Добро пожаловать домой

Следующие несколько дней было откровенно тяжело. Во-первых, сложно было на работе — приходилось держать лицо перед коллегами, которые явно не поняли бы, если бы новоиспеченный владелец личного партнера ходил мрачнее тучи. Теппею полагалось сиять и выглядеть счастливым, что требовало дополнительных усилий. Первая ночь пребывания Ханамии у него дома обернулась бессонницей — диван был неудобный, ноги свисали, Теппей ворочался и без конца просыпался, и с каждым пробуждением становился все злее и злее. Утром Ханамия подняться вместе с ним не соизволил — не то чтобы Теппей этого всерьез ждал, и все же рассердился еще сильнее. Кто тут свободный, в конце концов? И он честно заработал это право, он усердно учился, сам платил за себя, ни от кого не зависел, ничего не крал, он заслужил немного комфорта! Теппей старался успокоиться, пытался не накручивать себя, но выходило плохо. К тому же дело его двигалось плохо. Клиентка Теппея — звали ее Морисаки Азуми, как выяснилось, была не просто женой — теперь уже бывшей — своему супругу, она была его невольницей. Он приобрел ее семь лет тому назад как личного партнера, а по прошествии пяти лет подписал вольные документы, после чего на ней женился. Теппей ни мгновения не сомневался, что адвокат мужа вцепится в этот факт зубами и когтями, будет напирать на то, что женщина подло использовала чувства своего супруга к себе, а заодно и на то, что человек, единожды принявший решение стать невольником, неспособен жить как свободный. Это было всего лишь мнение, но Теппей знал, что его многие разделяют, а значит, если его противник возьмет этот факт как основу своей стратегии, на судебном заседании все будет зависеть от молодой женщины. Как она выдержит допрос. Как она себя проявит. Теппею предстояло ее подготовить, а он не чувствовал в себе достаточно сил или душевного спокойствия для этого. Сама молодая женщина, когда он начал расспрашивать ее, тоже не порадовала. В компанию по продаже человекоимущества она обратилась сразу после школы. Училась она плоховато, ни в чем не блистала, кроме разве что готовки, и никаких на тот момент стремлений в жизни, кроме как стать женой, не имела. Если бы на момент окончания школы у нее был вариант сразу же выйти замуж, пути человекоимущества можно было бы избежать — статус жены-домохозяйки позволял быть свободным человеком, хотя такие случаи встречались все реже, потому что не имели особого смысла. Но у нее такого варианта не было, и поэтому она продала себя фирме. — Надо было в компанию какую-нибудь подаваться, — говорила она уныло, тиская ручку сумочки и не глядя Теппею в глаза. — Хоть секретарем. Опыт работы был бы… В этом заключалась еще одна проблема, и Теппей понимал, что его противник не преминет ею воспользоваться: у Морисаки-сан не было никакой профессии. Как она собиралась содержать себя и свое имущество? — У меня есть деньги, — сказала она, отводя глаза. — Я справлюсь. — Вы должны мне доверять, — проговорил Теппей, чувствуя себя ужасно беспомощным и бесполезным. Женщина не смотрела ему в глаза, не хотела с ним говорить, словом, никаким доверием тут не пахло. — Нам нужно понимать, что вы планируете дальше делать со своей жизнью, чтобы нам было чем аргументировать. Бесполезно — он словно со стеной разговаривал. Домой он вернулся измочаленным и раздраженным. В квартире не было пусто, но это знание радости не добавляло, скорее наоборот. На кой черт он совершил этот идиотский поступок? — Я дома, — буркнул он. Ответом ему была тишина — не то чтобы Теппей рассчитывал на что-то иное, впрочем, — только слышалось бормотание телевизора. Разувшись и сняв пальто, он прошел в комнату. Ханамия сидел на диване и бездумно пялился в экран. Одет он был во что-то темное, похожее на пижаму, в полумраке не разглядеть. На мгновение раздражение отступило, Теппей с легким раскаянием подумал, что оставил человека на весь день одного, а Ханамии же наверняка решительно нечем заняться. У Теппея даже книг не очень много было, в основном по работе. Вина отступила ровно в то мгновение, когда Ханамия, не поднимая головы, проговорил: — Я голоден. Скрипнув зубами, Теппей прошел на кухню. В спину ему Ханамия произнес: — Там ничего нет. Твой холодильник пуст. — Ты мог заказать продукты, — не выдержал Теппей. — Мог, — равнодушно согласился Ханамия. — Если бы ты предоставил мне номер магазина, откуда делаешь заказы. У меня, напоминаю, нет возможности платить самому. Теппей опустился на пол и прижался затылком к дверце шкафчика. Он чувствовал себя редким идиотом — что улучшению душевного состояния не способствовало. Он оказался совершенно не готов к тому, что в его доме будет жить кто-то еще. Как можно было быть таким беспечным? Даже к заведению собаки лучше готовятся, чем он приготовился к появлению у себя дома нового человека. Что на него нашло такое? Никто же его не торопил… Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, он поднялся на ноги и вернулся в гостиную. Ханамия сидел все в той же позе — полуразвалившись на диване, вытянув ноги. Лицо его, подсвеченное экраном телевизора, казалось бесстрастной маской. — Что бы ты хотел поесть? — спросил Теппей, стараясь, чтобы голос звучал мирно. — Можем что-нибудь заказать… Маска повернулась в его сторону. — Лобстеров. — Что, прости? — Лобстеров, — равнодушно повторил Ханамия. — И черной икры. И шампанского. Теппей потер глаза рукой. — Я закажу лапшу с морепродуктами. Или ты предпочел бы рис? Ханамия фыркнул и ничего не ответил. Теппей не стал ждать — пошел в спальню, на ходу набирая номер. Заказ обещали доставить через полчаса. Теппей переоделся, стараясь не смотреть на свою кровать — она была не застелена, одеяло скомкано. Сумка Ханамии стояла на полу в ногах кровати раскрытая — не похоже было, что он ее разбирал, наверное, просто достал нужные вещи. Да и некуда ему было складывать свои вещи, Теппей же не предоставил ему полки в шкафу… Снова захотелось побиться головой о стену. Натягивая штаны, он ощутил спиной взгляд и едва не упал, запутавшись в штанинах. Обернулся — разумеется, на него смотрел, стоя в дверном проеме, Ханамия. — Ясно, своего угла у меня здесь не будет. — Я отдал тебе кровать, — огрызнулся Теппей. — Прости, вещи из шкафа мне девать больше некуда. Я освобожу