forget-me-not

Вторая встреча происходит ближе к обеду, почти неделю спустя. Криденс, уже привыкший, что в полдень никто за цветами не ходит, передвинулся от прилавка к кувшину с каллами, чьи длинные стебли и величественные бутоны пытается зарисовать уже минут двадцать, тихо водя простым карандашом по листу блокнота. Пальцы послушно выводят нежные линии, а мысли полностью сосредоточены на этом цветке, таившем в себе столько тайн и неоднозначности. Бэрбоун закусывает кончик карандаша, размышляя о том, для чего больше созданы каллы — для подарков или для траура. "Для того, чтобы просто быть прекрасными и нести в себе чистоту и молодость", улыбается юноша, вновь возвращаясь к наброскам. Атмосфера покоя поглощает Криденса, не давая возможностей к побегу; сросшиеся между собой столь различные запахи проникают в глубины сознания, успокаивая и напевая легенды своих обладателей. Бэрбоун не может точно сказать, чем должен пахнуть дом, но его убежище окутано ароматами земли, цветов и вечно-весенней прохладой. Но к привычным запахам примешивается что-то чужое, резкое и смутно похожее на дорогой мужской одеколон. — Ты еще и рисуешь? Парень, да ты талант! Криденс вздрагивает, но удерживает вещи в руках и быстро поворачивается к обладателю одеколона. Вновь он. В одной рубашке, до боли в глазах белой и прекрасно выглаженной, придерживает в локте черный, классического покроя, пиджак. Парень не решается поднимать взгляд, как бывало и с обычными покупателями, позволяя себе рассматривать галстук, более темных тонов, нежели в прошлый раз. — Добрый день, сэр. Вы решили купить цветы? Идиотский вопрос. Очень идиотский. Криденс чувствует появляющиеся на шее красные пятна. Идиот. — Думаю, если я зашел в цветочный, то точно ради этого. Бэрбоун поднимает голову, но не видит злой усмешки или презрения. Все тот же интерес в глазах и легкая улыбка на губах. — Опять день рождения? Мужчина смотрит в сторону, словно выискивая определенный цветок. — Почти. Подберешь что-нибудь? Криденс поспешно кивает, спрыгивает со стула и уходит вглубь оранжереи. — Что Вы хотите передать этим букетом? Цветы... — Да-да, я помню, у цветов есть свой язык, — усмехается, но не холодно, как некоторые посетители — эта усмешка приятная, слегка усталая. — Любовь, ненависть... О, может, базилик подарить? Хотя, она потом этот самый базилик мне на могилку отнесет, которую собственноручно для меня выкопает. Повезло же с такой связаться. Бэрбоун мимолетно оборачивается, смотря на мужчину. Ну конечно. У такого делового и красивого человека должна быть пара. "Наверное, она красивая. И веселая. Как и он". В груди образуется неприятный комок, от которого хочется съежиться и спрятаться где-нибудь в темном месте, откуда никто не достанет. Бэрбоун хмурится, отгоняя назойливые мысли. Этот мужчина ему никто, такая реакция неправильна. Выдыхая, он старается смотреть задумавшемуся мужчине в глаза, с усилием вновь не спрятав взгляд. — Может, лилии? Это красивые и нежные цветы, они могли бы передать некоторые ваши чувства. Клиент неопределенно кивает, невидящим взором упираясь куда-то мимо флориста, словно пытается что-то вспомнить. — Лилии... Хм... — И резко вздрагивает, окликая убежавшего делать букет парня. — Никаких лилий, парень! Табу. Как и розы. Аллергики, знаешь ли. Давай лучше орхидеи. И не смей пугать меня значением, выбирать что-то другое у меня уже времени нет. Улыбается, глядя, как флорист удивленно смотрит на клиента, но послушно выполняет поручения. Персиваль неспешно осматривается. Несмотря на неприглядную вывеску, внутри магазина творится чуть ли не волшебство. Повсюду цветы, различных видов и сортов, стоящие в вазах с водой или в простых горшках. Запах, витающий по всей комнате, не дурманит голову, не вызывает головокружение, а, тем более, раздражение, которому подвергался Грейвз каждый раз, когда приходилось идти в цветочный; это легкий, приятный аромат, в который хочется закутаться и вдыхать, вдыхать, вдыхать. Он уже буквально рад тому, что умудрился забыть о дне рождении Серафины и вспомнил лишь утром, благодаря звонку Тины; рад тому, что девушка, которая обычно выполняет за него мелкие поручения, вроде покупки букетов, заболела именно в тот день; рад тому, что в спешке не успевал заехать в элитный цветочный, а все приличные магазины в семь утра закрыты, и все, что ему остается- искать ближайший открытый по GPS. Удивительно, что такое невзрачное место занесено на мобильные карты, но телефон указывает на