Ангел за партой

В сгустившихся сумерках наш двор выглядит, как иллюстрация к сказке о волшебниках: невысокие фонари, установленные вдоль дорожки к дому, горят, отбрасывая мягкий свет на аккуратное крыльцо с моим гамаком, лужайку с качелями для Алии и изрисованную граффити будку Макса, над которой я когда-то постарался на славу. По дороге к дому меня охватывает странное чувство, будто я вижу его впервые. Подмечаю детали, которые давным-давно сохранил в сознании и перестал замечать, потому что привык к ним. Резные перила из бука. Подсветка над широкой дверью в гараж. Многолетние туи. Прудик с домом для путешествующих уток. Платан у окна. На крыльце я останавливаюсь, сажусь на перила и долго смотрю на дверь, не видя её. Достаю сигарету. Щёлкаю зажигалкой. Затягиваюсь. Моё дыхание глубокое и медленное, мысли путаные и разрозненные, расплывающиеся рябью по сознанию, как вода от брошенных в неё камушков. Мне требуется время, чтобы осознать, что теперь я смотрю на знакомые с детства вещи глазами Изабелы. И постоянно сравниваю. Раньше я никогда не задумывался, как живу. Я не нуждаюсь. Ни в чём. У меня не так много запросов, но всё же отец практически никогда мне не отказывал, если я просил у него деньги на разные нужды — вещи и просто развлечения: одежда, книги, телефоны, билеты на музыкальный концерт, подарки друзьям, поездки за город и путешествия с классом. Единственным, на что он никогда не давал мне денег, было моё хобби. Мне до сих пор непонятна папина ненависть ко всему, что хоть как-то связано с изобразительным искусством, но я прекратил попытки докопаться до причины ещё лет в десять, добавив неприязнь к художеству к довольно внушительному списку папиных странностей. Но мне никогда не приходилось работать. Разумеется, иногда я помогаю соседям и знакомым с установкой новой техники, стрижкой газона и прочими незначительными бытовыми заботами, зарабатывая тем самым на карманные расходы и облегчая свою совесть, но это всё мелочи. Мы не всегда жили в полном достатке, но когда отец начал хорошо зарабатывать, он не экономил на том, что было действительно важно для всех нас. Он заботится, чтобы я поступил в хороший колледж, оплачивает мои дополнительные занятия с репетиторами и периодически устраивает допросы миссис Тот насчёт содержимого в моём табеле успеваемости. И даже если его забота продиктована банальным страхом общественного осуждения, её результат поставит меня на ноги, когда я вырасту, потому что он меня готовит к этому. Он поощряет мои занятия спортом и заставляет меня расти, вдалбливая в голову догмы ответственности. Понятное дело, что по большей части я его не слушаю и продолжаю вести себя, как последний имбецил, но это другие заросли. Я непостоянен и упрям, и это ещё большой вопрос, кому из родителей я обязан ослиными генами. Вполне возможно, что обоим. Беспокоится ли отец так же об Изабеле? Звонит ли её учителям, ходит ли на школьные концерты, готовит ли её к выпускным экзаменам? Вряд ли. Это просто смешно. Я искренне удивлён, что за столько лет он ничего не смог сделать с её ужасным характером, более того — спокойно мирится с ним. Мой отец. Мне с трудом удаётся представить, как он сидит дома у Октавии, готовит им пасту, за ужином слушает рассказы Изабелы и поправляет её, чтобы она не говорила «чёрт». Меня беспокоит эта невероятная разница между нами, которая проявляется во всём — от системы воспитания до уровня и образа жизни — колоссальных размеров пропасть между мной и Изабелой. Словно мы с ней стоим по разные стороны огромного моря — только на моём берегу солнечно и