тебе… — Не утруждайся, — Ханамия передернул плечами и гадко улыбнулся. — Мне ведь вообще не нужна одежда, своего господина я могу ублажать и голым. — Что-то ты не пытаешься, — стиснув зубы, сказал Теппей. — Ханамия, ты мог бы для разнообразия не быть такой сволочью… — Но это же весело, — перебил Ханамия, глядя на него в упор. — Мне интересно, когда ты сломаешься и сломаешься ли вообще. И как это будет выглядеть. — Не боишься, что я тебя и пришибить могу? Ханамия рассмеялся, запрокинув голову. — Да брось, Киеши Теппей, только не ты. Будешь сжимать челюсти до последнего, но так и не решишься укусить. А когда я тебя окончательно достану — просто сдашь меня обратно. И, возможно, запьешь после этого, потому что осознаешь, что слабак и не справился. Теппей заставил себя посмотреть ему в лицо. Ханамия улыбался, широко и мерзко, и по этой улыбке хотелось от души заехать кулаком. И ведь он мог… — И ты пойдешь работать на стройку. — Да я бы даже в бордель пошел, лишь бы подальше от тебя, — резко выплюнул Ханамия. — Знаешь, я даже представить себе не мог, что ты окажешься настолько бревном, чтобы купить меня! Меня от тебя воротит. — Я хотел тебе помочь, — сдержанно проговорил Теппей. Ханамия оскалился. — А я тебя не просил. Знаешь, Киеши, дожить до тридцати лет и все еще не научиться лезть куда тебя не просят — это каким же тупоголовым дебилом надо быть! Рука сама собой сжалась в кулак. Мелькнула беспомощная мысль — я же его сейчас ударю… Теппея спас звонок в дверь. Не говоря ни слова, он, обогнув Ханамию, пошел к входной двери. Лапша — себе Теппей заказал с мясом — пахла божественно, но разговор с Ханамией настолько отбил аппетит, что его чуть не стошнило, и одно мгновение ему хотелось выбросить свою коробочку в мусор. Впрочем, он быстро опомнился — все же пустой желудок давал о себе знать. — Ханамия, — позвал Теппей, — еду принесли. Ханамия, видимо, был не просто голоден, а изрядно — неудивительно, впрочем, он же весь день ничего не ел. Не стал выкобениваться, а пришел на кухню по первому же зову. Заглянул в свою коробочку, сморщился, но палочки взял. — Будешь пиво? — как можно более обыденно спросил Теппей. И тут же, не дожидаясь ответа, полез в холодильник. Пиво у него, как у всякого одинокого холостяка, было всегда, и к нему Ханамия не притронулся. Интересно, почему? Не хотел пить на пустой желудок? Или просто не любит? Ханамия принял у него из рук открытую бутылку и тут же ушел вместе с ней и с едой. Хлопнула дверь в спальню. Ну что ж, думал Теппей, без энтузиазма ковыряя лапшу, по крайней мере, он взял еду и пиво, может, это можно считать контактом? Еда в горло не лезла. Глубоко вздохнув, он встал из-за стола, забрался на стул, достал из верхнего ящика бутылку виски. После первого глотка немного разжались закостеневшие челюсти, после второго выровнялось дыхание, после третьего — вернулся аппетит. Теппей допил то, что оставалось в стакане, и принялся за еду. Он еще не успел доесть, когда дверь в спальню снова хлопнула, и Ханамия прошлепал в ванную. Не думая, Теппей налил себе вторую порцию виски. За пять лет, думал он, глядя, как преломляется свет в красивых фигурных боках бутылки, я сопьюсь. Он ушел из кухни только когда Ханамия, закончив с вечерним туалетом, вернулся в спальню. Тогда Теппей прошаркал в гостиную и рухнул на диван перед телевизором. В стакане плескалась четвертая порция виски, мир плыл и казался добрее. В телевизоре трещало какое-то шоу, потом его сменила реклама — опять фирма по продаже личных партнеров, другая, не «Фукуро». Сколько ж их развелось, лениво думал Теппей, сколько рекламы. Популярное направление. В ролике сменялись пары: юная девушка, потупив глаза, открывает дверь молодому мужчине, присаживается, помогает ему разуться. Скромно поблескивает в вырезе ошейник. Следующий кадр — молодая женщина, деловая, в костюме и в очках, которую возле офиса встречает парень на мотоцикле, целует ее в щеку — на нем тоже ошейник, кожаный. Двое мужчин примерно возраста Теппея гуляют по парку, и один из них останавливается, чтобы поправить на втором шарф, и под шарфом снова мелькает ошейник. Они улыбаются. Две красивые женщины в торговом центре прикладывают друг к другу яркие платья — в ошейнике одной из них сверкают стразы. И последняя сцена — пожилой уже мужчина входит в дом, и пожилая женщина встречает его, так же как девушка из первой сцены, помогая разуться. «На все вкусы. На всю жизнь» — гласил слоган. Теппей смотрел в экран, ощущая свинцовую тяжесть в груди. Он так и вырубился на диване, едва прикрывшись коротеньким пледом, и проснулся рано утром замерзшим, невыспавшимся, с затекшей шеей. Ныли челюсти — видимо, скрипел зубами всю ночь, болела голова. Но нужно было вставать. Перед уходом Теппей оставил на столе список с нужными телефонами. На том же листочке написал: «Приготовишь ужин?» Пересилив себя, нарисовал смайлик. И ушел на работу, невольно ощущая, что чем больше расстояние между ним и домом, тем легче становится у него на душе. Ханамия заказал еду, если это можно было так назвать. Вернувшись домой, Теппей обнаружил в холодильнике коробки с готовыми обедами и несколько жестянок с кофе. Одна из коробок, вскрытая и пустая, стояла на столе, рядом — банка из-под кофе с потеками на стенках. — Мусорка, — сказал Теппей, входя в спальню. В этот вечер Ханамия не смотрел телевизор — он валялся на кровати с книжкой и на высказывания Теппея даже головы не поднял. — В доме есть мусорка. Если уж ты решил не утруждать себя готовкой… — А должен? — лениво спросил Ханамия, переворачивая страницу. — В твоем профиле написано, что ты хорошо готовишь. — Еще в моем профиле написано, что я отлично делаю минет, но ты об этом на личном опыте все равно не узнаешь. — Ты нарываешься? — спросил Теппей. Он старался, чтобы голос звучал ровно. Он вообще не собирался с порога ругаться с Ханамией, это было плохо и неправильно. Но поделать с собой ничего не мог. Ханамия бесил его, и Теппей готов был спорить, что он делает это нарочно. Ханамия рассмеялся, коротко и глухо. Он все так же не отрывался от книги, будто считал, что Теппей попросту недостоин его внимания. — Да с тобой, Киеши, что нарывайся, что нет — все равно ничего не добьешься. Так что нет, я не нарываюсь. Я просто развлекаюсь, — он фыркнул и наконец