Ангел за партой

Иногда мне хочется со всех сил удариться головой о стену, чтобы заработать сотрясение мозга и иметь достаточно уважительную причину пропускать семейные обеды. Лавируя вилкой между листьями здорового салата и кусочками поджаренных сухарей, я упираюсь другой рукой в щёку, устало разглядывая часы на стене. — Тена, как дела в школе? — бодро спрашивает мама. — Всё хорошо, — вскинув брови, я меняю позу, сев прямо и закинув в рот кусок оливки. — Тренер предложил серьёзно уйти в баскетбол после школы, — я кисло улыбаюсь, вспомнив воодушевление тренера Скотта, когда он, перекинув руку мне за плечо, вышагивал вдоль длинного коридора, громко озвучивая мои блестящие перспективы в профессиональном женском спорте. — Этого ещё не хватало, — бурчит папа с набитым ртом. — Готовиться к экзаменам в Гринвич, чтобы потом говорить, что нашла себя в спорте. Что за чушь! — морщится он. — Не беспокойся, папа, я не собираюсь менять планы, — как можно мягче произношу я, жалея, что позволила себе забыть, как папа ненавидит праздные эвентуальные разговоры о возможном будущем. — Он просто пытался быть любезным. — Пусть найдёт себе кого-нибудь с мозгами поменьше, — не унимается папа. — В команде других девчонок больше нет, не пойму? — Тена играет в команде мальчиков, Бернард, — с улыбкой поправляет мама, аккуратно заправив мне волосы за ухо. — И, несомненно, она там одна такая умница. Я снова утыкаюсь лицом в тарелку, вымучивая из себя вид человека, чувствующего аппетит. — Ну и что она там забыла? — папа распаляет своё ворчание до раздражающего состояния, когда начинаешь цепляться к каждому слову и не можешь остановиться. — Они там все ей поддаются, как пить дать. Не удивлюсь, если потом окажется... Остаток фразы повисает в воздухе, так как папа застывает с полуоткрытым ртом, внимательно уставившись в телевизор, по которому в очередной раз за прошедшие несколько недель прокручивают сюжет новости, до сих пор крутящейся на языке у каждого уотфордца. Не сговариваясь, мы с мамой тоже замираем, вслушиваясь в голос диктора, сухо и спокойно обсуждающего потрясшую весь город трагедию. "...на мост каждый день приходят десятки людей, чтобы зажечь свечи, оставить игрушки и цветы. Наш телеканал вместе с неравнодушными гражданами выражает соболезнование родственникам погибшей Изабелы Лаундж, трагически скончавшейся после падения в реку с мостового ограждения. Напомним, по предварительным данным, причиной трагедии является случайная неосторожность, а не самоубийство, как предполагалось ранее... Тем не менее, расследование продолжается..." Ком в горле мешает сглотнуть, я опускаю взгляд в свою нетронутую тарелку, уперевшись руками в сиденье стула, и на несколько секунд закрываю глаза, избегая смотреть в телевизор. Когда репортаж сменяется следующей новостью, суета за столом возобновляется. До моих ушей доносится мамин тяжёлый вздох: — Бедные люди. Какая трагедия. Не представляю, каково сейчас Грегу. — Лично я считаю, он сам во всём виноват, — жёстко отрезает папа, разрывая руками хлеб. — Ума не приложу, зачем ему понадобилось скрывать эту странную дочку. Он ведь всегда говорил, что у него трое детей, — когда я впервые услышал о том, что случилось, то был уверен, что погибла старшая дочь. Ну, ты слышала, Роза, да? Как они сказали? "Два раза лечилась в психологической клинике, состояла на учёте в полицейском участке". Грегору надо было не в конспирацию играть, а больше обращать внимание на то, что творится у него перед носом. Умник великий. — Мне казалось, раньше ты был о нём другого мнения, — осуждающе замечаю я, повернув голову. — Я думала, вы достаточно неплохо общались на работе. На лице папы написано суровое неодобрение. Он хмурит брови, занятый своей едой: — Я никогда не говорил, что считаю его хорошим человеком. Я не спорю, всё это вообще в голове не укладывается — потерять ребёнка, разумеется, я ему сочувствую. Просто хочу сказать, что он странный. Вся семья странная. В моём сердце что-то болезненно ёкает. Доев, папа тяжело поднимается со стула, целует маму в щёку, проводит рукой по моей голове и уходит в гостиную смотреть свою любимую передачу. — А как Кор справляется? — мягко спрашивает мама, когда мы остаёмся вдвоём. — Всё это, должно быть, для него ужасно тяжело. Я мгновенно теряю остатки самообладания, едва сдерживаясь, чтобы не уронить слёзы прямо в тарелку. Собрав себя усилием воли, сжимаю руки под столом и киваю головой: — Ему очень плохо, мама. Я не знаю, как ему помочь. Мамины пальцы ласково дотрагиваются до моего плеча: — Ты ведь поддержала его после смерти сестры, да, дорогая? Ещё один удар в грудь. Я прячу взгляд. — На самом деле, нет. Мы не очень хорошо ладили в последнее время, и не