Предначертанные

      Так странно возвращаться домой спустя шесть лет полного отсутствия. И как радостно, что он не изменился. Маленький, уютный, двухэтажный домик стоит на том же месте. Его также окружает невысокий, ровный заборчик. Слева от кирпичной дорожки по-прежнему есть клумба, на которой, к сожалению, сейчас нет цветов, но Куроко Джеро уверен, что когда придет весна здесь заколосятся белые лилии и всех оттенков синего и голубого незабудки. Однако, как горько, что прежним осталось только место, которое он когда-то называл домом. А что же изменилось?       Пожалуй, самое главное: в этом царстве тепла и уюта, его уже давно никто не ждал. Повзрослевшая дочь, просто вычеркнула его из памяти, а верный друг - любимая жена научилась жить без него. - Тецу, ну подожди же! - Нет, Мама! Я не хочу находиться в одном доме с ним!       Оглушительный хлопок дверью – нож в его сердце, который он заслуживает и принимает. Когда он шел сюда, на большее и не рассчитывал, но в глубине души, как и все люди, лелеял маленькую надежду на тепло. - Вы оставили мою фамилию. Почему? - Ты был в нашей жизни, и делал для нас много хорошего. Мы не хотим это забывать. Ты зря приехал, Джеро. Зачем ты здесь, спустя столько лет? - Мне нужно с кем-то поговорить. Так уж вышло, что ты - единственный человек, с кем я могу это сделать. Поэтому, прошу, выслушай меня, Айко. - … - Что же, я понимаю… Прости, что побеспокоил.       Одинокий в своем биче, в своем горе Куроко Джиро разворачивается, чтобы уйти, думая о том, что не смел он – тот, кто предал свою семью, свою любовь, приходить сюда из-за простой прихоти и рушить маленький, но все же прочный мир двух хрупких и дорогих ему женщин.       Касание. Одно лишь касание родной ладони заставляет маленькую надежду, что угольком теплилась в душе, разгорается в большое пламя. Она его выслушает, не оставит, как он ее тогда, шесть лет назад.       Айко ведет его в зал, садится в кресло, позволяя ему упасть у ее ног и положить голову к ней на колени. Она медленно водит рукой по его волосам, наполняя комнату чем-то интимным, искренним, давно забытым. Они понимают, это не на долго: слишком много произошло в их жизни. Но хотя бы на полчаса, хоть на миг они окунуться в те юношеские года, когда они были беззаботны, когда у них еще не было приемной дочери, когда еще ничего не было разрушено и такие сокровенные разговоры были неотъемлемой частью их жизни. - Я хотел вернуться…       Много, много раз. Хотел вернуться к тебе, к Тецу. Я желал этого в первый же день нашего с Наной побега. Но я не мог…       В тот роковой день, мы остановились в небольшой гостинице. У Наны началась течка. Конечно, она не была девственницей, хоть ей и было всего 13, но черт возьми! Айко, я спал с ней! С маленькой девочкой, которая была одного возраста с нашей дочерью. -… - Лишь в тот вечер. Один единственный раз. Но простить я этого себе никогда не смогу. И я буду гореть в аду, за то, что сделал. Даже если рай и ад – чушь собачья. Я хочу. Хочу гореть, Айко!       Я разрушил нашу семью, оставил без отца Тецу и сломал жизнь Нане. Ты знаешь, из-за того, что я сделал, я ни в чем ей не оказывал, думал, так искуплю свою вину. Идиот. Я «своими руками» убил ее…       Сначала все было невинно: путешествия, платья, куклы. Через три года, ей перестало нравиться, что я ее «не касаюсь», и начались клубы, пьянки, лав-отели. И я все ей прощал… На все закрывал глаза, не замечал в кого превращается девочка. Сейчас понимаю, что зря, но кому теперь нужно это понимание?       Год назад Нана сошлась с каким-то якудза. Не знаю, что за дела они вели, но точно уверен, убили Нану из-за этого. Бедная девочка. Если бы не я. Она сейчас была бы жива. Возможно, счастлива...       Молчание. Тишина. Застывшие слезы в глазах Альфы ручьями льются из пепельных зеркал души* Беты, которая понимала его лучше всех на свете. Всегда понимала.       