соизволил поднять взгляд. — Знаешь, я начинаю думать, что не сумею добиться даже того, чтобы ты меня вернул. Ну хоть развлекусь. — И он снова уткнулся в книгу. Глубоко вдохнув и выдохнув, Теппей развернулся и вышел из комнаты. Еда в коробках была хорошей — похоже, Ханамия знал толк в холостяцкой жизни. И стоила она наверняка пристойно. Мрачно жуя тонкацу, Теппей думал, что его траты на Ханамию неоправданно высоки, а грозят стать еще выше. А еще — что все это бесполезно. Увещевать Ханамию, быть с ним добрым — бесполезно. Горбатого могила исправит. Возможно, конкретного этого исправило бы и рукоприкладство, но Теппей не собирался опускаться до такого. Совершенно точно не с Ханамией, он же только этого и ждет. Так что же? Вернуть? Мысль заставила Теппея скривиться. Неужели же он настолько слаб? Закончив с ужином, он некоторое время смотрел на шкафчик, в котором прятался виски, всерьез размышляя, а не стоит ли… Но нет, так и спиться недолго. Взяв из холодильника бутылку пива, он прошел в комнату, упал на диван, включил телевизор. По-хорошему, стоило бы поработать. Покопаться в деле, понять, чем он может помочь своей клиентке. Фирма выделила ему ассистента — стажера, буквально пару месяцев назад приступившего к работе, который не столько помогал, сколько пытался не мешать, а Теппей понимал, что должен не столько уповать на его помощь, сколько учить. По всему выходило, что начальство выдало Теппею это дело, не особенно рассчитывая на выигрыш. Незначительный клиент, не слишком большие деньги. Предполагалось, видимо, что Теппей честно сделает все, что может, но проиграет. Ему самому, признаться, очень этого хотелось. Пустить все на самотек, забить… Может, попросить отпуск? У него ведь даже повод есть. А если правда? Вывезти Ханамию куда-нибудь, вдруг он подобреет?.. Да ладно, осадил Теппей себя. Вывези Ханамию — и он воспользуется первой же возможностью, чтобы сбежать! Освободи его, шепнул внутренний голос, и Теппей аж зажмурился. Никаких проблем, никакого жалящего чувства вины, что не справился. Правда, он тут же внутренне содрогнулся, попытавшись представить себе размеры штрафа. Нет, конечно, в рабство, как сулил Ханамия, ему самому продаваться не придется, но сбережения уйдут подчистую, возможно, и в долги надо будет влезть. Стоит ли Ханамия того? Да Ханамия вообще всего этого не стоит, в сердцах подумал Теппей. И так уже вывалил за него круглую сумму, а теперь содержать… и ладно бы от этого была хоть какая-то польза. Даже аквариумные рыбки больше радости бы доставили. Обзавелся живым человеком рядом, ничего не скажешь. Он не очень понял, сколько времени просидел вот так, размышляя и невидяще глядя в экран. Очередное шоу сменилось новостями, потом пошел фильм. На экране Годзилла громил Токио, а Теппей вдруг сообразил, что бутылка его давно пуста, а сам он изрядно хочет в туалет. Привычка ли жить одному его подвела или крайняя задумчивость, но он не заметил ни того, что в ванной горит свет, ни шума не услышал. Дверь же в ванную у него попросту не запиралась — зачем, когда живешь один? Он толкнул дверь — и застыл в проеме. Ханамия стоял вполоборота к двери и вытирал голову. Очень хорошо была видна его спина — узкая, бледная, с чистой, без единого изъяна кожей — только под правой лопаткой Теппею померещилась черная точка родинки. Четко очерченные широкие плечи, плавная линия талии, переходящая в аккуратную узкую задницу, выступающие на шее позвонки… У Ханамии были длинные, стройные ноги, и весь он был сухощавый, несколько даже тощий, но видно было, что это тело, за которым следят, не давая терять форму. Теппей поперхнулся горячим влажным воздухом — как-то так оказалось, что Ханамия действительно был в его вкусе. Почему, интересно, до него в школе это не дошло? С другой стороны, что же тут странного, тогда Ханамия ассоциировался у него только с болью и отчаянием, а Теппей никогда не был мазохистом. В этот момент Ханамия, не иначе услышав его судорожный вздох, вскинул голову. На мгновение в глазах его мелькнула растерянность и, кажется, даже испуг, но Ханамия быстро справился с собой — кривая ухмылка расползлась по его лицу. — Слюни подбери, — проговорил он четко. — И дверь закрой. С той стороны. Позже, когда Ханамия покинул ванную и угомонился в спальне, Теппей долго дрочил в душе и все никак не мог кончить. Мозг взрывали картинки одна непристойнее другой — такого разнузданного порно Теппею не доводилось еще не то что воображать, но даже видеть в каком-нибудь хентае. Когда наконец получилось кончить, он осел в ванне и прижался лбом к мокрому кафелю. Сколько же у него не было секса? Преизрядно давно, если вспомнить, что и разговор с Рико начался с шутки Теппея про то, что у него нет времени даже чтобы вызывать кого-то на дом. Хотя, если говорить честно, дело было вовсе не во времени — он просто не любил подобного рода услуги и прибегал к ним только когда совсем уж худо становилось. Потому-то Рико и советовала ему кого-нибудь купить — чтобы был близкий человек. Тоже, наверное, наслушалась рекламных слоганов типа «на всю жизнь». Как можно купить близкого человека? Это не укладывалось у Теппея в голове. Изначально же было понятно, что если он ввяжется во что-то подобное, все закончится плачевно. Знать бы еще заранее, насколько плачевно… Спалось ему этой ночью беспокойно. И на следующий день он был настолько рассеян, что на встречу с Морисаки-сан захватил не те документы. Молодая женщина это заметила и, кажется, решила, что делом ее никто не занимается — уходила она хмурая, но не недовольная, скорее, глубоко обеспокоенная. Сразу после встречи Теппея выцепил стажер — как выяснилось, он говорил с представителем другой стороны, и там решили пойти на мировую. Муж предлагал откупиться от жены — сумма была небольшой, гораздо ниже рыночной стоимости пяти единиц человекоимущества, но с учетом того, что дело ее выглядело безнадежно, это был достойный жест с его стороны. Теппей позвонил женщине сразу же. — Нет, — ответила она, едва дослушав. — Я не собираюсь менять их на деньги. Это мои друзья, в конце концов! Теппей вздохнул. — Простите, пожалуйста, мне неловко это вам говорить, но ваше положение сейчас не очень хорошее. Вы были его имуществом, его адвокат укажет судье на это. Вы же знаете, принято думать, что