по-летнему тепло, а у неё вечный дождь и густой, холодный серый туман, а вместо песка — острые камни. Длинная, очень длинная пропасть. Невнятный грохот, доносящийся из глубин дома, и последовавший за этим собачий лай возвращают меня к земной действительности, где я — ответственный старший брат и совершенно бездарный воспитатель. Я поднимаюсь с перил, тушу сигарету, бросаю в урну и захожу домой, первым делом направившись к источнику шума. Прислоняюсь к арке в гостиную и скрещиваю руки на груди. Застывшая посреди гостиной фигурка окаменела в позе нашкодившего ребёнка — актерство как по сценарию: с ручкой, прижатой ко рту, и расширившимися от ужаса глазами. На полу между диваном и журнальным столиком валяется отцовский ноутбук с чудовищно раздавленным экраном: вдавленная чернота посередине расходится жуткой паутиной к самым краям. Картину предвестия детоубийства дополняет скачущий по ковру Макс, с опаской лающий на светящийся в предсмертной агонии ноутбук. Я выношу мрачный вердикт: — Чудеса. Алия тут же оборачивается ко мне и указывает на собаку: — Это всё Макс! — Ну да, а я помогал. В глазах сестры мечется отчаяние. Её всю трясёт, голос от напряжения скачет, как звук в резонаторе. — Я не хотела! — всхлипывает она. — Это вышло случайно! — Ты случайно по нему ногой санданула, или как? Её нижняя губа поддергивается и кривится, глаза краснеют — признаки неизбежного. Алия начинает реветь. — Я не специально!.. Я не хотела, чтобы он сломался! Ой, Божечки , как папа будет ругаться!.. Нет, нет, он же так сильно накажет меня… — Думаю, тебе надо бежать из города. Возможно, даже из страны. Из центра ходит автобус, он едет до окраины, оттуда недалеко до вокзала. Последний поезд до Шотландии отходит в половину одиннадцатого, — я невозмутимо проверяю время на наручных часах. — Ещё успеваешь. — Кор, что мне делать? Я делаю глубокий вздох и захожу в комнату. Подойдя к дивану, сажусь на корточки и осматриваю потерпевшего. Макс тут же приветствует меня, лизнув в нос. — Отойди, приятель… Ну, что тут говорить… Алия, если сказать помягче, у тебя большие проблемы. Позади меня раздаётся глухой душераздирающий вой. Так может выть только девчонка, которая попросила у папы на приближающийся День рождения надувной батут, и он сказал, что посмотрит на её поведение. — Сдулась твоя мечта, Алия. Прости за иронию. Вместо батута получишь боксёрскую грушу. — Уээээээ…. — Хорош скулить уже, сколько можно. С чего тебе вообще понадобилось его лупасить? Немного поревев для очистки совести, Алия садится на диван и утирает заплаканное лицо руками. Не сразу ей удаётся вернуть голос в диапазон человеческих частот. — Там… там ему написали… — Что написали? Кто? — Баба какая-то… Там гадости были, вроде… что она ждёт не дождётся, когда познакомится с ним вживую и они… Я нервно сглатываю: — Не надо дальше. Я понял. Ты в почту его, что ли, залезла? Алия пинает меня ножкой: — Никуда я не залезала! Она была открыта. — Но ты должна была включить ноутбук, а на нём ведь пароль. Алия молчит. Предчувствуя мини-шок, я сажусь, вытянув ноги, и слегка откланяюсь, прислонившись спиной к журнальному столику. Судя по тому внезапному интересу, с которым она рассматривает собственные колени, я узнаю, что передо мной либо юная и подающая немалые надежды хакерша, либо очень внимательный детектив. В любом случае, теперь мне самому придётся проявлять нехилую изобретательность с собственным ноутбуком. И отца не помешало бы предупредить. На будущее. — Ты серьёзно? — я кладу раненый ноутбук на столик, разглядывая Алию. — Ты взломала его? Алия смотрит на меня