Искупление.

Как только полудикий зверь, непосильно отягощённый необкатанным чувством справедливости и слишком сложным и до сих пор не откалиброванным человеческим разумом, дорвался до неоднократно проверенного им на своём печальном опыте способа того, как в любой непонятной ситуации быстро и качественно снять накопившийся стресс, то в запале даже и не понял, какая сверхъестественная сила вдруг схватила его за шкирку и впечатала в противоположную стену. Над ним возвышался ни кто иной, как хуев Ниган, собственной нихуёвой персоной, снова сомнительно примолодившийся по случаю прибытия столь дорогого гостя и изрядно постройневший, сбросивший во время недавнего сверх интенсивного кардио никак не меньше, чем лишних полфунта суставной смазки. На плече у него устало возлежала обожравшаяся и натрахавшаяся до кровавых ошмётков Люсиль, забывшая прихорошиться. С её свежерастрёпанных завитушек свисали и истекали кровавой жировой клетчаткой неопрятные обрывки чьей-то кожи. В гибкий, но пока ещё никак не прогибаемый радикулитом стан Спасителя буквально вцепилась хищной хваткой Эмбер, безвольно повисая на нём и существенно ограничивая жизненно важную для его комплекции манёвренность. Но ещё крепче она прижимала к себе ценный эликсир, во все времена и нравы по мгновению ока превращающий сильных и независимых женщин в смешливых и ногираздвигательных блондинок. Она нарочито восторженно взвизгнула и тут же пьяно захихикала, заплетающимся языком намурлычивая нечто вроде: "мой Марки", "мой герой", "ну зааая, ну убееей ещё кого-нибудь, это так весело". В самом деле, с чего бы сопереживать очередной по-идиотски убиенной партии картонных плохишей или мрущим аки сонные мухи статистам? Ведь нам не поведали их душещипательные истории жития, мы ничего не знаем об их трудном детстве, их взлётах и падениях на голову, их не менее тараканистом внутреннем мире, не догадываемся об их глубоких чувствах, серобуромалиновых мечтах, слёзовыжимательных семейных трагедиях, их глубокомысленных терзаниях и мятежных исканиях какого-нибудь заковыристо-патриотического смысла существования. И если не знаем, то разве не лучше для крепкого сна посчитать, что ничего этого и нет? Нет семей, нет детей, нет близких и любимых. А раз ничего нет – то как их картонные жизни, смысл которых сводится к тому, чтобы "передать соль", могут сравниться со сверх ценными и неприкосновенными жизнями наших обожаемых героев? Всё перевернулось с ног на голову, понятия успешно подменены, тёмная миссия практически выполнена, а зрители апокалипсиса даже не замечают, как их давно уже заставляют сопереживать и сочувствовать откровенному и всепоглощающему злу, узревая в нём лишь выстраданную и закалённую в боях добродетель. А чем больше любимцы публики помогают пушечному мясу заканываться в Лету, тем их жизни становятся всё особенней и особенней по непревзойдённой глубине своих пиздостраданий и несоизмеримой длине эгомудизмов. Но водятся и такие экземпляры, кому невыносимо трудно полюбить даже их – не пристало сидеть раскидистой жопой на диване и при этом ото всей души распылять любовные флюиды в сторону сильных, несломимых и ни от кого не зависящих хороших и пригожих парней. Но чтобы удовлетворить насущную и свойственную всем человекам потребность хоть изредка, но проявлять все свои самые белые и пушистые чувства, им нужна артиллерия потяжелей, вроде вспомогательного супер злодея. Причём проявлять эти чувства не абы как, а только на особой, безопасной и жёстко регламентированной территории, без ущерба для хрупкого и ранимого эго, которому не будет больно, только если объект закомфорчивания превратится из некогда могучего и психически пригодного – в слабого, ногами побитого, морально покоцанного и упавшего ниже того самого удобного дивана. Тогда-то и будет где развернуться всей накопившейся заботе и любви – теперь ведь можно не париться о своей никчёмности и деградации, не нужно рвать жопу, чтобы встать с дивана и подняться на уровень тех самых крутых. Это слишком сложно, есть более простой способ стать самому одновременно крутым и добрым – стрясти сверху свои вожделенные объекты, сделать их жалкими, зависимыми и беспомощными, и