люди, однажды выбравшие несвободу… — Так сделайте с этим что-нибудь! — неожиданно рассердилась она. — Вы же мой адвокат! Должны же быть какие-то аргументы в мою пользу! — Мы с вами говорили… — Он плохой человек! — отрезала она, не дав ему продолжить. — Все, чего он хочет — это зарабатывать на своих невольниках деньги! И неважно, как они живут при этом. После этого разговора Теппей еще долго сидел, стискивая телефон в руке, глядя в стену, размышляя. Возможно, ее супруг и правда жестоко обращался со своими невольниками — но доказать это не представлялось возможным. Ее свидетельству вряд ли поверят, а те, из-за кого весь спор, свидетельствовать права не имеют. Раз ежегодный медицинский контроль не выявил дурного обращения, значит, либо медики были куплены — что тоже поди еще докажи, — либо физически людям вреда не причиняли. На это и будет упирать защита истца. Кто нынче подвергает своих невольников дурному обращению, да и зачем? Стать человекоимуществом — в девяноста девяти процентах случаев акт доброй воли. Оставшийся один процент… Теппей потер лицо. Оставшийся один процент — его и Ханамии случай. Если бы он ударил Ханамию, избил, изнасиловал, и это зафиксировал бы медицинский контроль, возможно, даже открыли бы дело. Но — в этом Теппей был уверен — его бы оправдали. Тот факт, что Ханамия — преступник, свидетельство представителей «Фукуро» о его поведении, да хоть информация времен старшей школы. Возможно, Теппею вменили бы небольшой штраф и сделали замечание. Но даже в мире добровольного рабства и защиты прав человекоимущества считалось, что есть случаи, когда хозяин может применять к своему невольнику силу. Хозяин — он все равно что старший товарищ, или начальник, или родители. Слушайся его, он лучше знает. Если ты разгневал хозяина и довел его до рукоприкладства — возможно, в первую очередь дело в том, что ты плохой невольник? И на это адвокат истца будет напирать тоже. Когда день перевалил за середину, Теппей не выдержал. Он сделал глупую, дурацкую вещь, и это надо было исправлять, пока не стало слишком поздно. Он позвонил в «Фукуро» и заявил, что хочет обсудить возврат. *** В холле офиса его встречал все тот же менеджер. Вид у него был сдержанно печальный, но при этом по лицу его Теппею сразу стало понятно — чего-то такого молодой человек и ожидал. Они поздоровались и до самого лифта не проронили ни слова. Но дальше Теппей молчания не выдержал. — Это было предсказумо, да? — спросил он. Менеджер вздохнул и ответил не сразу. — Простите, Киеши-сан. Если вы недовольны и хотите изложить жалобу, что вас не предупредили… — Нет, — перебил Теппей. — Не хочу. Они помолчали еще немного под тихую музыку и поочередно загорающиеся кнопочки этажей. И снова Теппей заговорил первым: — Его уже возвращали? — Что вы! — кажется, менеджер даже напугался. — Я же говорил, мы не торгуем возвращенным товаром в том же статусе. Но даже те фирмы, что торгуют, непременно делают пометку в личном деле. И скидку, разумеется. Покупатель же должен понимать, что он приобретает нечто, уже бывшее в употреблении. — Как мебель, — не удержался Теппей. Он не видел лица молодого человека — тот стоял между ним и дверцами, спиной к Теппею, — но отчетливо услышал в его голосе, когда тот заговорил, иронию: — Во многом да, Киеши-сан. Все же мы говорим об имуществе, хоть и с приставкой «человеко». Другое дело, что если вы в порыве гнева разнесете, скажем, свой письменный стол, вы сможете просто выкинуть обломки, и никто с вас не спросит ответа. Ну, и если бы вы решили вернуть письменный стол в магазин, потому что он вам не подошел, вряд ли это бы вас терзало, не так ли? — Вы ведь тоже невольник, — невпопад ответил Теппей. Он тут же пожалел о своих словах — молодой человек обернулся и посмотрел на него с таким изумлением и оттенком гнева, что Теппей залился краской стыда. — Простите… — Я подал заявление на работу в «Фукуро» и еще несколько компаний подобного характера еще до окончания средней школы, — голосом менеджера можно было колоть лед. — И получил высшее образование, психологическое, если вам интересно, по стипендии от «Фукуро». Позвольте мне нижайше усомниться в уместности сравнения меня с Макото. И он отвернулся, а Теппей прикрыл глаза, ощущая себя не то что идиотом — абсолютным неуклюжим болваном. В комнате для переговоров Теппея дожидался юрист компании. Вот он, в отличие от менеджера, никакой скорби лицом не выражал — только рутинную усталость. — Пожалуйста, Киеши-сан, — он подал Теппею бланк. — Это заявление о возврате. Ваши банковские реквизиты у нас есть, если только вы не хотите указать другие. Пункт «Причина возврата» заполнять не обязательно, но очень желательно — это заносится в характеристику лота. Когда вы планируете осуществить возврат? — А когда надо? — спросил Теппей, тупо глядя в листок. «Осуществить возврат» ужасно резануло слух, он невольно поморщился. Неужели нельзя было сказать просто «вернуть»? Хотя тогда встал бы вопрос с существительным. Вернуть — кого? что? Товар? Еще хуже. Вряд ли юрист знает, как зовут Ханамию. — Вообще-то после заполнения документов у вас официально есть неделя, — юрист шуршал бумажками. — Вот приложение к договору о возврате, его надо подписать и поставить дату, — он сунул Теппею под руку вторую бумажку. — Но если вы не нуждаетесь больше в данном имуществе, то мы были бы вам крайне благодарны, если бы вы вернули его завтра или хотя бы послезавтра. Возможен даже выезд курьера. Теппей поднял взгляд и нахмурился. — А к чему такая спешка, простите за вопрос? — У нас скопилось некоторое количество некондиционного — для нашей компании — товара, — охотно пояснил юрист. — Возвраты, невостребованные лоты… вы понимаете. Мы собираемся покрыть оптовый заказ, и ваше имущество, — он кивнул на бумаги Теппея, — туда идеально вписывается. — Оптовый заказ? — заморгал Теппей. — А от кого этот оптовый заказ? — Извините, — юрист сухо улыбнулся, — это, боюсь, конфиденциальная информация. Теппей, хмурясь, смотрел в его лицо. Собеседник смотрел прямо, но не в глаза Теппея — эту манеру он знал слишком хорошо, часто видел ее у коллег по цеху. Сам он так еще не выучился. — Я прошу прощения, — проговорил он твердо, — но Ханамия… Макото пока еще принадлежит мне. Я имею право знать, что его ждет. Юрист