так, что мне кажется, она вдруг пожалела, что у неё есть брат. Лишние глаза и уши. Я пытаюсь сохранить лицо, но мне с трудом удаётся сдержать рвущееся наружу хихиканье. — Пресвятая… — Франческа, да! — очередной пинок. — Смешно тебе? — Как ты это сделала?! — Там ничего сложного! — Алию явно задевает моё удивление. — И какой у него пароль? — веселюсь я. — А вот и не скажу! — Тогда сама объясняй ему свой праведный гнев. Не сомневаюсь, что он так испугается твоих способностей, что тут же завалит тебя батутами по самый котелок. — Ладно, ладно, — сестра злобно косится на меня пару секунд, а затем её лицо смягчается: — Эмбер2. Я пару мгновений молчу, переваривая услышанное. Алия смотрит спокойно. Не обманывает. — Как ты сказала? — Эмбер, — повторяет Алия. — Ну, как второе имя… — Я знаю. Я перевожу взгляд на ноутбук, пытаясь унять рой мыслей в голове. Я не знаю никого другого среди наших знакомых и даже папиных подружек с именем Эмбер. Конечно, кроме моей прабабушки, в честь которой ей и дали это имя, но вряд ли отец имел в виду мамину престарелую родственницу, страдающую Альцгеймером. Сказать, что я сам не пытался подобрать пароль от его ноутбука, было бы, несомненно, наглой ложью, потому как пару лет назад Рэй подарил мне на Рождество крутую компьютерную игру, и я за неимением дисковода на собственном ноутбуке безрезультатно перепробовал всевозможные комбинации папиных данных, включая его вес и рост, а также дату рождения его начальника. Мне бы и в голову не пришло, что он поставит её имя. Вторая Эмбер. — Я забивала наши имена и разные номера поочерёдно, и сошлось на Кимберли, — поясняет Алия. Я поднимаю голову: — Ким. — Что? — Зови её Ким. Когда ты говоришь «Кимберли», у меня возникает такое ощущение, будто ты не считаешь её сестрой. Алия молча кивает, пожав плечами. Мне вдруг делается больно, потому что я вижу, что она делает это, чтобы успокоить меня, и на самом деле Алия отдаляется от неё. Раньше были времена, когда она боготворила старшую сестру, первая бежала её встречать, когда Ким возвращалась со школы или с вечерних курсов. Ким читала Алии сказки на ночь, укладывала спать к себе, когда ей было страшно, разучивала с ней стихи и могла с лёгкостью успокоить большинство её истерик. День за днём Алия растёт и забывает о том, что когда-то у неё была настоящая, любящая сестра. Я не могу винить её за это, тем более, что после переезда Ким её имя в нашем доме звучало почти что шёпотом и хороших мыслей не вызывало, но мне всё равно больно. Наверное, я никогда с этим не справлюсь. Я всегда буду по ней скучать. …она бросила тебя, бросила всех вас … я хочу сказать, что настоящие сёстры так не поступают… если бы она любила тебя, то никогда не поступила бы так с тобой… Ужасные слова Изабелы вгрызаются в мысли, как непрошеные гости в моём сознании, давя на рану, которая и так не может полностью затянуться… Но Изабела не права. Всё не так. Ким никого не бросала, у неё просто не было выбора… Но порой появляются другие мысли, и они говорят другие вещи. Я подавляю их изо всех сил, но начинаю ненавидеть себя за то, что всё-таки иногда позволяю им взять верх. Выбор был. Не оставлять меня одного. Она ведь обещала, что не бросит. Тогда, давным-давно, когда она поняла, что я знаю про их с Шейном отношения, Ким сказала мне, что теперь у неё есть Шейн и она никуда не уедет. Но она уехала. Почему она не могла вернуться? Просто жить с Шейном в его старом доме, но быть рядом. Она была нужна мне. Она знала об этом. Как трудно мне было, особенно в первое время. Особенно — когда ушла мама. Я был всего лишь