Искупление.

Если внутри злодейского существа когда-то и имела наглость зародиться "пятая колонна", способная внести смуту недовольством собой и сомнениями в правильности своих решений, то она давно была загнана в такую непролазную глухомань и заперта так надёжно и глубоко, что до неё практически не доходило союзное подкрепление из внешнего мира. И внутри всегда царила атмосфера единогласного экстаза сотен маленьких Ниганов от своей невъебенной крутизны и неподражаемого совершенства. Тоже самое, что попытаться задеть за самое больное место и вывести из себя белого человека, обозвав его черножопым. Просто не за что будет зацепиться. – Закосплеим спаривающихся богомолов? Давай, я тебе голову откушу и посмотрим, сможешь ли ты без неё кончить... вдруг ты, и правда, живучий таракан? Это не слишком для тебя экстремально? – ласково поглаживая его по волосам, Ниган медленно стал выходить, чуть ли не выворачивая не в меру требовательную скотину наизнанку из-за слишком высокого коэффициента сцепления резины с поверхностью. Нужно было доплюнуть. Гололёда, конечно, не предвидится в ближайшие часы, но мокрый асфальт вполне прокатит. – Кончить не обещаю, но твой вялый хер очком перекусить я те гарантирую, сука! – пленник с раздражённым выдохом резко подался назад, наверное, спеша отхватить как можно больше вражеской плоти. – Тихо, тихо, моя девочка, веди себя хорошо. Папочка рядом, сейчас славно о тебе позаботится. Такая напряжённая, такая злобная детка... никто не мог ей дать то, что ей было так нужно, да? Бедная моя борзая киска... – Ниган продолжал успокаивающе оглаживать его поясницу, затем спину, плотно вжимая в матрас и не давая двигаться, – А будешь вести себя плохо, папочка аккуратно сломает тебе нос и заткнёт рот... мммм... как бы не нарваться на ещё один твой кинк! Невозмутимо заботливый истязатель чуть подался вперёд, одной рукой намотал на кулак волосы и потянул на себя, а второй основательно упёрся между лопаток, и постепенно ускоряясь, продолжил объезжать своего не в меру одичавшего пегаса, уже достаточно беспрепятственно входя в него практически под прямым углом. В таких случаях всегда существует огромный риск потерять голову и даже не заметить. Вот и сейчас застигнутый врасплох бунтарь, едва успевающий заглушать то и дело предательски вырывающиеся поскуливания, не хотел даже знать, какая часть его многострадального тела могла выйти из-под контроля и посчитать это зверское и унизительное насилие недостаточно интенсивным и глубоким. И какая загогулина отбитого мозга заставила его, невзирая на переломанные пальцы, инстинктивно потянуться свободной рукой назад с единственным намерением как можно внятнее намекнуть этой нависшей за спиной твари, что с ним нет нужды излишне церемониться. – Чего замолчала, рыба моя? А как же наша заводная любовная перебранка? Или это ты так прихуел без хуйца за щекой и с непривычки не знал, чем занять своё хлебало? – повинуясь домогательствам жертвы и с ещё большим напором вбиваясь в покладистое тело, Ниган грубо провёл своими пальцами по его приоткрытым губам, искривлённым от натуги в попытках подавить не иначе как удовлетворённую ухмылку. Жаль, но Верховный Спаситель так и не допился до полной потери изредка срабатывающего инстинкта самосохранения, а то бы не сдрейфил и сексуально затолкал хотя бы парочку из них внутрь. Вместо этого он усилил нажим на особо уязвимые точки, ещё выше заламывая предплечье, припадая к нему своими хищническими устами и оставляя на его внутренней стороне продольную путеводную дорожку для начинающих суицидников. – Сильнее, блядь... – но, похоже, свирепый дикарь и сам не понимал, сильнее его надо трахать или надкусывать, сильнее ему выворачивать руку или сильнее его убивать, потому что все болевые импульсы сливались