стянул с переносицы очки, потер под ними указательным пальцем. Потом поправил очки и заговорил так, будто не заметил оговорки Теппея: — Законодательно, Киеши-сан, не имеете. Этически же… принимая во внимание… в общем, это компания, предоставляющая услуги интимного характера. Теппею показалось, будто сердце его со свистом провалилось куда-то в черную дыру, прихватив с собой весь воздух из легких. Несколько мгновений он мог только смотреть на собеседника, нелепо разевая рот. Словно поняв, что разумной реакции он не добьется, юрист продолжил: — Вы должны понимать, что мы торгуем штучным товаром, и наш отдел продаж индивидуально подходит к каждому лоту. Ваше приобретение, — он снова кивнул на документы и добавил, будто только что вспомнил имя: — Макото, лот сложный. При определенном подходе из него бы, возможно, и вышел хороший личный партнер, но, со всей очевидностью, это не ваш случай. Продавать его как чернорабочего — дело бесполезное и невыгодное, на какие-то еще виды деятельности… это не наш профиль, надо это понимать. Да и потом, ему не все виды деятельности доступны, вы же понимаете, учитывая состав его… ммм… деяния. Таким образом, все, что нам остается… — он развел руками. — А подобные компании обычно закупаются оптом. Не хотелось бы упускать такой случай. — И он выжидательно посмотрел на Теппея. Теппей не знал, что ответить. В ушах у него звенело. Ему казалось, что он не понимает половины сказанного, а когда он заговорил, голос прозвучал хрипло: — Но… но ведь он умный… у него есть образование, неужели же… Юрист досадливо вздохнул. — Киеши-сан, как вы себе это представляете? Ни одна корпорация не выкупит его. Ему запрещено работать с деньгами, так что его даже на кассу в магазине не посадишь. Никто не подпустит его ни к аналитике, ни к информационным системам, даже удаленно. Вот скажите, вы ему ключи от квартиры дали? Теппей сидел как громом пораженный. Только сейчас он осознал, что фактически запер Ханамию у себя дома. Это не было обдуманным решением — он просто так поступил, потому что про какие-то еще варианты даже не подумал. А если бы подумал? А что тут думать. Оставь Ханамии ключи, да даже и не ключи, а просто возможность выйти из дома одному — и он не вернется, в этом Теппей был уверен. И черт бы с ним, с потерянными деньгами, нервами и временем — но это наказуемо, ближайший же медицинский контроль выявит, что у Теппея исчез невольник. А это, как правило, означало либо попытку скрыть насильственную смерть, либо — реже — бегство. О беглом невольнике можно было, конечно, заявить в полицию, но даже в этом случае хозяин уплачивал штраф. А уж каков будет штраф за беглого невольника — осужденного преступника, и представить страшно. Он медленно покачал головой, и юрист вздохнул. — Вот видите. Наши опции невелики. Поэтому, — он слегка пододвинул бумаги к Теппею, — если вы приняли решение, было бы замечательно, если бы вы вернули товар как можно быстрее. Теппей опустил взгляд на документы — строчки прыгали у него перед глазами. Проституция. Ему только что сказали, что если он вернет Ханамию, того продадут в публичный дом. Это было так дико, что при попытках осмыслить эту информацию у Теппея начинала мучительно болеть голова. Ханамия был, конечно, глубоко неподходящей кандидатурой для публичного дома, и здесь это не могли не понимать. Надо полагать, они знают, что покупатели смогут с Ханамией справиться. Публичные дома и фирмы эскорт-услуг тоже подчинялись законодательному регулированию, но какие-то вещи владельцам спускались с рук. Подобный товар нуждается в дрессуре, так считалось. И Ханамию, если он не захочет подчиниться, заставят. Он мог быть сколько угодно несносным, но Теппей не обольщался на его счет — и на Ханамию найдется управа. — Простите, — прокаркал он, собирая со стола бумаги в ровную стопку и подавая их юристу. — Я… не готов. Мне нужно еще время. Тот сдержанно вздохнул и снова потер переносицу под очками. Документы из рук Теппея принимать не спешил — Не имею права на вас давить, Киеши-сан. Но если вы считаете, что Макото будет лучше на какой-нибудь стройке или в клининговой компании, чем в интимных услугах, то, честное слово, вы ошибаетесь. Это же не какая-то вульгарная… — он небрежно помахал рукой. — Что-то там на улице, в подворотнях. Чистые компании, регулируемые… Теппей мотнул головой, и юрист тут же смолк. — Я передумал возвращать Макото, — твердо проговорил Теппей. — Извините за беспокойство. — Возьмите документы, — мягко проговорил юрист, глядя на Теппея поверх очков. — Просто… возьмите. Подумайте. Теппей не стал спорить. Кое-как запихнул бумаги в папку и, коротко поклонившись, пошел на выход. Домой он пришел поздно. Голова пульсировала от боли, горло спазматически сжималось, глаза горели, и Теппей не мог понять, то ли он заболевает, то ли пытается не расплакаться. У двери в квартиру он встал как вкопанный. Ощущение было такое, будто сам воздух сгустился и не дает ему ступить и шагу. Он не хотел входить. А ведь он любил эту квартиру, она всегда казалась ему такой уютной, такой удобной… «Пожалуйста, пусть он уже спит, — подумал Теппей, прижимаясь лбом к холодному металлу двери. — А если нет, пусть хоть раз поведет себя как человек, а не как…» Он судорожно вздохнул. Он не мог остаться ночевать в подъезде или вернуться в офис — хотя на мгновение последняя идея показалась крайне привлекательной. В квартире было тихо и темно. Если Ханамия и не спал, он предпочитал отсиживаться в спальне. Невольно Теппей выдохнул — с Ханамии станется выйти его встречать и начать сыпать оскорблениями с порога просто потому, что ему скучно. Но, раздеваясь, вешая пальто, разуваясь, проходя в ванную, Теппей думал — если бы Ханамия выходил его встречать, он бы справился с любыми оскорблениями. Это было бы внимание — своеобразное, злое, но внимание, то, чем Ханамия удостаивал его в старшей школе. Сейчас же Ханамия просто жил в его доме, потому что не имел иного выбора, и всем своим видом демонстрировал, что Теппей для него — не более чем функция, некий неприятный элемент жизни, с которым он, Ханамия, предпочел бы не иметь дела. Умывшись и переодевшись — домашнюю одежду он еще утром предусмотрительно оставил в ванной, — Теппей прошел на кухню и там, не думая и не сомневаясь, налил себе виски и