глупым подростком, который в одночасье потерял двух любимых людей и не знал, как жить дальше. С непонятной депрессией. С отцовским запоем — слава Богу, кратковременным. С бесконечными вопросами пятилетней сестры, куда делась мама и когда домой вернётся Кимми. «Кимми не вернётся, Алия». Я плакал вместе с ней. Я знаю, насколько ярким был конфликт отца с Шейном. До сих пор помню их крики и гнев персонала больницы, в которой они устроили далеко не рыцарский поединок. Я просил Ким простить отца, вернуться и попытаться заново, я бы помог, я бы его подготовил, — но она отвечала категоричным отказом, даже слушать меня не хотела. Более того — она отказывалась объяснять мне почему. Ведь я искренне не понимал. И не понимаю до сих пор. Я уверен, что со временем отец бы привык. Он бы смирился с Шейном. Не за день и не за месяц — возможно, на это ушёл бы год или два… Сколько бы Ким не говорила, что отец вычеркнул её из своей жизни, она просто отказывается верить, что в глубине души он любит её, и возможно, больше, чем кого бы то ни было. И то, что он поставил на пароль её имя, подсказывает мне, что я не ошибаюсь. Я разозлился на Изабелу, но не должен был. Если бы я считал её слова глупыми и неправильными, они бы меня не тронули. Я бы пожал плечами и сказал: «Как тебе угодно». Но отчасти я ей поверил. Потому что иногда какая-то часть меня, которую я усиленно подавляю и которой постоянно затыкаю рот, всё же выскальзывает из-под моего контроля, и сегодня Изабела дала ей ход. Эта часть говорит мне о том, что я и так знаю, но боюсь признать. Она говорит, что я ненавижу Ким так же сильно, как и люблю. А возможно, даже больше. И поэтому мне всё время так больно. *** — Кор, эй, не уходи! Почитай сказку! Я оборачиваюсь в дверях, глядя на укрывшуюся одеялом Алию. Её голова лежит на подушке, глаза взволнованно блестят. — Мне казалось, ты уже достаточно большая для сказок. — Ну, пожалуйста! Мне сегодня очень хочется что-нибудь послушать! Я вздыхаю, так и не сумев скрыть улыбку, и возвращаюсь назад, хотя только минуту назад с трудом загнал сестру в кровать, накрыл одеялом и включил ночник. Для неё это нехарактерно — просить, чтобы я остался, но за сегодняшний день она испытала слишком много разочарования. Детям нужно волшебство. Я сажусь на кровать вполоборота к сестре, и она тут же утыкается в меня своими ножками. — Давай, рассказывай. Я наклоняю голову. — О чём ты хочешь послушать? — О чём угодно. Мне без разницы. Я улыбаюсь ей, выждав театральную паузу, и начинаю: — Жила-была Маленькая Девочка. Она любила покапризничать и похулиганить. Однажды она разбила папин ноутбук и горько заплакала, потому что знала, что тогда папа не подарит ей… хм-м-м… гигантские плюшевые штаны… — Гигантские плюшевые штаны? Ты серьёзно?! — Молчи и слушай сказку. Вот, значит, а Маленькой Девочке очень хотелось получить на День рождения гигантские плюшевые штаны, чтобы хвастаться перед подружками в танцевальном кружке. Алия прыскает. Я продолжаю: — И тогда пришёл её Старший Брат. Пожурил он безмозглую… — Эй! — … негодяйку, но потом ему стало жалко её, ведь он знал, как сильно она мечтала о гигантских плюшевых штанах. И когда на следующий день их папа пришёл под утро домой с дежурства, Старший Брат вышел и сказал ему, что это он разбил его ноутбук. И тогда отец убил Старшего Брата и закопал в саду, а косточки отдал собаке. А когда у Маленькой Девочки настал День рождения, отец подарил ей гигантские плюшевые штаны, и побежала она счастливая хвастаться подружкам, и жили они долго и счастливо. Правда, не все. Конец. Выглядывающие из-под