цветочный "от Боба", и Персивалю ничего не остается, только ехать по указаниям монотонного голоса: "Через 200 метров поверните налево", "Прямо 500 метров". Он чуть не проезжает цветочный, но чудом замечает его среди серых домов. На вывеске давно пора поменять краску, а окна не мешает протереть, но Персивалю уже буквально плевать — лишь бы купить чертовы цветы и ехать на работу. Но когда он замечает тихого флориста, сидящего за кассой, мило бормочущего себе под нос слова, привычное раздражение исчезает. По сложению ему можно дать не больше четырнадцати и только высокий рост и не детское, сформировавшее взрослые черты, лицо говорят о том, что парень давно не подросток. И что-то в этом нескладном, неловком мальчишке привлекает. Он как и сам магазин- сначала можно даже не обратить внимание, но, разглядев получше, увидишь что-то нереальное, почти невозможное. В глубоких глазах нет и намека на привычную для молодежи гордость, самовлюбленность. В этих темных океанах плескаются покой, желание узнать больше вперемешку со смущением и легким страхом. Чудной парень в чудном магазине. Мысли прерывает банальная мелодия звонка, на что Персиваль вздыхает, прочитав, кто звонит. — Я уже скоро буду, — без приветствия быстро отвечает мужчина и слегка кривится, — ох, Серафина, не начинай, это я не забыл. Нам 10 лет, прекрасно, но если ты не прекратишь издеваться надо мной, вновь кому-то проспорив, то это будет наш последний праздник. Брось, я же слышу смех Тины, опять решили подшутить? Отлично, тогда с вас бутылка виски, иначе вечер я не переживу. Да, именно виски, как в первый раз. - Усмехнувшись, отключает телефон. Криденс слегка хмурится, сам поражаясь новым ощущениям и мыслям. "Они вместе уже 10 лет, черт, да они на самом деле влюблены друг в друга", после чего грустно улыбается, проходя к прилавку. "Это не твое дело, парень. Абсолютно". И на краю сознания появляется мысль, что он на самом деле рад за них, но что-то другое подсказывает, что он больше был бы рад, если бы кто-то так же весело подшучивал над ним и так же странно выражал свою любовь. — Сэр, Ваш букет готов, — Персиваль моргает, замечая, что парень стоит уже на кассе, где на прилавке гордо лежат аккуратно упакованные орхидеи. — Прекрасно. — Улыбается уголками губ и подходит ближе, чтобы расплатиться. —И, прошу, никакого "сэра". Просто Персиваль. Потому что, кажется, мне еще не раз придется покупать цветы. Криденс позволяет себе неловкую улыбку и на секунду теряет самообладание, передавая сдачу так, что видно шрамы. Буквально несколько секунд, после которых он спешит исправиться и, быстро отдав деньги, прячет руки за прилавком. —Приходите еще. — Будничным тоном произносит Бэрбоун, смотря на коричневый узкий стол. Он не замечает нахмурившегося Персиваля, не замечает, как плечи мужчины слегка напрягаются. Грейвз понимает, каким образом могли остаться такие шрамы. Мальчишку избивали, серьезно так, прибегая к ремню или чему потяжелее. Он понимает, что его нарастающее негодование ничего не изменит; понимает, что это не его дело. Понимает это так же хорошо, как и то, что будет сейчас выглядеть как идиот, но почему-то ему все равно. Персиваль упрямо кашляет, намекая, что стоит поднять голову. И Криденс послушно поднимает. Удивленно выдыхает. Мужчина, закатав рукав рубашки, оголяет левую руку, на которой явственно выделяются два белых, очень давних шрама- один тонкий, не слишком глубокий, но длинный. И совсем рядом другой, более безобразный, широкой нитью опоясывающий руку от кисти до локтя; вокруг него образованы еще более мелкие, но глубокие шрамы, словно тот, кто их оставил, пытался содрать кожу ко всем чертям. — Это, — Персиваль проводит указательным пальцем по маленькому шраму, — я упал с велосипеда лет в девять. Порвал новую одежду, вывихнул ногу и, конечно же, испортил велосипед. А это, — палец плавно переходит ко второй отметине, — оставил мой отец, когда узнал о происшествии. Так сказать, за невнимательность, мол, впредь будешь аккуратнее. — Грустная усмешка касается губ мужчины, пока он поправляет рубашку и застегивает маленькую пуговицу на запястье. — Шрамы есть у каждого. Будь они хоть на теле, хоть на потрепанной душе. Этого не стоит смущаться. Мы все состоим из прошлого, из ошибок, из шрамов. Прими это. — Он забирает цветы. — И спасибо за орхидеи, парень. То, что надо. Он уже открывает дверь и чувствует легкий ветерок, как откуда-то сзади раздается тихое, но твердое: — Криденс. Зовите меня Криденсом.