от этого так горячо любимыми... А если они никак не хотят падать? Тоже не проблема, была бы фантазия... На худой конец, можно завести котиков и как можно быстрее отучить их от естественной способности выживать за пределами заботливо затепличенного манямирка... – Ну, ебать не встать! Я, блядь, что, зря вас рассаживал по разным клеткам!? Что за поебень без меня устроили?? Автоматически настроившись на голос ещё одного Нигана, находящегося на это раз где-то извне, давно уже пустившая корни чужеродная программа сразу же дала сбой и запустила аварийный алгоритм бесконечной рекурсии. Всё существо подопытного нулевого пациента вошло в конфликт с самим собой, начисто блокируя двигательную активность. Не унимался только пошлый комментатор, без умолку вещающий на внутренней развлекательной волне и подначивающий его на крайне необдуманные поступки весьма спорной результативности: "Давай, горячий парень, вставай! Соберись, тряпка! Убей лже-Нигана, ты же знаешь, что только я настоящий. Он не знает, как сильно тебе понравилось быть моей сучкой, а я знаю. Только я помогу тебе найти Лори. Только я знаю, как ты любишь искать мёртвых девочек." И пока вовремя подоспевший разниматель заблаговременно экспроприировал всевозможные орудия нанесения особо смертельных увечий, халатно раскиданные на поле боя, его спутница тоже зря времени не теряла, сразу же переключив своё внимание на знакомый шалаш из склеенных грязью волос: – Эй ты, чудик, я кому говорю! Принеси мне ещё шампанского! – непосильно обиженная жизнью депрессивная до крайней безответственности няшка, наконец-то, попала в рай для капризных принцесс-алкоголичек, сплошь населённый Аполлонами её мечты и безропотными холопами. Но так и ничего не добившись от нагло вышедшего из активного употребления раба, её взгляд пал на сидящего у противоположной стены мужчинку, заброшенного лучшим другом в трансовую растерянность, но при этом не утратившего своего агрессивно-импульсивного психопатического шарма: – Угостишь даму шипучкой? – ангельским шепотком беззаботно заверещала принцесса на горошине, склоняясь над жутким, мягко говоря, незнакомцем, – Давай снимем с тебя одежду, смотри, запачкалась. Моя мама потом постирает, – затем она увлечённо заковырялась наманикюренными пальчиками в запорошенных мудростью зарослях Рика, неаккуратно колорированных не иначе как содержимым чьей-то ярёмной вены, – Ой, а сколько тебе лет? Хи-хи. Мы с девчонками сначала хотели пришибить табуреткой Нигана во сне, но он при нас никогда не засыпал! Шшш! Это секрет! Он такой параноик! Хи-хи! Потом мы подумали... хи-хи, нашему Санта Дракулсу уже должно быть под 70, и нужно просто немнооожечко подождать. А потом... потом... он взял и сбрил первый раз за год свою бороду... и мы поняли, что ждать бесполезно – ему от силы за 60! Так расстроооились... Слышали, он в кого-то втюрился! Пупсик, ты не знаешь, в кого? Рик недопустимо разомлел от столь экзотических ухаживаний, поэтому у него на автопилоте включился режим пикапера-выживальщика 80-го уровня: – Сначала ответь на мои вопросы. Первый: сколько ходячих ты убила? – Кто так с дамами обращается, Рик?! С какого хуя ты рухнул? Хотя... посмотреть на состав вашей женской сборной шпалоуккладчиц, злободневнее был бы вопрос: "Сколько банок тушёнки прикончила за раз?", – почётных седин параноик в стадии ремиссии быстро отогнал от себя весьма странное и чуждое для него ощущение, что его все предали и бросили, – Нравится моя жена, Рик? Мне начинать волноваться за свою жизнь? Или мне для этого придётся чуток расквасить ей миленькую мордаху? Извини, Рик, на этот раз тебе придётся нехило так поднапрячься, вывернуть наизнанку и сношать в три пизды свою ёбаную мораль, чтобы найти повод меня убить. Я не обижаю своих прелестных жёнушек. Правда, дорогуша? Но Эмбер вряд ли его слышала, её простительно быстро вырубило в сильных и надёжных руках своего неотёсанного кавалера, порядком отвыкшего от общества нежных фиалок. Как собаки безошибочно выбирают себе единственного хозяина, в ком сразу чувствуют вожака, так и у людей бывает, когда первый раз в жизни видишь какого-то человека, и моментально включается необъяснимая чуйка на