маски-одеяла глаза смотрят на меня так, словно среди расы разумных людей я оказался последним австралопитеком. — Идиотская сказка. Я пожимаю плечами: — Надо конкретнее озвучивать свои пожелания. — Ты правда скажешь папе, что это ты сделал? Я вскидываю бровь: — Кто тебе сказал? Ты ведь сказку просила, а не мои планы на завтра. Алия толкает меня ногой, полностью укрыв голову одеялом. Я смеюсь: — Ладно, глупая, я не скажу ему, что это ты. Но ты должна запомнить одну вещь — в чужие переписки лезть нельзя. И взламывать чужую технику. — Это уже две вещи. Я тяну руку и сбрасываю одеяло с головы сестры. — Алия, я серьезно. Сегодня ты увидела то, чего видеть не должна была. Хотя знала, что так нельзя делать. — А ему можно? Можно переписываться со всякими мерзкими женщинами… — Алия, это не наше дело. Мне это тоже не нравится, но мы с тобой не должны лезть в его дела. Понимаешь? — Нет, — недовольно бурчит она. Я наклоняюсь и легонько обнимаю её. На самом деле, я тоже не понимаю. — Спасибо, что заступаешься за меня, — неожиданно мягко говорит она. Я отстраняюсь. — Знаешь, после того, что ты сегодня мне на улице устроила, я должен был тебя удушить до полусмерти. Ты не объяснишь мне, что ты с Изабелой не поделила? Алия мгновенно мрачнеет. Боже, по этому ребёнку можно читать, как по книге. — Кор, она мне не понравилась. Прям очень сильно. Она какая-то вредная, любит покомандовать… Лучше и не скажешь… — Мне так жалко тебя, Кор. Где ты таких девушек находишь? Я немного размышляю над тем, какой версией просветить Алию, и в итоге решаю сказать часть правды: — Мы с Изабелой не встречаемся. Так, просто общаемся. Алия хитро улыбается, косо глядя на меня: — Ага… — Что ещё за «ага» такое? — Видела я, как ты пялишься на неё. Ещё чуть-чуть — и слюни бы потекли. Ты так на Ребекку даже не смотрел, а тут за десять минут сожрал её глазами. Пару секунд я колеблюсь в замешательстве: — Нет… ты ошиблась. — Ну да, конечно… хе-хе-хе. — Где ты вообще таких фраз понабралась? Ты всё себе придумала! На кой чёрт мне Изабела? — Ну, она красивая. Ты считаешь её красивой? — Красота — это ещё далеко не всё, Алия… — Ответь на вопрос, товарищ. — Какой вопрос? — Не придуривайся! Считаешь красивой или нет? — Ну… — Что «ну»? Да или нет? — Ну, допустим, считаю. Алия катится со смеху: — Аха-ха-ха-ха, «допустим»… — Только какое это имеет отношение… — Такое и имеет. Ха! Даю слово — недели не пройдёт, как вы с ней будете тут сосаться на кухне и портить мне аппетит. — Алия! Что ещё за глупости? — А что ты так бесишься? — Я не бешусь! Просто ты мелешь чёрт знает что! — Папа говорил не говорить тебе слово на букву «ч»! — А насчёт взлома ноутбуков папа ничего не говорил? На это у неё не находится возражений. У меня они, к слову, тоже кончились. Я встаю с кровати и иду к двери. — Спокойной ночи, Алия. В дверях она снова окликает меня: — Эй, Кор! Я оборачиваюсь, схватившись за дверную ручку: — Что ещё? Маленький невыносимый дьяволёнок на мгновение преобразился в ранимого сонного ангелочка: — А Том мне приснится? — Да, пусть тебе сегодня приснится Том. — Спасибо, — Алия с довольным видом поворачивается на другой бок и укрывается одеялом. — Спокойной ночи, Кор! Я улыбаюсь и закрываю за собой дверь. *** Следующим утром отец приходит домой, когда мы с Алией садимся завтракать. Заглянув на кухню, он подслеповато жмурится, словно от головной боли, и кивает нам головой: — Дети. — Привет, пап. Измученный. Значит, и вправду на дежурстве был. Я наблюдаю, как он с потерянным видом заглядывает в каждый шкафчик. — Сварить тебе кофе, пап? Он отступает, словно