думаю, что он хотел бы выслушивать от меня то, что без конца выслушивает от всех остальных. — Тена, но ведь это очень важно! — возражает мама. — Даже если вы плохо расстались, ты всё равно его друг. Я горько вздыхаю про себя. Мама как никто другой знает о моих чувствах Кору, знает, что мы больше не общаемся, знает про мои ошибки, но мне сложно признаться ей в своих страхах. — Не думаю, что ему сейчас нужен такой друг, — признаюсь я, пожав плечами. Она протягивает ладонь и сжимает мою руку. В её глазах — мягкость и непоколебимая материнская уверенность: — Нужен, Тена. Именно такой и нужен. *** — Хорошая игра, Тена! Очень хорошая. На самом деле, мы нечестны к тебе. Должен тебе признаться, парни действительно тебе поддаются, — Чарли, выжав мокрую от пота футболку, ловко подмигивает мне, проходя мимо в мужскую раздевалку. — Я просто умею играть, Чарли. И у меня хорошая команда. — Неплохое утешение для такой безнадёжной красотки. Я чувствую на лице ухмылку, толкая дверь в комнату для девочек. Глупый Чарли почти не умеет проигрывать, но никогда у него не получается делать это с достоинством. — Тена, закрой дверь поплотнее, — Бетси, стоящая ко мне спиной в одном нижнем белье, просит жестом забаррикадировать дверь валяющейся неподалёку шваброй. — Спасибо. Кажется, я только что слышала голос Чарли? Чёртов извращенец, в прошлый раз я застукала его, когда он стоял за дверью и подглядывал за Аникой в замочную скважину, представляешь? Усмехнувшись про себя, я для пущей надёжности затыкаю отверстие для ключа заколкой и иду к умывальнику, чтобы сполоснуть лицо холодной водой. Затем сажусь на скамейку напротив Бетси, повернувшись к ней спиной, и начинаю переодеваться. В раздевалке кроме нас никого: остальные девочки, тренирующиеся по женской программе, по обыкновению ушли домой на десять минут пораньше, а Бетси, вероятно, задержалась, чтобы дождаться Кора. Мой взгляд невольно задерживается на её гибкой точеной фигуре в красивом бельевом комплекте: кружевной розовый бюстгальтер и откровенный кружевной низ, так удачно подчёркивающие её формы и идеальные ноги. Я отвожу взгляд, ощутив слабый укол смутного чувства, и напряжённо уверяю себя, что нет ничего плохого в капле безобидной женской зависти, ведь мне бы просто не хватило смелости надеть что-нибудь столь провокационное. Спустя некоторое время я признаю, что лгу себе. Дело не в дурацком белье и не в модельной внешности. Ведь это для Кора, верно, Бетси? Он уже наблюдал тебя в таком виде или, быть может, как раз сегодня ты надела новое бельё, готовясь сделать первый шаг? Чёрт возьми, неожиданно мне слишком больно об этом думать. — Классные кроссовки, — улыбается Бетси, вырвав меня из тумана вязких, неприятных подозрений. Я поднимаю голову и просовываю её через чёрную футболку, вымучивая из себя благодарный кивок. — Лиф офигенный. — Спасибо, — Бетси крутится на месте, медля минуту, прежде чем наконец надеть сверху школьную рубашку. — От этих антидепрессантов у меня сильно растёт грудь. Пришлось идти вчера с сестрой срочно менять гардероб, — хихикает она. Я собираю спортивную сумку, вскинув бровь так, чтобы Бетси не видела: — Зачем тебе антидепрессанты? Она пожимает плечами, задрав глаза к потолку, как будто я только что поинтересовалась у неё, зачем она дышит. — Экзамены же скоро, Тена! — с нажимом поясняет она. — И до выпускного рукой подать. У нас наступают самые напряжённые времена. Ты как хочешь, а я не хочу выглядеть как на балу, как варёная свёкла. Я уже так давно привыкла считать проблемы Бетси надуманными, что сейчас даже не беру себе за труд вникнуть в её сфантазированные затруднения. Из раздевалки на улицу мы выходим вместе, Бетси без умолку щебечет о бестолковых родителях, не желающих понять, как сильно она нуждается в поездке к друзьям в Америку на каникулах, и о прочих неприятностях богатых людей. Физкультура была последним уроком, так что мы, со спокойной совестью завернув к фургончику с едой неподалёку от спортивного комплекса, покупаем кофе и останавливаемся у бледно-жёлтого хозяйственного здания, прислонившись боком к стене. Бетси достаёт из сумочки сигареты и без опаски затягивается пару раз. — Не боишься, что кто-нибудь увидит? — спрашиваю я, смотря по сторонам в поисках праздношатающихся учителей. Бетси тихо усмехается: — Бога ради, Тена, — сделав глоток обжигающего кофе, она морщится. — Ты опять пацанов уделала? Слышала, как они матерились за дверью. — Что-то вроде того, — невыразительно пожимаю плечами я, наблюдая, как редеет и без того немноголюдная площадка перед школой. Когтистая лапа скребёт по нутру, когда я решаюсь задать вопрос: — Ты Кора ждёшь? Бетси многозначительно вздыхает, отпивая из стаканчика, и бросает