаясь отобрать телефон. От изумления он даже отвлёкся от своего разбитого сердца, кинул в сторону куртку с меховым воротником и бросился вдогонку за Плисецким, который обладал уникальной способностью бежать и печатать разом.  — Ретвитим и комментируем, — откликнулся Юра, уворачиваясь от загребущих рук и поменяв местами свой телефон и телефон Поповича. — «Лол, Гоша хоть раз найдёт себе нормальную мымру, а не как всегда?»  — Юра! — рыкнул Гоша, будто не он пять минут назад сидел сгорбившись, как оплывшая свечка, на скамейки, сотрясаясь рыданиями. — Клянусь богом, если ты не отдашь!..  — Усраться я напуган, — фыркнул Плисецкий, подумывая, чтобы ещё напечатать на страницу Поповича, пока ему удалось забежать в душевую и запереть за собой дверь, упёршись в неё ногой. Гоша, конечно, особенно не ломился, боясь попортить казённое имущество и младшего фигуриста за компанию, но угрожал вполне правдоподобно, хотя не изобретательно. — Так. «Если человек уходит, то он просто не мой. Никакой драмы». Что скажешь?  — Я тебе по шее надаю! — пригрозил из-за двери Попович.  — Это я писать не буду, — беззаботно откликнулся Юра, не в первый раз получавший от Гроши подзатыльник. Тот никогда не бил даже в пол силы, зато за уши таскал знатно, ничуть не хуже Барановской. — В общем, я спас твою репутацию. «кто б мою жопу теперь спас, » — не мог не поделиться своими похождениями Плисецкий, между делом грозя Гоше. Что утопит технику в туалете, если тот расскажет о проделке Якова. С подзатыльником он уже смирился. Так себе наказание. «Ты смог поддержать Георгия?» — немедленно откликнулся Отабек, будто стороживший телефон всё это время. Попович принялся громко мерить шагами раздевалку за дверью, но Юра только улыбнулся, на сей раз не криво, а довольно. Интересно, чем сейчас занят Алтын, если так быстро отвечает? Или просто выкраивает для него время в любом случае? «ну да.» «И теперь он хочет расплаты?» «ага.» «Я в тебе не сомневался.»