сдавшись. — Да, было бы неплохо. Я встаю с места, подруливая к любимой навороченной кофемашине, пока папа устало садится напротив Алии и начинает вяло интересоваться у неё, как прошёл вчерашний день. Я нажимаю на кнопку, и из тонкой трубочки в чашку льётся кофе. Ароматный запах наполняет всю кухню. Отец любит крепкий эспрессо, без сахара и молока. Я смотрю, как кофе продолжает наполнять чашку. Интересно, что сейчас делает Изабела? Пьёт ли она такой же кофе? Хотя, скорее, она пьёт обычный, который заваривает в турке. Перед глазами возникает грязная турка в потёках от передержанного на огне кофе, только вставшая после сна Изабелла с волосами, собранными в высокий неаккуратный конский хвост, в ночной майке и шортах, стоящая у плиты и сонно зевающая. Меня вдруг охватывает неожиданное желание оказаться там, в их убогой двухэтажной квартирке, посидеть рядом с Изабелой на диване, распивая дрянной кофе, попросить её показать мне её комнату, посмотреть на настоящую Изабелу, когда она только-только проснулась и не успела войти в образ циничной и разочаровавшейся в жизни девушки. Мне хочется, чтобы она перестала считать меня капризным избалованным мальчиком, потому что я им не являюсь. Я хочу доказать ей, что она может мне доверять. Я хочу снова увидеть её, я хочу провести этот день с ней… — Кор, тебе самому кофе не нужно? У тебя за чашку перелилось уже, ты куда смотришь вообще? Я вздрагиваю от отцовского голоса, вернувшись в реальность, тут же нажимаю на «стоп» и хватаюсь за тряпку. Сгорая со стыда, молча переливаю кофе в новую, чистую чашку и ставлю на стол перед отцом. — Спасибо, — он внимательно заглядывает мне в глаза. — С тобой всё нормально? Я энергично киваю, не глядя на него: — Да, я в порядке, всё хорошо. Алия решает выдвинуть свой диагноз: — Он влюбился. Отец вопросительно смотрит на меня, я — на Алию. — Посмотри, как он покраснел! — радуется сестра, тыча в меня пальцем. Я делаю безумные глаза, пытаясь заставить Алию заткнуться. — Ладно, оставь его в покое, — на лице отца появляется слабая мимолётная улыбка, которая шокирует меня больше, чем неожиданная подлость от Алии. Я сажусь к ним за стол, хотя больше всего на свете мне сейчас хочется убежать куда подальше. — Ни в кого я не влюбился! — я возмущённо оправдываюсь, остервенело притягивая к себе миску с хлопьями. — Алия напридумывает себе всякие бредни и радуется. Я хватаю пакет с молоком, но руки у меня так трясутся, что я проливаю его на стол и себе на колени. — Твою мать! Я поздно спохватываюсь, потому что на секунду забыл, что отец рядом. Однако его сегодня как подменили. Вместо того, чтобы наорать на меня и выгнать из кухни, он лишь криво усмехается и смотрит на Алию: — Точно, втрескался по уши. Видя папину поддержку, Алия начинает хихикать. — Пошли вы оба! Я вскакиваю со стула и отхожу к окну, чтобы остыть. Вот кому-то сейчас надо сообщить про ноутбук, самое время, мне кажется! — Кор, есть планы на сегодня после школы? — спрашивает отец. Я осторожно оборачиваюсь: — Не знаю пока, не уверен. А что? — Хотел попросить тебя отвезти Алию куда-нибудь развлечься. Может, в кино сходите? Я устал, хочу поспать, мне нужна тишина. Тишина и покой или возможность привести кого-то домой? Я смотрю на отца, раздумывая, как бы отделаться так, чтобы незаметно улизнуть к Изабеле в гости, когда Алия вдруг гневно смотрит на папу. — Эй! — вскрикивает она. — Папа, ты же обещал! Он удивлённо смотрит на неё: — Что, детка? — Ты сказал, что мама может навестить нас сегодня! Она скоро должна выехать! — Ох, чёрт! — произношу я одновременно с отцом.