воедино, мгновенно перетекая в ошпаривающие волны непереносимого наслаждения, расходящиеся из центра беспощадно терзаемого нутра. Ниган, не сбавляя выколачивающего дух темпа, навалился на свой объект неожиданной страсти всем своим скелетом, властно разворачивая его голову набок и припечатывая обеими руками к подушке: – Теперь ты мой, Рик... – вот уже призывно вздувающуюся на шее охотника вену обдаёт горячим перегаром, – Только мой, Рик, только мой... – вновь заплетающийся язык нещадно заслюнявливает всю зону видимости, начиная от шеи и до носа, пытаясь прочь слизать вместе с горючими слезами, потом, грязью и кровью все прошлые тяготы и тревоги своей бывшей жертвы, – Мой ос-собенный... – или Ниган нарочно выбрал такой момент, когда неконтролируемо подмахивающий и дёргающийся под ним от нехватки воздуха строптивец уже не в силах был вразумительно опротестовать его издевательства? Или у распушившего хвост старпёра от переизбытка неизведанных ранее чувств, наконец-то, случилось долгожданное всеми помешательство? На какой-то момент неистовой долбёжки, грозившей разъебать к херам ходившее ходуном скрипучее ложе и вырвать с корнем к чертям собачьим руку, Дэрил совсем перестал чувствовать боль, перестал ощущать свой член, лихорадочно трущийся об матрас. Всё разом отключилось, осталась только скручивающая в бараний рог жгучая эйфория, заставляющая измотанное тело дрожать и извиваться в каком-то безумном трансе от ненасытной потребности быть заполненным до потери последних чувств, от непреодолимой нужды принадлежать. Всецело принадлежать взъярённому от адреналинового ража самцу, силой подмявшему под себя не признающего поражения соперника в пылу выматывающей погони по бескрайним землям Дикого Запада. Для придания картине пущей атмосферности не хватало только, чтобы вусмерть запыхавшийся альфа на свой страх и риск крепко держал вставными зубами за загривок своего непокорного омегу. Когда Ниган почувствовал, как хаотично стали сокращаться пульсирующие стенки, жёстко сжимая его член и буквально выталкивая наружу, он с усилием надавил глубже, помогая себе рукой. – Ммммм... охуеть, сделай ещё так, детка, ну же! Не заставляй папочку ждать, а то он скормит своей непослушной девочке самый длинный и невкусный носок и заставит его выблёвывать, не слезая с хуя... Да что ж я такой сентиментальный-то сегодня!? ...Да... вот так, детка, перекуси нахуй... ведь можешь, когда захочешь! Запоздало выходя на финишную прямую и нехило разгоняясь, Ниган поспешил заботливо просунуть ремень под шеей своего поторопившегося кончить друга, и туго натянуть, тем самым стараясь отвлечь его от неприятных ощущений, переключая всё его внимание на более актуальную борьбу за каждый вдох. И не прогадал с выбором стимулятора, потому что не прошла и минута, а он уже с рычанием добивал свой трофей, напоследок пробороздив его до упора и победоносно замерев, погрузившись в свою маниакально-эйфорическую реальность. Понемногу начав приходить в себя и вспомнив, насколько хрупка в его руках может оказаться чужая жизнь, Ниган, наконец, ослабил удавку, чтобы незамедлительно потянуться пальцами к сонной артерии, обеспокоенно подсчитывая свой пульс и с облегчением в очередной раз убеждаясь, что у него до сих пор нет тахикардии. Затем стянул с себя не глядя и куда-то зашвырнул поюзанный кондом весьма сомнительного оттенка. Теперь уже можно было расслабиться и лениво растирать своим членом целебную протеиновую мазь по наливающимся на свежевыебанной жопе синячинам. Несмотря на то, насколько сильно ему хотелось вырубиться прямо на этой узкой, бомжеватой койке в до смерти тесных объятиях своего заклятого партнёра, он всё же нашёл в себе силы встать. Радикальный противник сексуального насилия только уже было застегнулся, прихорошился и собрался сматывать