сигарету на землю. — Не знаю пока, — она тушит сигарету носком ботинка. — Он сейчас наверстывает пропущенные занятия с тренером Скоттом, у него индивидуальная программа на несколько дней вперёд. Хотя мне кажется, школа специально идёт на это, чтобы ему было проще… Ну, ты понимаешь. — Конечно, — я наклоняю голову, чтобы Бетси не заметила, как участилось моё дыхание. — Он сейчас вообще никакой, — сокрушённо произносит Бетси. — Как у вас с ним дела? Она медлит, прежде чем ответить, и за это время я успеваю раз десять сбить дыхание. Бетси ковыряет стену аккуратным ногтем: — Если честно, Тена, я не понимаю его, — заметив мой удивлённый взгляд, она спешит оправдаться. — Нет, конечно, это всё просто кошмарно, мне и самой нравилась Изабела, она была даже чем-то похожа на меня, ну, как мне кажется, и… блин, всё это правда так ужасно, но… — Бетси делает глубокий вздох перед тем, как решиться на неудобную откровенность. — Вот, Тена, объясни мне, уже месяц прошёл, а он убивается так, как будто каждый день её хоронит — но он знал её всего ничего! Меньше полугода прошло с тех пор, как он вообще узнал, что Изабела существует! Вопреки тому, что когда-то я чувствовала то же самое, что и Бетси, во мне мутным потоком поднимается осуждение: — Бетси, это ведь его сестра. Она закатывает глаза как человек, который раздражается, что его не поняли. — Я знаю, Тена! Но ты ведь сама видишь — он ведёт себя ненормально. Как вдовец, ей-богу. Напрочь из жизни выпал. Даже почти не разговаривает. Мы с Чарли приехали к нему домой с выпивкой, чтобы немного встряхнуть его, так он даже дверь нам не открыл. А пару дней назад мы с ним сидели одни на диванчике в классе для наказаний, и Кор… У него был такой убитый вид! И… ну, я подумала, с этим надо что-то делать, положила руку ему на колено, подсела ближе и стала целовать его. А через пару секунд его чуть не стошнило — он вскочил на ноги, пробормотал извинения и вылетел из комнаты! Стараясь не обращать внимания на обжигающий пожар ревности, я мотаю головой, глядя на свои кроссовки. — Бетси, думаю, ему нужно время. — Тен, да понимаю я, детка, но как много времени ему нужно? Пойми, я же не могу вечно ждать, пока он придёт в себя! Это смешно, но я чувствую себя мячиком, который он то и дело отбивает. Просто я не могу понять… Это его горе… какое-то не совсем адекватное. Честное слово, Тена, когда умерла моя тётя, папа не стал даже свадьбу переносить — через неделю они с мамой преспокойно поженились. Хотя папа был со своей сестрой в очень хороших отношениях и тоже горевал. Тут я уже начинаю серьёзно злиться: — Только полному идиоту может прийти в голову искать адекватность у того, кто только что потерял близкого человека. Если уж на то пошло, Бетси, все мы переживаем по-разному, тебе не приходило в голову? — Ой, да перестань, ты прекрасно понимаешь, о чём я, — отмахивается Бетси. — Ты сама раньше говорила мне, что Кор неправильный, разве не так? Внутри меня всё холодеет. — Я… я имела в виду другое, — я отвожу взгляд. — Мы плохо расстались, я была обижена на него и на эмоциях наговорила всякой ерунды. Однако Бетси оказывается не так-то просто провести: — Да ладно тебе, ты тоже что-то такое в нём заметила, — она пристально смотрит мне в глаза. — Скажешь, нет? Не спорю, он, без сомнения, самый красивый парень в школе, такооой классный, милый и целуется так, что с ним сразу хочется оказаться в постели — уж кому как не тебе знать. — Бетси лениво улыбается, заметив, как вспыхнуло моё лицо. — Но Тен, у него в башке чёрт знает что. Не говори, что ты не думаешь так же. Я не нахожусь с ответом. В отличие от Бетси, я лучше понимаю, что у Кора в голове, и это противоречиво, тяжело и до ужаса пугает. Но всё же не отталкивает меня от него. Незаметно наш разговор плавно уходит в другие темы: Бетси вдруг начинает настойчиво интересоваться, как идут дела у меня со Стивеном, не планирую ли я поступать с ним в один колледж и что мы наденем на выпускной. Наговорив ей сорок бочек арестантов по заранее подготовленным шаблонам, я почти чувствую, что полностью успокоилась, когда из-за угла прямо на нас выходит Кор. На самом деле, я даже не сразу узнаю его. Знакомое лицо пошло пятнами от бега после тренировки, знакомые золотистые волосы непослушно взъерошены на голове, знакомые руки держат лямки закинутого на плечи рюкзака… Но взгляд незнакомый. Всего случайное мгновение мы смотрим друг на друга, но я вижу в этих всегда весёлых серых глазах столько боли и незнакомой взрослой грусти, — и это так сильно ударяет по мне в районе солнечного сплетения, забрав возможность ровно дышать. Он отводит взгляд, но за одну секунду моё сердце успевает пройти путь от холодной рациональной отстранённости до горячей