Как долго он хотел домой! Как давно он мечтал наслаждаться теплотой ее коленей. И ни за что на свете, не хотел он возвращаться так… Наполненный горем, печалью, раскаянием. - Айко, расскажи мне о нашей дочери. - Тецу. Выросла, Джеро. Выросла замечательной, талантливой девушкой. - У нее есть пара? От Тецу за версту пахнет Альфой. - Да. У Тецу, есть жених. Они - предначертанные. Он - хороший парень. Носится с ней, как курица с яйцом. Я спокойна, за будущее дочери. - Слава богу. А то я переживал, что с ее баскетбольными "маскарадами", не найдет себе никого. - Как и я, Джеро. Как и я… - Айко, она играет? Наверное, бросила. - Нет. Гитару она не бросит ни за что. Ведь этому ее научил ты.       Она похожа на тебя, когда перебирает струны. Тот же любящий инструмент взгляд, тот же наклон головы. Тецу не может простить тебя, Джеро. Но она тебя очень любит. - И я ее люблю. Жаль, что мы уже не скажем этого друг другу. - Говоришь так, будто умираешь. - Так и есть, Айко.       Господи, как он скучал по этим родным, серым, бездонным глазам! Как тосковал по этому трепещущему, живому, до боли любимому взгляду! Жаль, что он видел их так мало, а сейчас смотрит на все это в последний раз… - Я вернулся в Токио не просто так. Будь все иначе, я бы ни за что на свете не посмел разрушить вашу с Тецуей идиллию, но…       Айко, три месяца назад, у меня диагностировали рак на последней стадии. Осталось два или три дня и сроки истекут. Я вернулся, что бы рассказать тебе все.       И чтобы проститься...       Она плачет: горько, навзрыд, кидаясь в его объятия, словно и не была им предана, словно они и не жили в разлуке шесть лет. Она обнимает его так крепко и нежно, как умеет только она. Не удержавшись, он целует ее страстно, горячо, как умеет только он. Красавец Альфа и бесплодная Бета, когда они начали встречаться, все вокруг твердили, что у такой пары не может быть будущего, как и не может быть любви. А они любили. На зло всем. Любили пламенно, нежно, как умели только они – Джеро и Айко…       И все могло бы быть прекрасно, но суровая реальность возвращает их в настоящие. В мир, где они уже не вместе, где их приемная дочь уже выросла, где ему нужно уходить. Уходить навсегда.       И он уходит, плетется медленно в коридор, натягивает ботинки, делает шаг за порог. Она его не останавливает, уже слишком поздно… - Джеро, ты любил Нану, как женщину? - За всю свою жизнь я любил лишь одну женщину, и это ты, Айко. А ты? - Только тебя. Всегда. Прощай. - Прощай, передай Тецу, что… Ай! Не важно.       Айко, если когда-нибудь сможешь, прости меня.       Дверь захлопнулась, он ушел. Не решился отдать, но как бы невзначай выронил две маленькие коробочки - подарки для Айко и Тецу.       Открыв, прощальный подарок Айко обнаружила цепочку с маленьким хрустальным голубком. Эта вещь принадлежала ей еще в младшей школе, в средней, в самый первый день их с Джеро знакомства, она ее потеряла. В маленькой записке, на дне коробочки, было написано таким родным и забытым почерком: «Возвращаю краденое. Спасибо, что подарила мне чудесные 20 лет». - я передам.       Сорвался шепот с ее пухлых, красивых губ, но он уже не услышал этого тихого обещания.       В это время он брел по зимней улице ночного Токио. Один. Перед глазами все плыло, ноги ели волочились по земле. Тяжело, слишком тяжело идти дальше.       Пруд. Как спасение, тот самый пруд. Сколько всего произошло на этом пруду: здесь был их с Айко первый поцелуй, здесь он сделал ей предложение, здесь они часто гуляли с маленькой Тецу, здесь он встретит смерть.       Еще чуть-чуть, всего пять минут и его мучения прекратятся! Жаль лишь, что Джеро не успеет поговорить с дочерью, которая сейчас сидит на противоположном берегу и, не видя из-за темноты и расстояния умирающего отца, думает о своем.       Если бы не ночь. Если бы только она увидела его. Она бы успела. Успела бы услышать, как он ее любит! Успела бы сказать, как она его любит!       Она успеет. Тецуя обязательно скажет ему об этом, но потом. Тогда, когда Джеро ответить ей уже не сможет.