прикончил порцию залпом. Полегчало моментально — разжался перетянувший голову обруч, дышать стало легче. Теппей неспешно налил вторую порцию, опустился на стул, сделал маленький глоток. — Я сопьюсь, — сказал он вслух. Идея не несла в себе никакого ужаса. Утром легче не стало, что было верным признаком того, что дела действительно плохи. Теппей всегда отличался жизнерадостностью и оптимизмом — его могло догнать меланхолией поздним вечером, как это бывает и с самыми счастливыми из людей, но даже если такое случалось, утром он неизменно просыпался в хорошем настроении. Но не теперь. Это был тупик. Напрочь лишенная выхода ситуация. Он не мог вернуть Ханамию, просто не мог — от этой мысли его начинало тошнить. Если он вернет Ханамию, он не то что сопьется — просто покончит с собой. Конечно, можно попытаться обмануть совесть и вернуть Ханамию позже, когда предположительно все дела «Фукуро» с этим интим-услугами будут закончены, но он же теперь никогда не выкинет эту возможность из головы. Ханамия в борделе. Страшно себе представить, как это его перекорежит. При всем желании, при всем понимании, что это было бы нормально и даже правильно — не беспокоиться о судьбе Ханамии Макото — Теппей не мог этого сделать. Если бы мог, он бы его просто не купил. По дороге на работу, покачиваясь в электричке, он подумал — один выход все же есть. Освободить. При мысли о тратах заныли зубы, но Теппей знал — к этой идее надо просто привыкнуть. Смириться с ней. Надо дать Ханамии свободу. И тогда всякая ответственность и всякая вина с Теппея будут сняты. Прошел еще один нудный, тяжелый рабочий день. Болела голова. Резкий, холодный ветер с океана приносил сырость, и вдобавок к голове ныло колено. Теппей в сотый раз пролистывал все относящиеся к делу документы, пытаясь понять, с чего этому Морисаки взбрело в голову дать своей невольнице свободу, но мотив не находился, а это означало только одно — молодая женщина лжет насчет жестокости своего супруга, а освободил он ее только потому, что хотел. Возможно, не видел их дальнейшего совместного будущего, если она останется несвободной. Был несчастлив. Ты пристрастен, сказал себе Теппей. От мелкого шрифта слезились глаза. В течение дня ему три раза позвонила Рико, но он не ответил. Она звонила и накануне, и за день до, и он продолжал игнорировать ее звонки, потому что решительно не хотел вываливать на нее свои проблемы. В конце концов, он же ответил на ее сообщение: «С тобой все в порядке?» вполне развернуто: «Все хорошо, очень много работы. Позвоню, как будет возможность». Ей не о чем было волноваться. Очевидно, у Рико было свое мнение на этот счет, потому что около семи часов вечера Теппею позвонили с ресепшена и сообщили, что его тут ждут. Почему-то Теппей преисполнился уверенности, что ждет его кто-то из «Фукуро» — чтобы уговорить как можно скорее вернуть Ханамию либо убедиться, что он не собирается его возвращать вовсе. При виде Рико лицо у него, наверное, вытянулось, потому что она иронично вскинула бровь. — Ты явно не меня ожидал увидеть. — Нет, — признался Теппей, изображая улыбку. — Ты почему здесь? Ничего же не случилось? — Случилось, — Рико кивнула с очень серьезным видом. — Собирайся, пошли. Сядем где-нибудь — и я все тебе расскажу. — Рико, у меня еще куча дел… — Которые никак не подождут до завтра? — она пронзила его взглядом. — Теппей, ты вроде не парамедик и не пожарный. Пойдем! Пятнадцать минут спустя они уже сидели в кофейне неподалеку от офиса. В здешнем интимном свете лицо Рико казалось совсем юным, цветущим, но еще в лифте Теппей обратил внимание, что она выглядит уставшей. Неужели у них там с Хьюгой совсем все плохо? Он не успел задать вопрос — Рико заговорила первой. — Случилось, — сказала она, — то, что мой лучший друг — сволочь. — Э? — наконец-то у Теппея получилось улыбнуться по-настоящему — очень уж забавно-сердитый вид был у Рико. — Вот тебе и «э», — передразнила его Рико. — Почему я узнаю о том, что ты кого-то себе завел, от секретарши? Теппей почувствовал, как душа проваливается в пятки. — Рико… — заговорил он осторожно. — Это не то… все не совсем… нормально. Рико смотрела на него, сурово сдвинув брови. А потом вдруг зафыркала и спрятала лицо в ладонях. — Теппей, ну и дурак же ты. Я давно уже все поняла, да даже Джунпей все понял! — Что? — Теппей смотрел на нее, хмурясь — он никак не мог понять, что же Рико так веселит. И что она поняла. Не про Ханамию же. Да и вряд ли бы ее это развеселило. — Я еще в школе поняла, — она легко махнула рукой. — Джунпей, конечно, дольше страдал. Но мы решили дождаться, когда ты сам наконец созреешь… И тут до Теппея дошло, о чем она говорит. Захотелось рассмеяться — расхохотаться в голос, чего он, конечно, не сделал. Он уже и забыл тревожиться на эту тему — да и никогда не тревожился, если говорить совсем честно. Как-то он не сомневался в том, что, узнав о его предпочтениях, Рико и Хьюга его поймут. Они его поймут и узнав про Ханамию. Вот только это ему особо не поможет. — Рико, — тяжело проговорил он, и глядя в его лицо, она сразу посерьезнела. — Все гораздо хуже. На рассказ — путаный, почему-то ужасно невнятный, такой, словно из Теппея слова клещами тянули — ушло пятнадцать минут. Под конец истории Рико, последовательно сменившая несколько выражений лица, смотрела на Теппея с чем-то вроде обреченной жалости. — Что меня в тебе неизменно поражает, — сказала она, когда он закончил, — это что ты все время пытаешься действовать в одиночку. Как будто во всем мире нет никого, кто бы хотел или мог тебе помочь! Теппей вздохнул. — Рико, не сердись. Чем тут поможешь?.. Она не дала ему договорить — потянулась и стукнула ложкой по лбу. — Как минимум тем, что выслушать! Теппей, на тебе же лица нет, ты себя небось сожрал уже изнутри! Наверняка ведь уже навесил на себя всю возможную вину, да? Он потер ладонью лицо, выдохнул. То, как она хорошо его изучила, немного пугало, но при этом удивительным образом ему стало полегче. — Рико, но я и правда виноват. Зачем я вообще полез в его жизнь?.. Она снова не дала ему договорить — спросила со вздохом: — А ты бы смог этого не сделать? Теппею мучительно захотелось в этот момент уткнуться лицом в стол и больше никогда не поднимать головы. Рико была права. И все же… — Ты совершил только