удочки, как что-то неуловимо важное его задержало. – Ну что я за джентльмен такой! Разве моя принцесса уснёт без брутальных обнимашек? – Ниган приветливо склонился над всё ещё тяжело дышащим полюбовничком, и всем своим жутко счастливым видом поспешил ему доказать, что это вовсе не было ошибкой, и что он никогда не забудет эту волшебную ночь, – Иди сюда, моё сокровище! – и ловко поддев рукой торс, резко перевернул его на спину, каким-то чудом едва не выбивая затёкшую руку из плечевого сустава. У изрядно поплывшего от экстремальной кардио тренировки охотника уже не было ни сил, ни желания сдерживать обрушившуюся на него во всём своём многообразии боль, которую теперь нечем было перекрыть. Разве что отчаянно напроситься на ещё один раунд временной анестезии. Желательно с нокаутом на первых секундах неравного поединка. – Какая же ты свинья, моя дорогуша! – Ниган раздражённо встряхнул запачканной рукой, – Прибраться за собой не хочешь? Помощь не нужна? – и не слишком церемонясь схватил его за подбородок, размашисто вытирая свою ладонь об его плотно сжатые губы и раскрасневшиеся щёки – наверное, Спаситель решил протестировать на вовремя подвернувшимся испытуемом старомодную омолаживающую маску для лица на основе естественных животных компонентов, – Мурло воротишь, скотина? Да ты, я смотрю, совсем зажрался! Какой раз уже добро пропадает! Обзавёлся тайным воздыхателем? Ну, Дуайти-бой у меня дождётся со своими слабостями... дождётся... Будете вместе с ним жрать из одного поросячьего корыта, – завершая свой ночной визит на этой многообещающей ноте и уже направляясь на выход, Ниган напоследок ещё раз пнул ногой пустую бутылку, закатывая её с громким звяканьем под тумбочку. После ухода мерзотного искусителя Дэрил никак не мог найти себе места, но не потому что по привычке упивался физическим страданием в борьбе со сном. Теперь, как ему казалось, у него появился хоть и слабый, но всё же шанс переиграть врага. Какая-то внутренняя, хорошо откалиброванная чуйка состоянием необъяснимой и глубинной уверенности подсказывала ему, что Рик жив, и что не всё ещё было потеряно, включая свой собственный рассудок. Осталось только выжить. Занятый обдумыванием спонтанного навеянного плана, бывший лунатик не заметил, как поток его спутанных идей становился все более беспорядочным и абсурдным, и как его против воли затянуло в неглубокий сон. Теперь все его мысли занимал только побег, руки уже не были ничем скованы, он свободно метнулся к окну, пытаясь его открыть. И когда он обернулся в поисках того, чем можно разбить почерневшие от многолетней грязи стекла, его быстро привыкшим ко тьме глазам открылась весьма неожиданная и неприглядная картина. Прямо посреди его жалкой комнатухи чуть горбясь стоял на коленях его зомби-братец и жадно пожирал остывающие внутренности только что растерзанного Нигана, увлечённо растягивая в руках его кишки, как гирлянды. И когда он заметил теперь уже сидящего на полу и вжимающегося в стену живого человека, взгляд его жёлтых с туманной поволокой глаз заметно прояснился: – Дэрилииина! – окровавленный рот, битком набитый животворящей снедью, расползся в радостной гримасе, заутробно сиплый голос мерзко задребезжал, – Чо, шерифская подстилка терь западает на престарелых гамадрил? Продолжая передразнивающе громко чавкать, Мерл, не отрывая маньячного взгляда от младшего братишки, вызывающе распрямился. Его распухший и посиневший живот напоминал жуткий дуршлаг, из рваных отверстий которого сиротливо выглядывали останки объеденных человеческих конечностей. – Пошли со мной, сестрёнка, больше ты не будешь ничьей сучкой. Давай, старший бро о тебе позаботится, – ни на секунду не отвлекаясь от удовлетворения своей основной потребности, полубезумный Мерл медленно стал подползать ближе, роняя по