тоски по нему. Боже, Кор… — Может, всё-таки надумаешь прийти сегодня на ужин, зайка? — я едва не забыла о Бетси, стоящей рядом. — Мама с папой будут рады тебя видеть. Давай же, Кор, в одиночку я их не вынесу. Будет торт. И… может, кое-что после. Внезапно ощущая себя лишней, я почти желаю слиться со стеной. Кор нервно разглядывает землю, наклонив голову, и проводит рукой по затылку. — Бетс, наверное, в другой раз. Я не могу сегодня. Прости. Бетси вздыхает с такой усталой безнадёжностью, как будто ничего другого от него и не ждала. — Конечно. Как знаешь. До встречи, детка. Кор кивает ей на прощание, не глядя, и вдруг снова поднимает на меня взгляд. Я застываю. — Привет, Тена, — быстро произносит он, поворачивается и уходит так быстро, что я не успеваю ответить ему хоть что-либо, даже если бы в этот момент не утратила способность говорить. С бешено колотящимся сердцем я провожаю его взглядом до школьных ворот. Когда его яркий рюкзак скрывается из виду, Бетси отлипает от стены, лениво бросив пустой стаканчик из-под кофе на грязную землю. — Наверное, всё-таки придётся с ним расстаться, — без тени эмоций говорит она, и я непонимающе поворачиваюсь к ней лицом, почти уверенная, что мне послышалось. Бетси невесело усмехается, медленно мотая головой. — Возможно, это цинично, но мне кажется, я зря трачу время. Видит Бог, он мне дико нравится, но ничего не выйдет. — Ты не можешь сделать это сейчас! — меня переполняет возмущение. — Ему и без того плохо, а ты хочешь добить его окончательно? Бетси смотрит на меня, как на мелькающую перед лицом мошку: — Тена, это вообще не важно. Ему всё равно. Да и потом, я начинаю думать, что Рэй прав. Всё это слишком похоже на правду. Вероятно, Бетси не чувствует, как замедляется время. Я ощущаю, как по коже ползёт холодок предчувствия чего-то очень нехорошего. — Что… что тебе сказал Рэй? Бетси неуверенно смотрит на меня: — Ты типа не знаешь? — Типа вообще! Бетси! — Блин, да он всей школе растрезвонил, сейчас старшие классы только об этом и судачат. Как ты можешь быть не в курсе? Вы же всегда были такой неразлучной троицей. — Я уже довольно давно не общалась с Рэем, — нехотя признаюсь я, только сейчас осознав этот факт. Бетси вскидывает глаза к небу, а затем громко фыркает. После непродолжительной паузы она перестаёт кривляться и неопределённо вскидывает бровь. — В общем, есть подозрение, что у Кора роман с миссис Тот. Я даже не чувствую, как у меня отвисает челюсть: — Что?! — Ну… Знаешь, их постоянно видят вместе, после школы тоже, и всё такое. Она пришла на похороны. Постоянно выгораживает его — посуди сама, любого другого за его выходки уже давно бы отчислили, а Кору всегда всё с рук сходит. Она постоянно вертится вокруг него, я действительно раньше не замечала, — но как только он перешёл в старшую школу, миссис Тот всегда рядом. Всегда. Он может спокойно схватить её за руку и… Ну, один парень сказал Рэю, что слышал, как на конкурсе Кор сказал миссис Тот что-то вроде: «вы же любите меня». Мне требуется время, чтобы переварить услышанное и отыскать в себе силы заново научиться озвучивать слова, бурным хаосом кружащие в голове: — Бетси, ты ведь понимаешь, что это откровенная брехня?! — Вначале я тоже так думала, ведь на Рэя никто никогда особого внимания не обращал. Но, блин, что-то в этом есть. Помнишь, мистер Слетчер тоже на собрании как-то пошутил про миссис Тот перед Рождественским балом: «полагаю, у вас уже есть кавалер для танцев в этом классе, мэм»? Я мотаю головой, внутренне желая Рэю долгой и мучительной смерти, по меньшей мере, на электрическом стуле. — Мистер Слетчер — мстительный говнюк, который ненавидел Кора с тех самых пор, как в восьмом классе тот случайно ткнул грязной кисточкой в его пиджак. А Рэй просто раздулся от ревности, когда Кор начал дружить с Чарли. Он всегда ему завидовал, но после того, как умерла Изабела и Кор стал у всех на виду, Рэй вообще с катушек слетел. А тут ещё «отлично» Кора по биологии. Он просто больной завистливый сплетник! — Тен, не обижайся, у меня такое чувство, что ты лукавишь. Признайся — ты ведь знала, что старшая сестра Кора, оказывается, тоже встречалась с директором школы? По моему телу проходит ледяная волна. Как он посмел?! Рэй перешёл все мыслимые границы. — Если честно, я плохо помню эту историю, мы тогда ещё маленькими были, — продолжает Бетси. — Но выходит, Кимберли не просто так на последних месяцах обучения ушла из школы. Я даже помню этого мистера Дэвидса — он вёл литературу у старшеклассников, девчонки все туалеты исписали его именем. Получается, кто-то узнал о том, что они встречаются, и им пришлось сбежать. Директор и ученица, Тена. Ты себе это представляешь? Я делаю глубокий вдох, собираясь