одну глупость, — она не дала ему возразить. — Это когда ты встретил Ханамию и не рассказал мне. Я бы тебя отговорила… ну, наверное. Попробовала бы, во всяком случае. — Она подперла голову кулаком, не сводя с него взгляда. — А так-то в чем ты виноват, что увидел его профиль на сайте знакомств? Но тут нет ничьей вины, это дурацкая случайность. Проблема в том, что когда ты увидел его профиль, для тебя уже не было дороги назад, — она скупо улыбнулась. — Такой ты человек. — И что мне теперь делать? — уныло спросил Теппей. Он был уверен — Рико скажет, что не знает, и был ей благодарен уже за одно только сочувствие, но к его удивлению, она ответила, причем даже не задумавшись: — Поменять квартиру, конечно. Теппей заморгал, глядя на нее. — И… и что это даст? — Пространство, — ответила Рико. — У тебя будет своя комната, у Макото тоже… — Макото? — перебил Теппей изумленно. — Почему ты зовешь его по имени? — Нет, — она ткнула его пальцем в лоб, — почему ты не зовешь его по имени, Теппей? У него нет ничего, кроме имени. Он не Ханамия больше. Он не имеет права так называться. Ты просто не хочешь признавать в глубине души, что он — невольник и принадлежит тебе. Но это так. И тебе надо исходить именно из этого. Он — твое имущество. Будь хорошим хозяином, создай ему комфортные условия для начала. Это не временная ситуация. Это твоя жизнь теперь! Ты взял на себя ответственность, так неси ее. Теппей в изумлении смотрел, как гневно сверкают глаза Рико, как сжаты ее губы. Она не обвиняла его в том же, в чем обвинял себя он сам, но она и не думала утешать его. Она просто показывала ему, где он не прав. С точки зрения… владельца человекоимущества. — Вот поэтому и надо было посоветоваться, прежде чем покупать, — чуть мягче проговорила Рико. — Лучше бы было переехать в новое жилье еще до того, как ты его забрал. Но будем исходить из того, что есть. У тебя есть риелтор? Я дам тебе телефон своего, если нет. Теппей покачал головой, и Рико закопалась в сумку в поисках визитки, не переставая говорить. Она объясняла, что Ханамии — она продолжала звать его «Макото», — скорее всего, скучно, он просидел столько времени взаперти, и сейчас в его судьбе ничего не поменялось, и Теппей должен задуматься о том, как его развлечь, узнать, чем он интересуется, показать, что это не очередная тюрьма, и что-то еще в этом роде. Теппей слушал, ощущая, как легче становится на душе. Все это не будет просто, Ханамию поди еще разговори, но хотя бы понятно, куда двигаться. Макото, сказал он себе. Зови его «Макото». В этот вечер Теппей опять вернулся домой поздно, но в этот раз он решил, что не будет делать вид, что в квартире кроме него никого нет. Из-под двери в спальню пробивался свет, и Теппей подумал, что это его шанс. Он постучал. Изнутри не отозвались, и он, выдержав паузу, приоткрыл дверь. Ханамия — Макото, упрямо напомнил себе Теппей — сидел на кровати с книжкой. Точно так же, как он сидел в своей комнате в здании «Фукуро», и Теппей невольно вспомнил слова Рико про тюрьму. — Я хочу забрать чистую рубашку, чтобы не беспокоить тебя утром, — сообщил Теппей. Он думал, что Ханамия промолчит, но тот отозвался: — Ммм, а я-то полагал, ты ворвался требовать исполнения невольничьего долга. — Смотря что ты имеешь в виду, — сказал Теппей, радуясь уже тому, что Ханамия заговорил. — Вообще-то я хотел предложить тебе куда-нибудь прогуляться. Не сейчас, конечно, сейчас уже поздно, но, может быть, в выходные? В кино сходить или в парк? Или по магазинам? Или все вместе? Он обернулся к Ханамии с улыбкой — и еле удержал ее на лице под полным отвращения взглядом. — А, — процедил Ханамия сквозь зубы, — ты вспомнил, что собачек надо выгуливать? — Ты не похож на собачку, — ответил Теппей. И, будто его под руку толкнуло, добавил: — Макото. Скорее уж на кота. Ханамия ощерился, глаза его потемнели. — Не смей меня так называть! — А как я тебя еще могу называть? — спросил Теппей. Ханамия смотрел на него, по лицу его проходила судорога, кривившая черты. Теппей шагнул к нему — и Ханамия шарахнулся назад, к стене, прикрываясь книгой, как щитом — невольный жест, который одновременно и напугал Теппея, и будто стронул в нем нечто глубоко скрытое, темное. Нет, он не хотел пугать Ханамию. Остановившись, Теппей сказал: — А еще мы скоро переедем. Я решил, что нам нужна квартира побольше. Ханамия молчал. Странно удовлетворенный этим, Теппей забрал рубашку и вышел из спальни. Этой ночью он уснул очень быстро, крепко проспал до самого утра и, проснувшись, ощутил себя бодрым и свежим. Но работа быстро вернула его на землю. В это утро ему и его клиентке предстояла очередная встреча сторон; но не успели они все разместиться за столом переговоров, как адвокат истца выложил на стол заполненный бланк. — Мы намерены выдвинуть иск, — сообщил он, откидываясь на спинку стула. — Об отзыве вольных документов. Теппей быстро глянул на свою клиентку — с лица той медленно сходили краски. — На основании? — спросил он сдержанно. — На том основании, что Морисаки-сан несостоятельна как свободный человек, — адвокат улыбался. — По срокам вольной, как вы понимаете, мы еще можем это сделать. Ну, или, — он развел руками, — Морисаки-сан может согласиться с условиями своего бывшего супруга и передать ему спорное человекоимущество. — Нет. Теппей и адвокат разом повернулись к молодой женщине. Ее муж старательно рассматривал свои ногти, словно происходящее его вообще не касалось. — Морисаки-сан, — начал Теппей, но она мотнула головой. — Я сказала — нет! — Можем быть, нам имеет смысл обсудить… — Нет! — проговорила она в третий раз, резко поднимаясь на ноги. — И если вы намерены уговаривать меня принять его, — она ткнула пальцем в своего мужа, — условия, я лучше найду себе другого адвоката! И она вылетела за дверь переговорной. — Вот о чем я и говорил, — удовлетворенно вздохнул адвокат истца. — Неспособность принимать сложные взвешенные решения — как подтверждение того, что эта девушка не годится для свободной жизни. — Почему вы ее вообще освободили? — спросил Теппей у мужа. Прозвучало мрачно и не слишком вежливо, но мужчина только улыбнулся. — Любил, — коротко ответил он. — И полагал, что действую ей во благо. Но, видимо, не всем людям полезна свобода. Вскоре после того, как визитеры ушли, Теппея вызвал