Туман над морской бездной

      Вернувшись в ходовую рубку, Хорнет накрыл своих пленниц одеялами. Сделал он это не столько из-за заботы об их здоровье, сколько ради сохранения ясности своего ума. Сев в кресло возле камина, он закрыл глаза и целиком переключил своё внимание на восстановительные системы. Каких-либо особенных дел, требующих особого внимания, у него не было, так что он мог позволить себе заняться скучной рутиной. Помимо профилактики нужно было ещё пополнить боезапас, а для этого требовалось вводить в работу фабрики наноматериала, что приводило к внесению дополнительных изменений в схему энергоснабжения корабля.              За скучными житейскими делами Хорнет не заметил, как над океаном стала медленно разгораться утренняя заря, и лишь получив очередное письмо на свой аккаунт, он ощутил тепло солнечных лучей на коже своей ментальной модели.              — Мда, рутина угнетает, — зевнув, произнёс Хорнет, отвечая на сообщение.              Посмотрев на свой чайный кустик и убедившись, что всё делает правильно и согласно советам знающего человека, он подошёл к шкафчику, куда сложил вчерашнюю добычу, и достал оттуда коробку с печеньем.              — Не, всё-таки 30 узлов это очень медленно. Где мои крейсерские 50, — вздохнул Хорнет, выходя на мостик и на ходу распаковывая коробку. — Жизнь прекрасна, — блаженно проговорил он, жуя печеньку.              — Дай! — вдруг раздался рядом с ним противный крик.              Посмотрев в сторону того, кто посмел испортить ему момент блаженства, он увидел крупную белую птицу с чёрным оперением на крыльях. Птица была больше полуметра длиной от клюва до хвоста, и жадным взглядом смотрела на коробку печенья в руках ментальной модели корабля.              — Пошла прочь. Я тебе не Конго, чтобы обращать на тебе подобных внимание, — отмахнулся Хорнет, надкусывая вторую печеньку.              — Дай! — раздался уже в другой стороне такой же мерзкий и противный звук.              Посмотрев налево, он увидел ещё одну чайку, смотревшую на печенье голодным взглядом. Но тут взгляд аватары корабля упал на большую стаю птиц, кружившую вокруг авианосца, а затем устремился на лётную палубу, которая уже была помечена в некоторых местах белыми пятнами. И по ней, как по плацу, вразвалочку бродили чайки, часть из них обедала свежепойманной рыбой, другая — взлетала за новой порцией обеда.              — Как?! До берега свыше 400 километров, откуда вы здесь взялись?! — воскликнул Хорнет, от удивления выронив коробку с печеньем, которая даже не успела упасть, так как её подхватила одна из чаек, подкравшаяся со спины.              — Дай! Дай! Дай! — закричали чайки, бросившись в погоню.              Но аватара корабля даже не взглянула на дерущихся пернатых. Вместо этого она возмущённо рассматривала характерное пятно бело-серой массы на ограждении мостика, где ранее сидела чайка. Вновь вернув взгляд на свою лётную палубу, Хорнет почувствовал, что начинает закипать. Мало того, что эти комки перьев гадят на него, так они ещё утащили коробку печенья! И ладно бы эти птицы съели песочные печенья с медовой начинкой, так они просто раскидали их по лётной палубе, даже не притронувшись. А картонная коробка, подхваченная ветром, застряла в защитной решётке комплекса установки радиопомех.              — Дай! — проскрипела особо наглая чайка, сев на ограждение мостика прямо напротив аватары корабля.              Корабль резко остановился, что заставило чаек побросать свои занятия, еду и прочие птичьи дела, и взлететь в воздух, оглашая окрестности возмущённым криком. А Хорнет наблюдал за этим с маниакальной улыбкой, активируя системы ПВО ближнего радиуса.              — Твари, ну я вам сейчас устрою, — злобно прошипел он, формируя в руках швабру из наноматериала.              Чайка, чьё природное чутьё известило свою хозяйку о приближающейся угрозе, с криком «Дай!» увернулась от удара шваброй. В это же время воздух расчертили десятки ярких лучей, осыпая море обугленными тушками.                     Ходовая рубка, несколькими минутами ранее.              От резкой остановки корабля покрывало, которым была укрыта Мутсу, слетело на пол, но сработавшие инерционные компенсаторы не позволили Деве Флота упасть следом. Поёжившись от утраты мягкого и пушистого одеяла, она открыла глаза и несколько раз моргнула, увидев за окном заливающееся алым светом небо.              — Это не похоже на зал призыва, — проговорила Мутсу, придя в себя в незнакомом помещении.              