с правильными мыслями: — Бетси, даже если это так. Всё в прошлом, это не наше дело. Поверь, ты окажешь очень плохую услугу Кору, если позволишь этому всплыть на поверхность. Но как это может быть связано? Разве ты не понимаешь, насколько глупо думать, что раз Ким когда-то полюбила директора, то и у Кора обязательно должно быть так же? Бетси выглядит немного сбитой с толку. Она пожимает плечами, обнимая себя руками: — Конечно, это необязательно, — неуверенно соглашается она, но крохотная морщинка на её переносице подсказывает, что мне не удалось её переубедить. Я падаю духом. Бетси задумчиво накручивает на палец свой золотистый локон. — Просто я уже не знаю, что думать, — отрешённо произносит она. *** Три дня проходят как обычно, и я почти не вспоминаю о разговоре с Бетси, занятая на выходных дополнительными занятиями по математике, не особо желанной встречей с друзьями семьи и тайной подготовкой к папиному Дню рождения. А потом наступает понедельник. Ещё не дойдя до нужного кабинета, я кожей ощущаю, что-то не в порядке. В утреннем воздухе витает угрожающая тишь, редкие школьники сбиваются стайками, негромко перешептываясь в обычно полных народу коридорах. Поддавшись смутному предчувствию, ловлю проходящую мимо Мелани за локоть: — Мелани, ты случайно не знаешь, что происходит? Она странно округляет глаза, мотая головой: — Ой, Тена, лучше не спрашивай. Я сама ни черта не понимаю. Ты, кстати, восьмая в очереди. Не дав мне сориентироваться, она ускользает, и я бреду к своему шкафчику с тревожно барабанящим сердцем, когда вскоре получаю ответ на свои сомнения. При любом раскладе обстоятельств я не смогла бы не обратить внимания на соседний шкафчик, даже если бы не хотела на него смотреть. На всей металлической поверхности шкафчика Кора, уже так привычно обклеенной цветами и сердечками в память об Изабеле, чернеет слегка потёкшая кричащая надпись: «Грязный Отличник» И ниже: «Директорская подстилка» «Дело семейное» Меня сковывает ледяное оцепенение. В сознании больно отпечатывается омерзительный коллаж из гнусных надписей и неприличных рисунков, бросающихся в глаза, как огоньки на рождественской ёлке. Мои руки начинает трясти от ужаса. Ублюдок. Бесчеловечный ублюдок. Бросив школьную сумку на пол, я опускаюсь и начинаю поспешно рыться в её нутре в поисках какого-нибудь фломастера. Отыскав на дне зелёный маркер, поднимаюсь на ноги и начинаю остервенело закрашивать исписанную гадостями поверхность, истово молясь, чтобы Кор не успел увидеть её раньше меня. — Это бесполезно, — с сожалением произносит подошедшая ко мне девушка. Всмотревшись в её лицо, узнаю Лиззи Джойси. — Я уже пыталась это закрасить, но эта мерзость проступает даже через краску из баллончика. Чуть позже я попробую убрать это чёрным акрилом. Удостоверившись, что мои усилия действительно не имеют смысла, я бросаю маркер обратно в сумку, раздосадованно выдохнув: — Почему?.. Почему всё так? — Тебя, наверное, сегодня вызовут на разговор с полицейскими, — внезапно произносит Лиззи. Так, ещё раз... И помедленней. — Что? — Они будут задавать вопросы всем старшеклассникам. Миссис Тот утром отвели в участок. Мне кажется, пол подо мной начинает вращаться. — Погоди, Лиззи. Ты хочешь сказать… — Кто-то написал заявление. Ты знаешь, да? Про Кора и миссис Тот говорят гадости. Но сильно не волнуйся, это всего лишь допрос. Скоро они поймут, что это только грязные слухи, и миссис Тот снова сможет вернуться к должности. — Её отстранили? — я не верю своим ушам. — Временно. Утром передали по громкой связи, что в течение дня полицейские будут вызывать учеников по очереди в учительскую, чтобы задать им несколько вопросов. Я прислоняюсь к стене, сердце стучит с мучительными перебоями. Мне не хватает воздуха. — Лиззи, ты случайно не видела Кора? — Он в учительской. Они уже десять минут его допрашивают. Я закрываю глаза, впервые в жизни чувствуя себя такой беспомощной. *** Урок литературы подходит к концу, а Кор так и не появился. Сидя на первой парте, я оборачиваюсь назад и в который раз за утро испепеляю Рэя ненавистным взглядом, но он смотрит на меня лишь один раз — и его рот растягивается в непривычной гадливой ухмылке. Не могу поверить, что вижу это. Не могу поверить, что он оказался на такое способен. Не могу поверить, что доверяла ему даже такое, что не могла доверить Кору. Я считала Рэя близким человеком, другом, почти братом… Мы через столько всего прошли вместе, мы были практически как маленькая семья — со своими шутками, ссорами и неизменными примирениями. Мы знали вкусы друг друга, любимую еду, страхи и привычки, у нас были «свои» места в городе, "свои" песни, свой тайный язык. Я не понимаю... Ведь Рэй обожал Кора, чёрт