уровне жопы, что ему можно довериться просто по факту его неебического бытия. Включается механизм долгожданного расслабления и блаженной утраты ответственности и контроля за ситуацией, потому что появляется тот, кто умеет лучше рулить, кто понимает, куда идти и зачем, кто всегда знает, что делает, и кто способен передать окружающим свою внутреннюю ничем не покобелимую уверенность в правильности своего пути. И эта заразительная уверенность настолько поглощает и размягчает, что даже оказавшись на краю бездны, не зарождается и мысли о том, что главнокомандующий мог завести в никуда. Ведь всем остальным невдомёк, что на его пути не было и нет никакой бездны, он через неё как всегда пройдёт, потому что её не видит. Но сможет ли за ним такой же целой и невредимой пройти и его паства? – Лори... – медиум со стажем с трудом вспомнил, почему ему нельзя ни сегодня, ни завтра убивать самое живучее и назойливое недоразумение в его жизни. А ещё он был почему-то уверен, что если с чувством, с толком и с расстановкой повторять в каждой непонятной ситуации свою волшебную мантру, то обязательно сегодня или завтра внезапно разверзнется небесная твердь, и выпрыгнет оттуда его воительница жена верхом на огнедышащем драконе. Ну или как минимум – какая-нибудь тигра-гурманка, отдающая предпочтение исключительно мясу плохишей, что было бы наиболее реалистичным вариантом. Только вряд ли бы она польстилась на залёглые вяленые мослы, размахивающие у неё перед носом палкой, уж больно набаловал её папочка-король, дразня нажористыми видами на местных пухленьких детишек. – Да-да, Лори, я не забыл, – Ниган подошёл ближе, но почему-то в процессе вызволения из вражеских объятий особо беспечной наложницы потерял к ней всякий интерес, вместо этого помог встать на ноги своему ненаглядно-переглядному заклятому другу, – А не рвануть ли нам к тебе на дачу, а? Посидим-выпьем в спокойной обстановке, перетрём за жизнь, – он вальяжно разместил руку на до боли напряжённых плечах товарища по несчастью, – Да не парь ты так себе мозги, расслабься – твоей залётной занозе там есть кому почесать вагину... как его там, кореш твой... и с какого недоебита ей тогда доёбываться, какие мумба-страхо-юмбы залезают на твою пальму... А моя вот каждую блядскую ночь приходила... – голос внезапно разоткровенничавшегося страдальца стал тихим и мрачным, – Говорила, как по мне соскучилась, как долго меня ждёт, как ей там ПЛОХО... и что она сделает с той, на кого я её променяю. Признаюсь, я пиздец как тогда пересрал, пришлось даже пополам разорвать нашу свадебную фотку, чтобы она меня не нашла. Блядь, как я её возненавидел! Я стал трахать не по одной, а сразу по нескольку шлюх – замудохается до всех доебаться! Но она всё равно приходила и делала так, чтобы меня не хватало даже на одну. Тогда я ей подарил то, что она по праву заслужила – стать до охуенной усрачки зашибенным секс-символом массового устрашения 21-го века! Но ей и этого, блядь, оказалось мало... стала приходить и просить меня выкопать для нас клумбу... Представляешь? Вот это уже полный швах... И знаешь, что произошло после того, как мы с тобой нажрались и покувыркались? – на этих словах Ниган немного запнулся, затрудняясь в выборе того, к кому сейчас будет сподручнее всего обращаться – оба его гостя то сливались в неделимый образ, то естественным путём расчленялись на два совершенно несовместимых по трахабельности организма, но это ничуть его не смущало и не вызывало никаких противоречий, кроме разве что небольшого неудобства при общении, – А ничего! Грёбаная-перегрёбаная нирвана от слова дохуя нихуя! Стояла и пиздато улыбалась. За всю эту хуеву тучу лет впервые мне улыбалась. Если бы меня выебали всей вашей фешенебельной деревней, тогда я ещё бы понял её, но, блядь, какого хуя? Мне что, весь долбанный конец света сношала мозги извращенка?? Воистину, слушая трогательные любовные откровения ширококостных лесбоамериканок, вместо того, чтобы расплываться розово-голубой лужицей мимимишного всепонимания, главным героям впору было бы безостановочно и в ужасе перекрещиваться. Но, к сожалению или к счастью для них, они крепко подзапамятовали, что мудрая природа испокон