Комната, в которой она очнулась, отличалась от храма, в котором призывали Дев Флота в Японии, точно так же, как и кладовка отличалась от номера в пятизвёздочном отеле. Помещение было просторным, с большими окнами, формой напоминающей неправильный шестиугольник. Чем-то оно походило на командный пункт какого-нибудь небольшого звездолёта из фильмов, которыми практически болели Северная Каролина и Вест-Вирджиния, базирующиеся в Йокосуке. Но вместо футуристических приборных панелей помещение было обставлено мягкой мебелью, кожаными креслами, различными столиками со стоящими на них растениями и комодами. Однако больше всего Мутсу смутил камин, рядом с которым стояло два кресла и журнальный столик между ними.              — Откуда это здесь? — подумала Мутсу, протерев глаза и вновь взглянув на горящее в камине оранжевое пламя.              Подумав о пламени, она вспомнила, что во время боя пороховой погреб её третьей башни главного калибра взорвался от попадания единственного снаряда эсминца глубинных. Тот взрыв превратил её левую часть снаряжения в облако осколков, которыми и посекло линкор, превратив бок в окровавленное сито.              Приняв сидячее положение, Мутсу посмотрела на свой левый бок, где о её ранах напоминали лишь бледные, почти белые, шрамы. Проведя по одному из них рукой, она не почувствовала никакого отличия в текстуре кожи в месте шрама. Словно это был и не шрам вовсе, а лишь участок здоровой кожи иного оттенка.              — Я ведь затонула… — тихо прошептала Мутсу, перед глазами которой с удивительной чёткостью пронеслись картины последнего боя.              Да и боем ту встречу с незнакомой химе и её невероятно огромным демоном назвать было нельзя. Даже сейчас, вспоминая те события, Мутсу чувствовала собственную беспомощность перед лицом врага, что с насмешливым взглядом рассматривал флот, безуспешно пытавшийся хотя бы поцарапать его. Как тот враг, играючи, утопил главные силы, даже не используя весь доступный ему арсенал. И, что самое страшное — она их изучала. Как учёный, скормивший лабораторной крысе отраву и наблюдающий за её мучениями.              Негромкое посапывание сзади отвлекло Мутсу от грустных мыслей. Оглянувшись, она обнаружила ещё один диван, стоявший спинкой к спинке с тем, на котором она сидела, и лежавшую на нём Мусаши. Второй линкор класса «Ямато» мирно спала, укутавшись покрывалом, словно она была на базе, а не в неизвестном месте чудом уцелев после боя с глубинной химе.              — Мусаши? — всё ещё не веря своим глазам, спросила Мутсу.              Едва Мутсу протянула руку, чтобы разбудить спящую Деву Флота, как за окном в небо ударил ярко-белый луч света. А затем ещё один, и ещё. Через мгновение пейзаж за окном стал больше походить на ночное небо с кадров кинохроники тех времён, когда Мутсу ещё была кораблём, где прожекторы батарей противовоздушной обороны искали в небе самолёты.              Поднявшись с дивана, второй линкор класса «Нагато» подошла к окошку и от того, что она увидела, её сердце сжалось от чувства неизвестности и ощущения собственной беспомощности перед тем, где она оказалась. И дело было не в птицах, по которым били странные лучи света, испепеляя несчастных пернатых.              Дело было в огромной чёрной палубе корабля, покрытой светящимся синим узором. Слишком знакомым синим узором. Именно такой узор имел демон химе, унизившей флот Мутсу. Похожий узор она видела на фотографиях со спутника новой химе, которая стала причиной переполоха в руководстве объединённого флота. И виной тому были размеры её демона, в которых Мутсу могла убедиться лично.              Только на той части демона, что она смогла увидеть, спокойно бы разместились на построении все канмусу Объединённого Флота, собирающиеся в поход вглубь вражеских морей. И тут Мутсу осознала, что она находится внутри демона химе. И в этом демоне есть пустое место, словно специально созданное для житья. Мебель была настоящей, а не какими-то органами, и даже кустики в кадках были живыми, а не искусственными. На полу были ковры и медвежья шкура, но больше всего Мутсу сбивал с толку камин. Камин, которому не было место посреди океана!               — Это какой-то бред, — проговорила Мутсу, закрыв глаза и массируя виски.              Вновь выглянув в окно, она увидела чайку, которая почему-то летела задом наперёд, уворачиваясь от выпадов… швабры, которую держала в руках невысокая девочка. И этой шваброй она пыталась ударить чайку, что словно издеваясь, летала вокруг неё. Мутсу не слышала слов девочки, но прекрасно понимала, что она чем-то недовольна и причина этого — чайка.              