forget-me-not

В следующий раз они встречаются поздним вечером. Криденс нехотя закрывает магазин, пообещав всем растениям скоро вновь вернуться, и несколько мгновений стоит на улице, ежась под холодным ночным ветром. На небе ни тучки, но звезд все равно не видно — такой уж удел пыльного и забитого машинами города. А в детстве ему нравилось рассматривать рисунки с созвездиями, читая легенды об Орионе или Большой Медведице. Криденс грустно улыбается, вспоминая те дни, когда его еще не забрала из детдома Мэри Лу, когда он мог быть хоть капельку счастливым, даже от простого ласкового слова воспитательницы. Он до сих пор помнит, что она любила васильки — словно под цвет ее добрых глаз. Бэрбоун отходит от дверей цветочного, направляясь в сторону ближайшего метро, все еще погруженный в воспоминания о детском доме, когда его окликает уж очень знакомый и такой приятный голос. — Криденс! — Он оборачивается, видя, как из машины выходит уставший, но все равно умиротворенный Персиваль. — Вы уже закрыты? Криденс кивает, отгоняя мысли о том, что ему готов открывать магазин в любое время суток. — Жаль, — настроение мужчины меняется, он в задумчивости переводит взгляд с вывески "Цветы от Боба" на стоящего в нескольких шагах мальчишку, а после зачем-то спрашивает, — ты здесь недалеко живешь, верно? Парень отрицательно качает головой, мысленно чертыхаясь, что ведет себя словно немой. — Я... Я живу примерно в часе езды на метро отсюда, сэ... Персиваль, — ему нравится произносить это рыцарское имя, абсолютно не вписывающееся в обстановку нынешнего века. Мужчина хмыкает, хитро приподняв уголки губ в подобии улыбки. — Может, мы могли бы договориться? Я подвезу тебя до дома, а ты откроешь магазин, буквально на пять минут, честно! Криденс раздумывает, но не над тем, чтобы открыть цветочный — это для мужчины он готов сделать хоть среди ночи; нет, ему не нравится идея подбросить домой — все же, путь не близкий, а утруждать солидного человека, которого дома ожидает забавная супруга, не хочется. Но что-то Бэрбоуну подсказывает, что просто так его Персиваль не оставит и захочет отблагодарить. — Давайте лучше до метро, — уклончиво отвечает парень, отводя взгляд, — я бы не хотел беспокоить Вас по такому пустяку. — Все в порядке, Криденс, — отмахивается Грейвз, уже подойдя к магазину; а Криденс удивляется тому, что его имя может звучать так... обыкновенно? Без ненависти, презрения. Конечно, это так нормально — просто называть кого-то по имени, но, черт, как приятно, — я никуда не спешу, дома меня ждет разве только пыль. Кстати, именно из-за этого я здесь — поможешь найти мне друга? Бэрбоун открывает магазин, пряча глупую улыбку — если его дома никто не ждет, значит, они с той женщиной поссорились, или не живут вместе, или еще чего. Парень специально вдавливает ноготки в ладони — хватит думать об этом, засранец, хватит. Наугад проводит рукой по стене, натыкаясь на выключатель, и нажимает на кнопочку: комната озаряется слишком ярким, непривычным после темной улицы светом. Персиваль недовольно жмурится, прикрывая лицо ладонью, пока Криденс уже вовсю хлопочет рядом с цветами в горшках, словно выбирая, кто из них более послушный и лучше подойдет покупателю. — А если примерно, — Криденс смотрит на мужчину боком, наполовину повернувшись, — то какое растение вам нужно? С цветами или просто с листьями? Капризное или спокойное? Чтобы радовал глаз и украшал комнату? Персивалю уж слишком хочется сказать: "Мне нужен цветок, как ты. Мне нужен ты", но он не позволяет мыслям затмить рассудок, а посему привычно улыбается и пожимает плечами. — Честно, капризный цветок я не потяну — сам с характером, знаешь ли, — видно, как на дне темно-карих глаз плескается смех, и парню хочется, чтобы эти искорки веселья никогда не пропадали с лица мужчины, — да и я целый день на работе, не хотелось бы, чтобы из-за моей занятости он завял. Бэрбоун кивает, дотрагиваясь длинными пальцами до растения с красными и темно-зелеными листьями; Персиваль замечает, что ему уже не так страшно показывать шрамы, пусть он все еще прячет их в мешковатых свитерах. — Что насчет Пуансеттии Красной? Она не слишком прихотлива, предпочитает хорошо освещенные места, но ни в коем случае не допускать прямого солнца и холодных сквозняков. Поливать регулярно, не забывая давать грунту просохнуть. Грейвз, всегда плохо разбиравшийся в цветах, слушает с удовольствием; когда мальчишка рассказывает о том, что ему нравится и что он в силе понять, то становится таким спокойным, счастливым, он будто расцветает на глазах, переставая сутулиться и прятать взгляд. Пальцы, аккуратно и с нежностью мимолетно оглаживающие листья или горшки, не дрожат, а на лице нет и тени беспокойства. Персиваль готов отдать все деньги для покупки всех растений мира, лишь бы иметь возможность почаще видеть расслабленного парня. Тот, словно почувствовав пристальный взгляд, оборачивается и смущенно сутулится, от чего Грейвз мысленно проклинает себя. — А какие еще есть растения? — спокойно произносит он, стараясь вновь вернуть парня в его стихию. — О, их много, с...