веков прибегает к повальному внедрению гомосексуальных поведенческих программ в целях вынужденного сокращения популяции не в меру размножившегося вида, для которого не предусмотрено такое большое количество консервированных бобов. Постапокалипсис, детка, выживание и всё такое, возрождение цивилизации по крупицам отложенных кирпичей... интересно, с чего бы вдруг природе подсирать чудом уцелевшим фертильным особям, с таким энтузиазмом принявшимся выращивать капусту, в их и так непростой задаче по продолжению своего малочисленного (стараниями хороших парней) рода? Может потому, что заселения планеты новым поколением землян никогда и не водилось в планах на ближайшие пару тысяч лет? Вероятнее всего, Рик когда-нибудь и смог бы пролить свет на глубинные причины возникновения женских сексуальных девиаций, опыт окучивания несметной радужной надежды человечества у него всё-таки был немалый, но их задушевный разговор грубо прервал выбежавший им навстречу безымянный негрилоид, увлечённый жизненно важными переговорами: – Да... да... тебя понял. Ждите! Конец связи! – в своём таланте по части коннекта с той стороной он явно продвинулся дальше всех, так как его мозг научился не просто выдавать желаемое за действительное, но ещё и дешифровать в режиме реального времени шипяще-щёлкающие звуки. – Ниган! Нужно уходить, мы с бандой малыша Тимми вас прикроем... Пока Рик, ничего не видящий перед глазами, кроме заветного трофея, пытался возбуждённо, но безуспешно нашарить то ли свой топорик, то ли непонятно когда проёбанную пушку, бдительный спаситель вдруг как заорёт: – Ниган! Он собирался вас убить! Я его уже тут видел! Ходил, вынюхивал. Приказал мне не шуметь, потому что выслеживает оленя. А я не дурак, не купился, сразу понял намёк про рога! Наверное, неискоренимо преданному на любой стадии своего безумия афронигановцу не терпелось подробно описать ещё и величину, и степень ветвистости рог своего шефа, но этого ему сделать, увы, уже не было суждено из-за метко выпущенной пули прямо промеж его массивных надбровных дуг. С трагическим недоумением глядя на дымящееся дуло, Ниган озадаченно пробурчал себе под нос: – Надо же, стреляет... странный сон... – затем его сознание снова прояснилось до режима работы стратегически грамотного и предусмотрительного воротилы-мафиозника, которого невозможно застать врасплох. Он опустил одолженный на время кольт и повернулся к новоиспечённому горе-охотнику, – Ты веришь в мистику, Рик? На носу война, а у меня пиздец какая нехватка людей! Это, блядь, какой-то заебущий рок – с теми, кто не собирается меня убить обязательно случается феерическая хуита на ровном месте! Ну ты сам видел! Как так, блядь, каждый раз выходит?! Мда... видимо, не пошло мне на пользу общество из сотни лизоблюдов, совсем я с ними размяк, растерял сноровку, зачем-то увлёкся домашней стряпнёй и воспитанием чужих детей... Так соскучился, что меня никто не хочет убить, что начал раздавать вторые и третьи шансы подслеповатым снайпершам... Ну а что, надо же себя как-то держать в тонусе! Так и отупеть со скуки можно! ...Я тут, это, подсчитал на досуге, один ваш человек, постоянно рыпающийся меня убить, по эффективности стоит десятка моих безмозглых бандюков. Круто, правда? Можно будет избавиться от стольких бесполезных нахлебников! Только вот какая незадача вдруг возникла, Рик... Но заметив, что его самый любимый соглядатай больше нифига не заинтересован в разгадывании потусторонних загадок, ощутимо сдвинувших ему корону набекрень, Ниган обречённо повернулся к молчаливому объекту своего недавнего временного помутнения сознания: – А ты, собака непромытая, больше не собьёшь меня с толку никакими белками! Я-то теперь знаю, ты чуть умнее, чем кажешься! Нет, ну скажи, что происходит-то, блядь?? Забыл, кто научил тебя получать удовольствие от маленьких радостей жизни?! Теперь ты мой должник! Где?? Где у меня ошибка в расчётах?? – со стороны казалось, что вышедший на пенсию грустный клоун подсознательно искал любую доступную помощь, чтобы совершить столь запоздалый и наболевший каминг-аут в качестве одной или сразу нескольких своих ипостасей латентного: дебила, терпилы и суицидника.