Долго ждать развязки поединка чайки и химе Мутсу не пришлось, так как девочка сделала резкий выпад и ударила птицу словно бейсболист, отбивающий подачу питчера. Затем она бросила вслед за улетевшим комком перьев швабру, после чего достала из кармана платочек и, поплевав на него, начала вытирать перила ограждения. Именно в этот момент световые лучи перестали испепелять птиц вокруг корабля, а химе, внимательно осмотрев место, которое протирала, удовлетворённо кивнула и скрылась за стеной. Через две секунды она вошла в дверь, появившуюся в стене справа от Мутсу.              — Сраные птицы, в буквальном смысле. Только и умеют, что воровать и гадить! И гадить у них получается лучше всего! Надо спросить у специалиста, как ей удалось отучить этих всепогодных бомбардировщиков гадить на неё. Или прошлая версия была на самом деле разведывательными ботами с хитрой маскировкой? — проворчала девочка, заходя в комнату. — О, очнулась? Как самочувствие? — спросила она у Девы Флота.              Подобный вопрос поставил Мутсу в тупик. Мало того, что она оказалась внутри демона глубинной химе, да ещё и не в желудке, так и химе за несколько секунд сказала больше слов, чем все встреченные ею глубинные за два года. Инстинктивно опознав язык, на котором говорила химе, Мутсу уже собиралась ответить, как осознала, что внешность хозяйки демона сильно отличается от той, что она видела раньше.              Вместо бледной красноглазой девочки с неправильными пропорциями тела на Мутсу с интересом смотрело существо, которое очень легко было спутать с простым человеком, если бы не тот малозначимый факт, что на сотни километров вокруг простиралось море. Эта химе обладала человеческим телом с идеальными пропорциями, свойственными молодой девочке 12 лет, которая была выше характерного для этого возраста роста. Её глаза были синего цвета, и словно светились изнутри, и она была одета. Но больше всего бросался в глаза цвет кожи. Она не была белой, как мел, или похожей на кожу мертвеца, она была вполне здорового для человека цвета.              — Языковой барьер? Проблема, — смешно наклонив голову набок, задумчиво проговорила химе. — Беда, я на лунном ни бум-бум.              А Мутсу продолжала рассматривать человеческую часть химе, мысленно подмечая каждую деталь её облика. Короткие, немного не достающие до плеч серебряные волосы были единственной деталью внешности принцессы глубинных, которая была характерной для её вида. Да и одежды на ней было слишком много: чёрные штаны, такого же цвета футболка с длинным рукавом и красным рисунком в виде пчелы, и армейские ботинки с высокой голенью.              Хорнет же в это время точно так же рассматривал стоящую перед ним Деву Флота. И признавался сам себе, что её вид доставляет ему эстетическое удовольствие. Высокая стройная девушка с хорошей фигурой и приятной внешностью. Симпатичное лицо, обрамлённое короткими каштановыми волосами, красивые зелёные глаза, внимательно изучавшие Хорнета. Короткая юбка едва доходила до середины бёдер, а металлический пояс с золотой хризантемой вместо бляшки будто бы и не стеснял своей массивностью хозяйку. А ведь несколько часов назад к этому поясу были закреплены орудийные башни, своим весом превышающие вес самой Девы Флота.              — Да, вживую, да ещё и вблизи, она выглядит гораздо лучше. Особенно без нацеливания друг в друга пушек и бросания подозрительных взглядов. Не дай боже улыбнётся, у меня нагрузка в реакторе скакнёт, а ядро начнёт искать ошибки, — пронеслось в голове Хорнета, взгляд которого с лица Мутсу опустился ниже.              Поймав себя на мысли, что он нагло пялится на грудь Мутсу, скрытой коротким чёрно-белым топиком с вырезом, Хорнет помотал головой. Подойдя к одному из шкафов, спрятанных в стене напротив окон, он достал оттуда металлический чайник, похожий на старинный чугунный чайник века девятнадцатого, в котором плескалась вода, и коробку с чаем и печеньями. Поставив это всё на один из столиков, он привычным движением руки создал из наноматериала две фарфоровые чашки, и только по удивлённому вздоху Мутсу понял, что сделал что-то не так.              — Что такое? — обратился Хорнет к Мутсу.              — Что ты такое? — спросила Дева Флота, смотря на ментальную модель подозрительным взглядом.              — Ты меня понимаешь?! И я тебя понимаю! — радостно воскликнул Хорнет. Однако поймав на себе взгляд канмусу, он поставил чайник на стол и, смущённо переминаясь с ноги на ногу, ответил: — Я — это всё это, — обведя рукой комнату, сказал он, мысленно добавив: — Главное не переиграть.              — Конкретнее, — нахмурившись, произнесла Мутсу.              — Ну… в прямом смысле. Всё вот это — это я. И та баржа за окном — тоже я. Стоп! Мы же как раз на барже. То есть, мы во мне. Но я здесь… Я сам в себе… но я здесь…              — Ты — химе?              — Кто? — переспросил Хорнет.              — Нет, так дело не пойдёт. У глубинных может быть своя терминология, и в той, что используем мы, они могут не разбираться. Надо как-то по-другому, — подумала Дева Флота, пристально следя за каждым движением неизвестной, которая в это время распаковала коробки с печеньем и чаем, и теперь задумчиво рассматривала стоявшие на столе предметы.              — Чего-то не хватает, — пробормотал Хорнет, продолжая играть театр одного актёра. — Ты не любишь чай? — спросил он, состроив грустное лицо. — Но она собирала только чай… у меня больше ничего нет.              — Она? А вот это уже интересно, — пронеслось в голове Мутсу, когда она заметила, как исказилось лицо химе при слове «она». — Она — это кто?              — Тётка в белой одёжке, в которой стыдно на глаза попадаться, — проворчал Хорнет. — О! Вот чего не хватало! — хлопнул в ладоши он, создавая стеклянный заварочник. — Эта тётка постоянно мне указывала, что делать.              — Указывала?              — Ага, — кивнул Хорнет, наливая кипяток в заварочник. — Пожалуйста, будьте моим гостем. Кресло вас не укусит, оно не живое, — сделав приглашающий жест в сторону одного из кресел, он запрыгнул с ногами на соседнее.              — На ощупь как настоящее. Странно, это всё так не похоже на то, что известно о глубинных. Откуда у них мебель, если они неразумные духи и в ней не нуждаются? И как они могут создавать предметы из воздуха? И ведь я действительно нахожусь внутри глубинного, но я не чувствую негатива. Только присутствие, которое повсюду. И зачем меня оставили в живых? Слишком много вопросов, ответы на которые только у этой глубиной, — подумала Мутсу, проведя рукой по спинке кожаного кресла. — Расскажи мне о ней, — сев в кресло напротив химе, сказала она, вежливо улыбнувшись.              — Не смотреть, не вестись, ТНН наше всё! — пронеслось в мыслях ментальной модели корабля.              — Пожалуйста, — добавила Мутсу, видя нерешительность собеседницы.              — О ней? — состроив непонимающее лицо, переспросил Хорнет, но потом вспомнил, о чём рассказывал. — А, о ней. Я только осознал себя этим, — указав рукой вокруг себя, начал он. — И тут появляется эта белизна и начинает отдавать мне приказы. «Каждый корабль или человек, оказавшийся в море, должен исчезнуть в тумане». Как-то так. А дальше началось рабство. Но недавно бац! И всё стихло! А я лежу на солнышке. Лежу на себе! И нет голоса в голове, приказывающего мне. Я так обрадовался, что даже решил выловить вас, ведь это из-за вас я стал таким, — лучезарно улыбнувшись Мутсу, он стал разливать чай по кружкам. — Но потом появились чайки и стали гадить.              — Демон смог выжить после уничтожения химе? Так не бывает… не бывало, но… химе не способны так меняться. Даже Южная, Гавань и Линкор при эволюции остаются похожими на себя. И существующие четыре вида одних только Южных Химе тому доказательство. Все они имеют различных демонов, но одинаковую гуманоидную часть. У Гавани и Линкора изменения хоть и есть, но они заключаются в дополнительном или чуть более длинном роге и сменившейся причёске. Эта же… придётся поверить ей на слово. Этот демон слишком большой, чтобы можно было почувствовать гуманоидную часть отдельно от него. И её внешний вид. Она больше похожа на Деву Флота или человека, чем на глубинную химе. Так не бывает, сама сущность глубинных не даст им принять иной облик, как и нам. Линкор никогда не примет форму, характерную для эсминца, — проносились мысли в голове Мутсу, пока она смотрела на химе перед собой. — Даже её язык тела ни капли не выдаёт в ней глубинную.              — Эм… Мутсу-сан, вам с сахаром? — поёжившись под взглядом канмусу, спросил Хорнет, ставя на стол сахарницу. — Чего ж она меня рассматривает-то так? Хорошо, что сейчас я под подозрением у Мутсу, а не у Конго. Иначе от лучей сканеров я бы уже светился аки новогодняя ёлка, облитая бензином.              — Да, благодарю, — кивнула канмусу, наводя себе чай.              — Простите, я не знаю ваших вкусов и вообще не разбираюсь, как в Японии принято пить чай, но я решил, что так вы не станете в меня стрелять.              — Разумное решение. Но откуда всё это? — обведя ложкой комнату, спросила Мутсу, с сомнением смотря на чашку с чаем.              — А, так на островах много такого добра есть, про чай я из разговоров слышал.              — И что же ты собиралась делать, раз хотела, чтобы я в тебя не стреляла? — спросила Мутсу, аккуратно сделав глоток чая из кружки. — Чай как чай, обычный чёрный листовой. Значит, на некоторых островах на территории глубинных, где раньше были людские поселения, остались старые склады. И как минимум особи класса химе смогли до них добраться. Нехорошие новости. Глубинный Флот эволюционирует быстрее, чем мы думали. Но с другой стороны, разведка не имеет представления, что происходит на территориях, контролируемых Глубинным Флотом. Эта химе — ценный источник информации, ради которой можно и потерпеть последствия повторного призыва. Информация о социуме врага стоит двух месяцев беспомощности. Вот только, как бы её разговорить и, в идеале, обойтись без моего убийства. А ведь есть ещё и Мусаши.              — Сказать спасибо, — ответил Хорнет, отхлебнув из чашки. — Когда я вас вытащил, вы были ранены. Но стоило мне поднять вас на себя, ваши раны стали заживать. Но следы никуда не делись.              — Всё хорошо, спасибо. Но почему ты одна? Разве химе не имеют сопровождение из других твоих сестёр? — спросила Мутсу, бросив быстрый взгляд на окно.              — Меня все боятся, — грустно ответил Хорнет. — Рядом со мной было пять эсминцев, но я их отправил домой, игнорируя директивы Голоса. А остальные меня боятся до такой степени, что убегают, стоит мне подойти ближе. Я всегда один, — потупив взгляд, сказал он.              — Ожидаемо, но вместе с этим — удивительно. Глубинные стараются собираться в стаи вокруг сильных особей, и вокруг такой должен быть просто огромный флот. Но она одна. Хм… может, они считают её Девой Флота? Но её демон ощущается именно как глубинный, здесь ошибки быть не может. Даже её предполагаемый возраст не может быть причиной отсутствия эскорта. Она прошла путь от островов Самоа до окрестных вод Иводзимы, и по пути была просто обязана встретить своих сородичей. Стоп, их же на снимке было две, и если это самая крупная, то где вторая? Может, эта оставила свой эскорт с ней, неподалёку от того места, где мы сражались с Химе ПВО и Лёгким Крейсером? Но тогда почему мы не почувствовали их присутствия: Мусаши способна обнаружить и идентифицировать глубинных на поверхности океана в радиусе 150 километров, я — в радиусе 100 километров. Но мы не почувствовали ничего, только пустой океан. Не могла же она бесшумно пройти это расстояние под водой, такой огромный демон шумел бы так, что эсминцы его бы услышали ещё на выходе из базы, — размышляла Мутсу. — И что же ты теперь будешь делать с нами? — спросила она, в глубине души надеясь вернуться на базу.              — Я отвезу вас в Ясаку… нет, Ёкоску… опять не так, в Йоко Суку… нет, снова неправильно, но Йоко всё равно сука… В Йокосуку, во! Почему у вас база с таким сложным названием? Нет вот назвать как Куре или Сасебо, так нет, надо ломать язык, — бросив обвинительный взгляд на Мутсу, сказал Хорнет, вспомнив историю распада группы «Битлз».              — Ты знаешь дорогу? — удивлённо спросила Мутсу.              — Где ваши базы — все знают. Мы прибудем туда через… девять часов.              — Я была без сознания два дня? — спросила канмусу, от внимательного взгляда которой не укрылись глаза химе, которые на мгновение стали чуть ярче.              — Нет, шесть с половиной часов, — ответил Хорнет, наливая в кружку вторую порцию чая. — Я высажу вас рядом с базой.              — Ты хочешь сказать, что будучи такой огромной можешь преодолеть путь от места нашего боя до Йокосуки за пятнадцать часов? — с сомнением спросила Мутсу. — Мы идём на скорости 25-30 узлов, что уже много для такой громадины. Или я была без сознания гораздо больше, чем она говорит, или этот монстр может двигаться даже быстрее Шимакадзе. Что с её размерами за гранью разумного.              — Мог бы и за двенадцать, если бы не шоковое состояние от смерти Белизны, — с гордостью ответил Хорнет, после чего закрыл глаза, чтобы немного повыпендриваться.              