Персиваль, — Криденс оживает и легко пробегает к другому растению, листья которого покрыты пурпурно-фиолетовыми волосками, — это Гинура, ее еще называют "синей птицей". Если вы хотите сделать дом более уютным, то это растение прекрасно бы подошло, потому что, если честно, мне кажется, что "синяя птица" делает все вокруг себя ярче. И к тому же, они неприхотливы. Правда, — он переступает с ноги на ногу, — когда они цветут, то не очень приятно пахнут. — А вот это уже минус. Хотелось бы, чтобы я от своего друга нос не воротил, да и гинура... Странное название, — хмыкает Грейвз, рассматривая не то цветок, не то парня. — В переводе с греческого означает "женщина с хвостом", — произносит Криденс, словно это могло бы что-то объяснить и резко разворачивается к стоящему справа цветку, — а алоэ? Можно подобрать любой размер, хоть малышку-крошку, хоть великана. Алоэ полезны, красивы, очищают воздух и любят свет. Не сильно прихотливы, Вы бы могли с этим справиться. А еще есть... Тихоня Криденс словно пропал. Этот, другой, буквально летает от цветка к цветку, с живостью рассказывая о правильном уходе и некоторых тонкостях; пару раз отпускает удачные шутки и ведет себя на удивление расковано. Ему спокойно. Персиваль не смотрит как на полоумного, он заинтересован в рассказах, даже успевает задавать вопросы, не хмурится на то, что парень не дает времени для размышлений о цветках — каждую секунду Бэрбоуна интересует новое растение, словно он боится, что не успеет расхвалить каждое, не додаст ласки и приятного слова. А Персиваль и не против этой суматохи. Ему приятно видеть, что Криденс в эти минуты не похож на загнанное в ловушку животное, он тянется к общению, рассказывая изумительные вещи; и, хотя мужчина подозревал, что флорист не глуп, теперь уверен в своих доводах — парень, пусть и говорил много, но все вылетавшее из его уст имело смысл, не пустой треп. — А это что за малыши? — Персиваль кивает на ряд странных, но привлекательных растений, выглядящие, словно живые камни, перебивая рассказ Бэрбоуна о фиалках. — О, это суккуленты. Благодаря необычному виду и легкости в ухаживании, они очень популярны среди многих людей. Их "мясистые" листья накапливают воду, поэтому частый полив не требуется, но без солнечных лучей не проживут. Персиваль разглядывает цветы, пока в голове назойливо крутится: "Они такие же необычные, как Криденс". И после таких мыслей хочется купить как можно больше суккулентов, чтобы просто обставить ими дом, раз нет возможности забрать мальчишку. — Знаешь, Криденс, я возьму его, — указывает на один из суккулентов, на горшочке которого прикреплен листик с надписью "каменная роза" и кратким обзором, как ухаживать, — он довольно милый. Бэрбоун согласно кивает и достает растение, неся его к кассе. Персиваль кидает быстрый взгляд на наручные часы, удивленно вскидывая брови — прошло уже сорок минут, пока они беседовали о комнатных растениях. Мужчина не привык попросту тратить свое время, но в этом непривлекательном магазине оно словно застывает под властью скромного флориста. Расплатившись, Персиваль первым выходит из магазина, держа в руке цветок и наслаждаясь ночным воздухом, дожидается парня. Тот еще раз все перепроверяет, выключает свет и закрывает цветочный, убирая ключи в рюкзак за спиной. — Я надеюсь, предложение подвезти домой еще в силе? — Он робко улыбается, смотря на застывшего мужчину, сам не ожидая от себя такой храбрости. — П... Просто уже т... — Хей, я все понимаю. И я бы в любом случае не отпустил тебя в такой далекий путь одного. Садись, — он отключает сигнализацию, обходя машину и устраиваясь на водительском сидении, заранее убрав цветок в специальный держатель для стаканов. Криденс, помедлив, садится вперед, про себя отмечая, что кресла очень мягкие. Не забыв о ремне безопасности, оборачивается к водителю. Тот выжидающе смотрит на парня, а потом усмехается: — Я не против так еще посидеть, но нам обоим с утра на работу, так что не стесняйся, говори уже адрес. Криденс широко распахивает глаза, отчаянно краснея, и отворачивается к окну, быстро пробормотав адрес. Сбоку слышится смех, после чего машина медленно выезжает с парковки. Бэрбоуну хочется провалиться сквозь землю от своей