к себе начальник. Он с озабоченным лицом сообщил, что слышал про переговоры, что все понимает, но если Теппей не сможет уговорить клиентку на мировую, все будет очень плохо. — Ладно, если мы только иск по имуществу продуем, — сказал он. — Но если они действительно подадут иск об отзыве вольных документов, и мы его проиграем, это будет очень позорное дело. А при таких условиях проиграть его очень просто. — Он вдруг прищурился, глядя на Теппея. — А у тебя дома все хорошо? Вздохнув, Теппей покачал головой. — Не совсем… — Не стоит верить рекламе, да? — мудро заметил начальник. — Ничего, утрясется. Жизнь, она такая… Хочешь, я заменю тебя на этом деле? — Нет, шеф, — Теппей покачал головой и поднялся на ноги. — Я работоспособен. Я уговорю ее. Если не смогу — тогда меняйте. На том они и порешили. После работы Теппей встретился с риелтором — у того уже было несколько вариантов для просмотра. Рико присоединилась к ним. — А Хьюга не возражает, что тебя второй вечер подряд дома нет? — улыбаясь, спросил Теппей. Рико вскинула брови. — Было бы странно, если бы он возражал, — сказала она прохладно, и Теппей невольно поежился, но все же спросил: — Как у вас сейчас дела? — Нормально, — отозвалась Рико коротко. — Нужна помощь с документами? — А? — она вскинула на Теппея взгляд. — С какими? — С вольными, — ответил Теппей, пристально глядя на нее. — Вам же чуть больше месяца осталось. — Нет, все в порядке, — голос Рико прозвучал резковато. — Помощь не нужна, не переживай. Теппей решил больше ничего не говорить. Разговор произвел на него тягостное впечатление — может быть, имело бы смысл попробовать разговорить Рико позже? Ладно. В первую очередь ему надо утрясти свою жизнь, а потом уже встревать в чужие проблемы. Они посмотрели три квартиры, и все три оказались по-своему хороши и по-своему плохи. В первой, совсем недалеко от нынешней квартиры Теппея, были две спальни и две ванных комнаты, но все помещения оказались настолько крохотными, что Теппей моментально понял — их обоих одолеет клаустрофобия. Во второй были приличных размеров спальни, но не оказалось кухни — только кухонный уголок. И здесь была только одна ванная. Третья, прекрасная по размерам, с двумя спальнями и двумя ванными, находилась слишком далеко от офиса — Теппею пришлось бы тратить на дорогу в один конец часа полтора, не меньше. — Такой вариант, но поближе, будет дороговат, — мягко сообщил риелтор. Впрочем, настаивать на немедленном выборе он не стал, сказав, что посмотрит еще варианты. После Теппей и Рико поужинали в славной маленькой раменной неподалеку от дома Рико. Признаться, Теппей ждал, что она позовет его в гости — он давно у них с Хьюгой не был, — но она не стала. Разговор не клеился. Рико рассеянно ела и смотрела в окно. Наконец Теппей не выдержал: — Что тебя тревожит? — Что? — она вздрогнула и перевела на него взгляд. — Меня? Нет, все в порядке… — Потом вдруг отложила ложку и сказала, глядя Теппею в глаза: — Я планирую закрыть парикмахерскую. — Что? — опешил Теппей. — Она приносит все меньше дохода, — Рико переплела пальцы. — Собственно, совсем мало… едва хватает платить по счетам. Мне предлагают сдать помещение в аренду. Я хочу согласиться. Деньги хорошие. — А Хьюга как на это смотрит? — спросил Теппей — и увидел, как напряглись челюсти Рико. — Я не думаю, что это имеет значение, Теппей, — тихо проговорила она. — Видишь ли, у него нет права принимать решения. Ты должен бы знать. Ты юрист. — Рико… Она поднялась на ноги. — Мне нужно идти. Рада была тебя повидать. В квартире, когда Теппей вошел, было темно и как-то стыло. И в холодильнике снова царила пустота. Зато Ханамия, для разнообразия, оказался не в спальне, а в гостиной, на диване, перед еле слышно что-то бормочущим телевизором. Он спал и, видимо, мерз во сне, потому что подтянул колени к груди, обняв их руками. Одет он был в шорты по колено и майку — неудивительно, что ему было холодно. Теппей подумал, что надо бы разбудить его и отправить в спальню. Но вместо этого он накрыл Ханамию пледом, а потом, повинуясь порыву, присел рядом на корточки, заглядывая ему в лицо. Он ведь думал о чем-то таком, да? Прийти домой, обнаружить своего человека дремлющим вот так… «Свой человек»… В этом не было ничего от человековладения — просто желание кого-то близкого рядом. Может, и правда есть люди, не созданные для свободы? Ханамия вот был свободным — и пустил свою жизнь под откос. Большинству людей надо, чтобы за ними следили, опекали их и контролировали. Чтобы кто-то отвечал за них. Люди легкомысленны, беспечны и наивны. Люди не любят принимать решения. Что там, даже Теппею иногда не хотелось принимать решения, а потом отвечать за их последствия. Но это была его обязанность как свободного человека. Возможность принимать решения, которой лишены невольники, это не привилегия, думал Теппей, глядя в бледное лицо Ханамии. Это тяжкое бремя. В этот момент ресницы Ханамии дрогнули, веки приоткрылись, мелькнула между ними чистая полоска белка. Распахнулись губы, выпуская длинный выдох, и Теппей вдруг залип взглядом на них — пухлых, слегка обветрившихся. Ханамия хрипло, как-то ужасно томно выдохнул, а потом легко улыбнулся. У Теппея закружилась голова. Как в тумане, он потянулся вперед и прижался губами к этому широкому улыбающемуся рту. В следующее мгновение на его нижней губе сомкнулись острые зубы. Теппей вскрикнул, одергивая голову, шарахнулся назад, и тут же в скулу ему прилетел удар, от которого зазвенело в голове. Во рту стало солоно. Теппей провел ладонью по губам, взглянул на нее, не веря тому, что видит. Ханамия, похоже, и сам испугался собственного порыва — глаза у него были круглые, лицо бледное, его трясло. И все же он выдохнул: — Не лезь ко мне, урод! Хотелось ударить его в ответ. Сильно, по лицу. А потом скрутить руки за спиной, уткнуть лицом в диван и… Теппей сам испугался острого, почти непереносимого приступа ярости, овладевшего им. — Уходи, — проговорил он не своим голосом. Он сам не очень понимал, что имеет в виду — если бы Ханамия в этот момент вздумал уйти совсем, свалить из квартиры, сбежать, он не стал бы препятствовать. Но Ханамия, шустро скатившись с дивана, рванул не к выходу, а в спальню. Дверь за ним закрылась. Выдохнув, Теппей опустился на диван и закрыл лицо руками.