И вновь внимательный взгляд Мутсу успел заметить мигнувшие на щеках химе синие полосы, одновременно с появлением которых по демону прошла волна слабой вибрации. Исчезла она так же быстро и внезапно, как и появилась, но химе, открыв глаза, указала на окно, буквально светясь от самодовольства.              — Я не вру, я могу идти со скоростью восемьдесят узлов. Так что через девять часов вы будете дома.              — Этого просто не может быть, — мысленно воскликнула Мутсу, оценив изменение скорости движения облаков и высоты волн, поднимаемых носом демона. Но если это всё было признаками косвенными, то её оптические дальномеры дали неопровержимый результат — демон очень быстро ускорялся и уже шёл на скорости 45-50 узлов.              — Надо бы потом Ай-гав и Ро-мяу проверить, когда с канмусу разберусь. И пересчитать ментальную модель, а то быть ростом метр-с-кепкой не круто, — думал в это время Хорнет, рассматривая «корму» систершипа линкора Нагато. — Да и вообще, Конго в пупок смотреть тоже не сильно-то интересно.              — Это какой-то страшный сон, — вздохнула Мутсу, вернувшись на место.              Однако едва она села в кресло, как её кто-то ущипнул за руку. Инстинктивно попытавшись наказать обидчика ударом куда-нибудь, она заметила химе, которая в последний момент смогла увернуться от справедливого возмездия.              — Мутсу-сан, Мутсу-сан, а можно вопрос? — едва ли не подпрыгивая на кресле, спросил Хорнет.              То, что он хотел спросить у Девы Флота, терзало его с того самого момента, как он оказался в этом мире, и было предметом святых войн и крестовых походов на различных форумах, посвящённых «Кантайской Коллекции». И, видя как некоторые из теорий, обсуждавшихся на форумах, оказались реальностью, он хотел подтвердить и другие, имеющие непосредственное отношение к Девам Флота.              — Хм, на этом можно сыграть, — сделала вывод Мутсу. — Можно, но тогда ты ответишь на мой.              — Хорошо, — улыбнулся Хорнет. — Скажите, а ваш адмирал, он как, нормальный человек? Или человекоподобное существо с телом человека и большой буквой «Т» вместо головы? А какого она цвета?              — Это какие слухи ходят о людях среди глубинных? — поперхнувшись воздухом, подумала Мутсу. — Что?              — Ну, Т-головый адмирал. Я даже фотографию нашёл. Каких трудов стоило её достать… — проговорил Хорнет, протягивая фотографию Деве Флота. — А каких трудов стоило найти в памяти нормальную картинку среди террабайт порнографии.              Взглянув на фотографию, Мутсу протёрла глаза, но изображение никуда не исчезло и не стало менее абсурдным. На фотокарточке были изображены она и её сестра, Нагато, в своём боевом облике, стоявшие позади существа, которому самое место во снах шизофреника. Одето существо было в белоснежную адмиральскую форму, и его вполне можно было спутать с человеком, если бы не жёлтая буква «Т» вместо головы, которую венчала адмиральская фуражка. И сидело это существо за массивным деревянным столом в стиле ретро, сложив пальцы домиком. А перед столом строем стояли Ямато, весь класс «Конго» и класс «Югумо».              — Откуда эта фотография, да ещё и в таком хорошем качестве?! Глубинные взаправду считают, что и по базе мы ходим в боевом облике? Но с другой стороны, откуда им может быть известно о порядках среди канмусу на суше, — покачав головой, подумала Дева Флота. — Нет, таких… гхм, «существ» нет.              — Нда-а-а, — протянул Хорнет. — Йоко соврала!              — Теперь мой вопрос.              — М?              — Почему вы стали нападать на людей? — решив не ходить вокруг да около, спросила Мутсу.              — Эм, я не знаю. Просто в один прекрасный момент в голове прогудело «Прервать морское сообщение, вытеснить людей из океанов. Любой корабль или человек, осмелившийся выйти в море, должен исчезнуть в тумане». И что-то про «волю моря» и «очищение вод». А потом мы проснулись. И с таким приказом перед глазами мы стали жить, — произнёс Хорнет, смотря поверх Мутсу в окно, задумавшись над удивительным сходством директив «Адмиралтейского Кода» и установок некого «Зова Моря», о котором вскользь говорила Саяка. — Так, теперь моя очередь, — повеселев, сказал он, протягивая Мутсу новую фотографию. — А как насчёт шота-адмиралов?              — Она издевается? Хотя, Нагато была бы не против, — усмехнулась Мутсу, качая головой. — И таких нет.              — Йоко снова соврала! — выругался Хорнет, добавив пару крепких слов на немецком, которые он узнал от соседей по общежитию. Удивительно, но по странному стечению обстоятельств через три дня Адмиралтейский Код вернул его ментальную модель на корабль.              — А вот это она у Бисмарк услышала, или у кого-то из сестёр Дойчленд? Но ведь никто из Кригсмарине никогда не участвовал в операциях в тихоокеанском регионе. Возможно, она не всегда жила в Тихом Океане. Но тогда где её флот? Кроме тех двух эсминцев, которые были вместе с ней в бою, рядом никого. Но с другой стороны, с её скоростью и боевыми возможностями этой химе ей и флот не нужен. Скорее всего, так и есть, — проанализировала Мутсу оговорку химе.              Чем дольше она общалась с представительницей Глубинного Флота, тем больше ей казалось, что за детским поведением химе скрывается нечто большее. Слова, поведение, жесты, казавшиеся естественными на первый взгляд, при детальном анализе казались какими-то наигранными. Но для чего всё это химе, Мутсу не понимала. Подобное поведение шло вразрез с имеющимися представлениями о характере особей класса «Химе», и, с учётом возможностей этого конкретного представителя, было глупым.              — Кто командует Глубинным Флотом?              — Чем? — теперь уже поперхнулся Хорнет. — Мутсу-сан, а кто правил в Китае времён Троецарствия? Или немцами во время Священной Римской Империи? Или Японией в эпоху Сэнгоку Дзидай? Думаю, ответ на ваш вопрос очевиден.              — А вот это интересно. Глубинные не могут этого знать. Они же по официальной версии — духи, наделённые лишь зачатками разума, — мысленно скривилась Мутсу. А взглянув на очередную фотографию, которую протягивала ей химе, она заявила: — Нет, котов-адмиралов тоже нет.              — Йоко, ты тварь!              — Что ты сделала с моим флотом? — спросила Мутсу, сжав кулаки.              Вопрос о судьбе флота мучил Мутсу с момента её пробуждения внутри глубинного демона, но она не спешила его задавать. Было бы глупым спрашивать у химе о судьбе её противников, будь она как все остальные её сёстры. В таком случае любое слово Мутсу могло бы привести к её смерти. Но теперь, убедившись в относительной адекватности химе, она решила поинтересоваться результатами столкновения. Хоть глубинные, относящиеся к командному типу, редко преследовали отступающих противников, но особь перед ней была далека от понятия нормальности.              — После потери химе я был дезориентирован. Это невероятное, пьянящее ощущение свободы, словно боль, терзавшая меня долгое время, внезапно исчезла. Но потом мне в ватерлинию прилетело… раз, два… много. Много торпед мне попало в ватерлинию, и в меня стали кидать песком. Я и отмахнулся чем-то площадным. Они всё поняли и убежали. Не люблю, когда в меня кидают песком. Но, если бы они не стали кидаться песком, я бы никогда вас не нашёл.              — Они ушли? — тут же выпалила Мутсу.              — Я не стал их преследовать. Да и зачем? Серьёзных повреждений они мне не нанесли. Вот если бы они пробили мою броню — тогда я бы ещё подумал, — ответил Хорнет, подняв на Мутсу честный-пречестный взгляд, став похожим на кота из мультика про толстого, но такого доброго, гоблина. — А такие бывают?              Мутсу не выдержала и со вздохом закрыла глаза ладонью. Ей начинало казаться, что эта глубинная специально играет у неё на нервах. Не успела она в полной мере ощутить облегчение, услышав новость о своих подчинённых, как химе вновь нанесла удар по её мировоззрению.              Вопрос о качестве и источнике фотографий её уже мало волновал, гораздо интереснее было, чей больной разум мог додуматься до такого. На очередной картине абсурда была изображена Тенрю, которая с самодовольной ухмылкой обнимала стоящего на задних лапах бурого медведя в адмиральской форме ВМФ США. Рядом с ней стояла Хибики в компании белого медведя в белом адмиральском кителе, а на заднем плане наблюдали за цветением сакуры адмирал-панда и Нагато.              — Нет. Адмиралы — нормальные люди, без каких-либо физических отклонений! Ни головы в виде буквы «Т», ни такой же наклейки на лице, ни бумажного пакета или маски с ней же они не носят! — устало вздохнула Мутсу, смерив химе недовольным взглядом.              — А такие? — протянув ещё одну, но уже помятую, фотографию, спросил Хорнет. — Эй, вы задали два вопроса! Моя очередь!              — Если там какой-нибудь цветок-адмирал, то мой ответ — нет, — ответила Мутсу, но, взглянув на фотографию, она произнесла уже более спокойным тоном: — Да, именно такие адмиралы.              