глупости, а Персивалю кажется, что более смешной и милой картины ему еще не доводилось наблюдать. Минут двадцать они едут в тишине, каждый погруженный в свои мысли, пока Криденс не осмеливается с интересом спросить: — А как Вы назовете цветок? — Заметив удивление в глазах Грейвза, быстро поправляет, — То есть, конечно, это не обязательно... Мало кто дает имена растениям. Но я читал, — слегла улыбаясь, — я думаю, что растения понимают человеческую речь, по крайней мере, интонации. Если с ними говорить ласково и по-доброму, то они лучше цветут, в отличие от тех, кого забывают на подоконнике, изредка поливая. Но, конечно, я могу ошибаться и... — Боб, — пожимает плечами мужчина, перебивая Криденса, — ну, знаешь, как твой цветочный. В честь хозяина, я так понимаю. Ведь все же именно там я нашел себе друга. У парня сбивается дыхание, но он сразу же выравнивает его, когда замечает, что Грейвз указывает на цветок. Он едва выдавливает из себя улыбку, чувствуя что-то противное в груди. —Замечательное имя. — Или Криденсом. — Персиваль все время смотрит лишь на дорогу, но краем глаза подмечает про себя быстро меняющиеся выражения лица у собеседника. — В честь моего другого нового друга, тихони-флориста. Криденс смущенно улыбается, чуть расслабляясь в сидении. —Ты же не против, что мы друзья? Вдруг считаешь меня каким-то сумасшедшим или маньяком, или... — Нет! — Парень впервые позволяет себе перебить кого-то, отчего вгоняется в краску еще больше. — Я имею в виду, что так не считаю. И я бы хотел иметь такого друга, как Вы. — Он выдыхает, переводя взгляд в окно, и, словно не зная, стоит продолжать разговор или нет, тихо произносит. — У меня, по правде говоря, и не было никогда друзей. Персиваль поджимает губы, слыша в признании бескрайнюю боль и смирение. "Черт, парень, кто с тобой такое сделал?", так и вертится вопрос на кончике языка, но Грейвз засовывает неуместный интерес куда подальше, быстро раздумывая, как бы подбодрить собеседника. — Знаешь, — он поворачивает направо, проезжая несколько однотипных домов и небольшой парк, — я сам-то не был звездой в твои годы. Меня часто унижали, оскорбляли, били. — Он замечает удивленный взгляд темных глаз и, грустно усмехнувшись, добавляет. — Да, это довольно поразительно, если учитывать, что я такой красавчик. Но Криденс не улыбается на глупую попытку пошутить; в его взгляде не читается жалость или сочувствие, скорее, нечто похожее на понимание и безграничное желание помочь. Персиваль толком не следит за дорогой (благо, машин не так уж и много), не переставая восхищаться флористом. Его явно жизнь хорошенько испытала, но он не перестает быть человечным. Столько доброты в робких взглядах нереально увидеть у кого-либо другого. "Но ведь Криденс — не кто-либо". И Персиваль абсолютно согласен. — Но за что они Вас так? — За разное. За различные взгляды. Нежелание действовать так, как хотят другие. За то, что выделялся. Разве это не общеизвестный факт? Если ты другой — тебя либо ненавидят, либо тобою восхищаются. К сожалению, в категорию к последним редко, кто попадает, да и в основном те, кто на собственной шкуре испытали и ненависть. Люди, доверяя стадному чувству, не хотят принимать отличия. Будь как все — либо проваливай к чертям собачьим. Но, знаешь, парень, — Персиваль заметно напрягается, сжимая руль пальцами, вспоминая события давно минувших дней, — никто не имеет право указывать, кем тебе быть. И, к своему счастью, я это скоро понял. А благодаря занятиям боксом также научился отстаивать свое мнение, ведь против школьных тупиц только кулаки и работают. Персиваль останавливает машину посреди тихой улицы, впервые за всю речь оборачиваясь к парню, и вместо ожидаемых эмоций замечает легкую, светлую улыбку. Криденс смотрит на свои руки, словно светясь изнутри, и когда все же поднимает взгляд, мужчина едва вдыхает — острое лицо парня отчего-то обретает мягкие черты, глаза блестят, а кончик носа покраснел. — Спасибо, что подвезли, Персиваль — осторожно произносит Бэрбоун, в голосе можно уловить легкую дрожь. Грейвз лишь кивает, отводя взгляд на непривлекательные дома. Он слышит, как открывается дверь машины, чувствует донесшийся с улицы ветерок и резко вздрагивает, ощущая тепло неожиданно прижавшегося тела. — Вы очень сильный человек, Персиваль, — обнимая, произносит Криденс; голос звучит твердо, но тихо, — и я очень рад, что Вы мой друг. Объятия прекращаются столь же неожиданно, как и начинаются, и вот уже Персиваль наблюдает за быстро идущим к ближайшему дому парнем. Он, словно чувствуя взгляд на себе, у дверей оборачивается, улыбаясь до неприличия искренне и широко, прежде, чем скрыться в доме.