возьми, поначалу даже ко мне ревновал... Кто мог знать, что всё разрушится в один момент — как будто клей, которым мы были склеены, вдруг оказался подделкой? Внезапно я понимаю, что его предательство по отношению к Кору ранит меня сильнее, чем если бы он предал меня. На мою парту приземляется скомканная записка. Развернув её, различаю неряшливый почерк Чарли: «Предлагаю замочить эту очкастую гниду в туалете на большой перемене». И ниже постскриптум чужим почерком: «Клянусь, Тена, я не имею к этому никакого отношения. Я никому ничего не говорила. Бетси» Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на ребят, и вижу, что Чарли зол как чёрт. Он тычет пальцами в сторону Рэя, а затем медленным жестом убедительно перерезает себе горло. — Чарльз, выйдите к доске, пожалуйста! — произносит учитель. — Смотрю, вы сильно перевозбудились от безделья. Похоже, настало время проверить домашнее задание. Прошу, вперёд! Расскажите мне о книге «О мышах и людях», которую я задал прочесть к сегодняшнему дню. — Мышь тут только одна, — багровея, Чарли встаёт из-за парты. Проходя мимо Рэя, он не удерживается и отвешивает ему увесистый подзатыльник, так что Рэй едва не стукается носом о парту. — Выйдите из кабинета, Чарли! — вмешивается учитель. — Скорее. — Я не закончил с тобой, слышишь, Билберт? — Чарли угрожающе нависает над Рэем. — Чарльз, прошу вас немедленно покинуть класс! Это последнее предупреждение. Наконец внутри бушующего Чарли благоразумие берёт верх над всплеском тестостерона, и он выходит из кабинета, всем своим видом выражая крайнее нежелание подчиняться школьным правилам. Я смотрю ему в спину, переполняясь тёплой признательностью нашему рыжему болвану с его непомерно раздутым самомнением и огромным преданным сердцем. Я перевожу взгляд на Рэя. Склонив голову, он потирает затылок, а затем выпрямляется, поправляя очки, и строго смотрит прямо перед собой. Не без ехидного злорадства отмечаю, что спеси у него явно поубавилось. Проходит ещё несколько минут, Рика вызывают к доске вместо Чарли, и вскоре класс расслабляется, вполуха слушая вялый пересказ, когда в кабинет стремительно заходит Кор. Он останавливается в дверях всего на мгновение — но и этого достаточно, чтобы всем сразу стало ясно, что он пришёл сюда не ради литературы. Его взгляд моментально находит Рэя, и в этот момент мне становится действительно страшно, потому что никогда в жизни я не видела Кора таким злым. Раздражённым — о, конечно. Разгневанным — сотни раз. Холерически взбешённым, когда Чарли поцеловал Изабелу, — несомненно, тогда Кор был очень-очень зол. Однако это были эмоции. Сейчас в ледяном взгляде Кора — концентрированная, холодная, всепоглощающая ненависть, и я не уверена, что когда-нибудь Рэя напугает в жизни что-то больше, чем его глаза. Никто не успевает и рта раскрыть, как Кор стрелой проносится вперёд, наступая прямо на Рэя, перелезает через парту, хватает его за плечи и с грохотом валит вниз. Все вскакивают со своих мест, пытаясь толпой пробиться к Кору, цепко схватившего Рэя с твёрдым намерением убить. Я не сразу осознаю, что в начавшемся многоголосии нестройных криков мой — самый громкий. Это заканчивается быстро — парней разнимают, Кора оттаскивают в сторону. Рэй, шатаясь, валится обратно на стул, прижимая руки к окровавленному лицу. Не знаю, что именно у него разбито, но моё сочувствие к нему изрядно уменьшилось. — Такое поведение недопустимо в школе, мистер Лаундж! — голосит учитель, пытаясь перекричать взбудораженных одноклассников. — Прошу вас немедленно выйти из класса! Мы разберём эту ситуацию позже с руководством. Лицо Кора красное, волосы падают ему на лоб, в мышцах бушует ярость, он всё ещё на взводе, задыхается, глотая воздух, но не сводит с Рэя глаз. Рэй не осмеливается поднять голову, пряча лицо в раскрытых ладонях. Кор одним рывком сбрасывает с себя чужие руки. Внезапно его глаза останавливаются на мне, пригвождая к полу этим новым, убийственным выражением: — И ты тоже с ним заодно? Голос. Этот новый голос, чужой, неумолимый, такой чудовищно мощный, лишённый прежнего тепла и доброты... Просто невероятно, что мой собственный голос звучит ровно: — Нет, Кор, я в этом не участвую, — тихо отвечаю ему я. Что-то мелькает в его глазах, прежде чем он подбирает с пола упавшую сумку и выходит из класса с той же внезапностью, с которой появился. Урок безнадёжно сорван, и нас отпускают на перемену. Я выхожу в коридор, напряжённо всматриваясь в самые дальние его ответвления, но тщетно. Меня окружает смешанный хор чужих обсуждений и возгласов, хаотичный поток одноклассников уносится вниз по лестнице, я оказываюсь одна в коридоре и вскоре ловлю себя на мысли, что Рэй остался в классе. Внезапно я понимаю, почему