пути ошмётки склизкой, безобразной массы, чернеющей в свете луны, и протягивая к нему свою руку с щедрым угощением, нанизанным на железный крюк. И когда между ними оставалось каких-то пара футов, Дэрила обдало такой волной парализующего и вымораживающего изнутри дыхания вечного холода и пустоты, что он готов был уцепиться за любой намёк на живое, человеческое тепло, способное его отсюда вытащить. – Ниган... – охотник проснулся от своего же хриплого и сдавленного крика, спонтанно дёргаясь и лязгая наручниками. Даже после самых дерьмовых передряг, мозговыносных грибных трипов и худших посттравматических ночных кошмаров он ещё ни разу в жизни не приходил в себя, оказываясь в холодном поту. И он прекрасно знал, что это предвещает. Никогда не падающий духом выживальщик торопливо обтёр лоб предплечьем свободной руки и попытался расслабиться, но что-то неуловимо тревожное и зловещее никак не давало ему покоя. Он не понимал, что конкретно, но что-то явно было не так. Причём глобально не так. Осознание необъяснимого пиздеца пришло настолько внезапно и резко, что его буквально накрыло лавиной панического ужаса. А он всего лишь вспомнил про оставшийся нетронутым вчерашний обед и с обнадёживающими мыслями "Прорвёмся!" ничего не подозревая потянулся к нему рукой, чтобы подзаправить свою выживательную соображалку. Поверхность тумбочки была пуста, хотя он точно помнил, что не совмещал приятное с полезным, а уж наигранная брезгливость Нигана не позволила бы ему даже притронуться к такой гадости, не то что бы ею закусить. Охотник пододвинулся как можно ближе к краю лежанки, насколько ему позволяли оковы, и начал лихорадочно шарить вокруг тумбочки, где должна была валяться пустая бутылка. Её тоже нигде не было, как бы сильно он ни приглядывался, щуря натренированные ночными вылазками глаза. При всём при этом, он довольно отчётливо ощущал, как раздражающе ныло плечо, нежно вывернутое его сомнительно благодушным любовником, как слегка потягивали склеенные засохшей спермой волоски внизу живота. И он вполне внятно чувствовал характерные последствия от безрассудно принятого на пустой желудок алкоголя. Это всё и кое-что ещё другое точно было частью реальности. Сюрреализм наяву безбожно выбивал из колеи. “У этого старого блядуна, чё, какой-то волшебный хуй, которым стоит только потыкать, и чутко бдящие сторожевые псы сразу же впадают в эйфорическую кому, да так, что не замечают внеурочной уборки в своих номерах? Или уже было утро?” Вряд ли он мог вразумительно ответить себе, что его больше всего удручало – то, что вместо харизматичного злодея его непонятно кто выебал, причём довольно сносно (хорошо хоть жирного Джо можно вычеркнуть из списка), или же то, что его снова, как в тот самый первый раз в лесу, лихо наебал свой собственный мозг. А может, Ниган в кои-то веки не соврал, и его серое вещество взаправду начало потихоньку усыхать, выбрасывая из памяти рандомные фрагменты жизни? Или больше не принимая от желудка сигналов о насыщении, обрекая его на непрерывное и сводящее с ума ложное чувство голода? Самым поганым оказалось ещё и то, что через бьющий тревогу рассудок стал постепенно просачиваться бархатистый и убаюкивающий голос главного мучителя, который пытался всеми силами его успокоить, шепча на ухо какую-то пошлую ахинею и давая клятвенные обещания качественно позаботиться о своей девочке. И когда Дэрил вполне уже созрел для того, чтобы начать выскребать из себя то, во что превратились его мозги, его неожиданно отвлёк отдалённый шум за дверью. По коридору явно шло несколько человек, приглушённо разговаривая. И когда неизвестные остановились у его двери, зазвенев ключами, пленник весь напрягся, не понимая и не зная, что ещё можно было ожидать, и от незваных гостей, и в первую очередь, от себя самого.