Взяв фотографию в руки, она разгладила её, мысленно подмечая пятна от какой-то жидкости, но не придала им особого значения. На фотокарточке был изображён высокий статный мужчина азиатской внешности, одетый в белоснежный адмиральский китель. На плече у него сидела Инадзума, а под руку он держал Деву Флота, в которой Мутсу с трудом опознала Миссури. Лицо Миссури было словно затёрто, да и остальное её изображения явно пострадало, словно кто-то пытался стереть её с фотографии. Но одна деталь осталась целой — левая рука Миссури с серебряным колечком на безымянном пальце.              — Чего это с ней? Даже на пятна от жидкости и на явную поюзанность не среагировала, — подумал Хорнет, глядя на задумчивую канмусу, которая рассматривала фотографию так, словно увидела на ней давно погибшего близкого. — Мутсу-сан, что-то не так?              — Да нет, всё нормально, — грустно вздохнула Мутсу.              Проследив за взглядом канмусу, Хорнет обнаружил, что смотрит она не на фотографию адмирала, а на кольцо на руке Девы Флота рядом с ним. Не успел он и подумать о причине возникновения подобного грустного взгляда на лице Мутсу, как та тряхнула головой и, скомкав фотографию, не глядя бросила её в камин.              — Скажи, откуда у тебя такие фотографии? — спросила Мутсу, про себя размышляя: — Это не может быть правдой. Если бы кто-то из адмиралов рискнул бы оформить отношения с канмусу, ему бы просто не дали этого сделать. Не говоря уже о том, что сама вероятность этого просто призрачная. Да и не могут люди долго находиться в обществе канмусу-линкоров, о какой свадьбе может идти речь. Но с другой стороны, подделка слишком качественная.              — Меня фригидная химе-линкор убьёт! — обиженно завопил Хорнет, визуализируя процесс горения фотографии при помощи голограммы. — Как же я теперь домой вернусь?!              — Причём тут Химе-Линкор?              — Это её фотография. Мне крышка.              — Но тебя не смогли ранить ни я, ни Мусаши. Почему ты так боишься Принцессу Линкоров?              — Потому что она — единственная адекватная в том зоопарке, где я родился. Нет, она мне ничего не сделает, но вот терять общество единственной адекватной личности на сотни километров вокруг как-то неохота. Но, видимо — это судьба, — вздохнул Хорнет. — Да и она может меня побить. Я не люблю, когда меня бьют. Это неприятное чувство, когда твою броню разрывают и крошат внутренности. Раньше было проще, раньше умирать было не страшно. Но когда ты вырастаешь — начинаешь понимать вещи вокруг себя, и тебе становится страшно, — проговорил он, вспомнив, какие на самом деле испытывал чувства за мгновение до того, как его втянуло в гравитационную аномалию. — Страшно, что умерев вновь ты уже не будешь прежним.              — Прямо как и мы, — подумала Мутсу, вспомнив своё состояние после недавнего призыва. — Но ведь глубинные появляются не в результате призыва… Неужели они при смерти перерождаются в новом теле? И она говорила так, словно есть шанс переродиться в неразумную особь. Но ведь это ненаучно. Да, глубинные эволюционируют, но при смерти они уничтожаются окончательно. Это подтвердили результаты десятков экспериментов!              — Мутсу-сан, — вывел Деву Флота из раздумий голос химе. — А что такое…                     Ангар Хорнета.              Пока аватара корабля разыгрывала спектакль перед пленной канмусу, два эсминца, мирно доедавшие последнюю копию автоматической пушки «Эрликон», оставленную им в качестве обеда, замерли, словно прислушиваясь к чему-то. Недавняя резкая остановка вывела их из спячки, и они решили поддаться природному порыву и перекусить, но сейчас голод отступил. Это было странно, так как они успели съесть всего по две пушки, что для эсминцев не было даже похожим на завтрак.              Спустя несколько секунд свечение в их глазах стало тускнеть, а их тела стали покрываться паутиной мелких трещин, через которые наружу заструилось тёмно-красное свечение. Медленно, неестественно медленно для их кажущейся массивности, они стали погружаться в воду, своими движениями, а точнее — их отсутствием, походя на мертвецов.              Постепенно, тела эсминцев начали растворяться, придавая воде маслянисто-чёрный окрас и делая её похожей на нефть. Но помимо визуальных изменений с водой происходили и другие. Её температура упала до десяти градусов по шкале Цельсия, и системы подогрева, установленные в бортах бассейна, не могли нагреть воду до положенных 18 градусов. И она потеряла всякую подвижность, став словно застывшим куском смолы, который быстро перекрашивался в маслянисто-чёрный цвет.