Кор на самом деле так разозлился на него. История с миссис Тот не значит почти ничего — всего лишь временная трудность, недоразумение, которое устранят время и правда. Я почти уверена, что Кор смог бы простить его за это. Но не за Ким. Не за подлую низость от друга, который оказался недостоин этой дружбы, разрушив целостность тайны, на которой держалась спокойная жизнь Кимберли Лаундж. Передо мной снова возникает последний взгляд Кора, мелькнувшая и снова загнанная тень в его глазах, которую я поначалу не смогла определить, когда ответила на его настойчивый вопрос. Теперь я знаю, что это было. Болезненное облегчение. *** Дверь в мужской туалет оказывается подперта изнутри щёткой для пола, однако мне не составляет труда выломать ручку, держащуюся на остатках чьей-то потерянной мужественности. Распахнув дверь, я сразу же прикрываю её за собой и без лишних церемоний направляюсь к склонившемуся над умывальником Рэю. Вода, стекающая с его пальцев в грязный водосток, окрашена кровью, розоватые капли стекают на белый кафельный пол. Вскинув на меня лицо, Рэй недружелюбно морщится в отражении зеркала: — А ты что здесь забыла? Я вскидываю брови: — Хозяйственная щётка — серьёзно? Ты боишься, что Кор найдёт тебя здесь и докончит? Это слишком трусливо даже для тебя, Рэй. Он раздражённо наклоняет голову, снова споласкивая лицо водой: — Тена, сделай одолжение — оставь меня в покое. Через зеркало я вижу, что у Рэя кровоточит нос и разбита верхняя губа. Левая дужка очков сломана. Со странной для себя жестокостью отмечаю, что мне не хочется, чтобы он отделался лишь этими временными отметинами. — Может, поговорим наконец? — не выдерживаю я. Он медлит, намеренно выводя меня из себя своей неохотной вынужденностью обращать внимание на мой требовательный тон. Наконец, утерев лицо свитером, он выпрямляется и достаточно долго и спокойно смотрит мне в глаза, так, словно в обстоятельствах, которыми объясняется моё присутствие в этом месте, нет ничего необычного. — Тена, нам необязательно враждовать, — устало говорит он. — Мы с тобой не ссорились. — Ты рехнулся, Рэй? То есть, ты хочешь сказать, что между нами ещё может быть что-то нормальное после того, что ты сделал? Может быть дружба?! — Тен, не начинай... У меня на глаза наворачиваются слёзы: — Рэй, как ты мог?.. — Тена, он заслужил это, — взгляд Рэя становится острым, колючим. — Не понимаю, почему ты до сих пор его защищаешь. Он обошёлся с нами, как с использованными носовыми платочками — выбросил в мусорное ведро и купил себе новую пачку подороже. Тебя он заменил шлюхой Зингер, а меня — Чарли. Я мотаю головой, не веря своим ушам. — Ему надо было привлечь к себе внимание — он вошёл в крутую тусовку, о'кей. Надо было больше внимания — придумал идиотскую любовь к сестре. Ещё больше внимания — довёл эту душевнобольную до самоубийства и теперь убивается у всех на виду и величественно скорбит, а вся школа сейчас должна ему, видимо, алтарь построить и молиться на этого великого страдальца... — Боже, что ты несёшь... — Тена, ему никто не нужен. Ему нужно, чтобы о нём постоянно говорили. Какой крутой у нас Кор. В классе лучший по предметам. Ой, уже не лучший, но зато с учителями классно ругается. Только друзья у него неклёвые. Ой, теперь клёвые, уже лучше. А что у него с Теной? А что у него с Изабелой? А почему он пропускает занятия? А откуда у него синяки? А почему он всё время торчит у миссис Тот? Ой, у Кора случилось горе, слышали? Его показывают по новостям. Какой бедняжка, какой несчастный! — Ты закончил? Рэй замолкает, переводя дыхание. Его лицо пошло пятнами от напряжения. Готова поспорить — моё сейчас белое, как этот умывальник. — Я бы сейчас многое отдала за то, чтобы ты услышал себя со стороны, — мне с трудом удаётся смотреть на Рэя сквозь туман ярости. — Возможно, тогда ты бы тоже захотел вырвать твой язык. Поздравляю, ты достиг дна. Я ужасно разочарована в тебе, Рэй. Убедившись, что моя преданность ему испарилась без остатка, Рэй расправляет плечи, вскинув подбородок: — Я тоже в тебе разочарован. Ты как побитая собачонка, плетёшься за своим любимым Кором даже после того, как тебе дали пинок под зад. — Что ж... Я глубоко выдыхаю, закатав рукава, и с большим удовольствием на практике демонстрирую этому любителю ревнивых драм, какой классный трёхочковый может забить разгневанная побитая собачонка в грязную раковину его головой. *** Так странно снова оказаться на этом крыльце. И так волнительно. Я переступаю с ноги на ногу, всматриваясь в светящееся окно пустой прихожей, гадая, принесёт ли пользу этому дому мой визит. Я не намеревалась заходить: мои дополнительные занятия с мистером Эрджем закончились в четыре часа, и я задержалась в школе дольше остальных, поэтому не имела возможности идти до автобуса вместе с Мелани, как делала уже несколько недель. Вместо этого ноги сами понесли меня по знакомому маршруту в другую сторону. С тех пор, как я была здесь в последний раз, фасад дома успел значительно измениться: стены перекрашены в более спокойный, бежевый цвет; отремонтировано вечно сломанное окно рядом с гаражом, чью левую створку всё время перекашивало от постоянных упражнений Кора с футбольным мячом; с левой стороны от крыльца появился симпатичный собачий домик. Я опускаю взгляд вниз, на свои слегка дрожащие руки, и убеждаю себя, что отступать, не попробовав рискнуть, будет глупо. Мой палец плавно нажимает на дверной звонок. Странно, но я не слышу лай Макса... Спустя полминуты дверь открывается, и я вижу растрёпанную Алию в испачканной тестом хлопковой тунике и спортивных штанах. Выражение настороженности на её лице в считанные секунды сменяется ликованием: — ТЕНА! — она кидается мне на плечи, обхватив меня повыше рёбер, и я обнимаю эту смешную девочку в ответ. — Ну наконец-то! Я по тебе очень-очень скучала! — Я по тебе тоже, маленькая бандитка. Как у тебя дела? Не дав мне прийти в себя, Алия хватает меня за руки и тащит в дом. — Идём, идём, я покажу тебе свою новую игровую комнату! — восторженно заявляет она. — И у Кора теперь тоже новая спальня! Мы делали ремонт, столько нового всего — закачаешься! Только тихо, Кор спит в гостиной, — Алия прикладывает палец к губам. — Хорошо. Дай мне раздеться, прошу, — умоляю я. Алия нетерпеливо ждёт, пока я повешу пальто на вешалку и поправлю перед зеркалом примявшуюся школьную юбку. Я мельком замечаю в отражении, что волосы у Алии подстрижены довольно странно: пряди заметно разной длины — и это явно не задуманный мастером каскад, — а непослушная густая чёлка отстрижена и того кустарнее. Словно прочитав мои мысли, Алия выдаёт: — Тебе нравится, как я научилась стричься по интернету? — и гордо демонстрирует мне катастрофические результаты своих парикмахерских экспериментов. Я поворачиваюсь, уперев руки в бока, и долго разглядываю этот цирюльничий кошмар, обдумывая в голове правильные слова, чтобы не оказаться тем самым бесчеловечным «каждым», который может обидеть художника. — Знаешь, думаю, в следующий раз мы могли бы сходить в салон вместе. Мне бы тоже не помешало слегка подстричь кончики. — Здорово! Я ещё никогда не была в салоне! Я улыбаюсь: — Вот и отлично. Следующие полчаса превращаются в насильственно-принудительную экскурсию по отремонтированным помещениям дома. Меня тянут на чердак, в бывшую комнату Кора, дают в руки безглазого монстра по имени «Малышка Поппи», заставляют пить воображаемый чай из воображаемого чайника и следить, чтобы Малышка Поппи не наблевала на стол от воображаемого переедания. Затем я каким-то гипнотическим образом лишаюсь карманных расходов на неделю вперёд, проиграв Алии в наинелепейшей и простейшей, как мне казалось, карточной партии. К шести часам мы наконец оказываемся на кухне, где Алия угощает меня настоящим чаем и на удивление чертовски вкусным кексом собственного приготовления. Когда я спрашиваю рецепт, она прямо-таки сияет от гордости. — Я очень хочу испечь ещё один на этой неделе и отнести папе в больницу, чтобы он быстрее поправился, — с надеждой произносит она. — Хотя они с Кором вечно плюются и хватаются за животы, когда я что-нибудь пеку, но миссис Бриджит сказала, что я делаю успехи. Я перестаю есть, чувствуя, как тело медленно сковывает волна напряжения. Тревожно взглянув на Алию, я осторожно переспрашиваю, до последнего надеясь, что реальная причина гораздо менее тревожная, чем мои опасения: — Ваш папа в больнице? — Угу, — кивает Алия, ковыряя ссадину на пальце. — Уже пять дней. У него болит сердце. Ну, не в смысле, что он тоскует по любимой женщине, а на самом деле болит. Я забыла, как это называется. Когда умерла Изабела, он сильно переживал и заболел, так говорит доктор. Папе пока нужен отдых. Кор ходит к нему каждый день. Он пообещал, что возьмёт меня с собой на этой неделе, я уже не могу дождаться. На самом деле, я думаю, хорошо, что папа сейчас в больнице. Если бы он узнал, что Макс потерялся, ему бы стало ещё хуже. — Макс?.. Потерялся? — Кор его случайно выпустил, не запер как следует входную дверь, а днём дома никого не было, и он сбежал! — Алия размахивает руками. — Три дня уже не приходит. Бедненький Макарон, надеюсь, с ним всё хорошо. Может, он устал от нас и нашёл себе новую семью? Нормальную, где смеются и любят ронять на пол вкусные косточки? Я пододвигаюсь поближе и легонько тереблю Алию за щёчку. — Выше нос, малышка, — я старательно улыбаюсь, надеясь, что это выглядит уверенно. — Наверное, он просто нашёл себе новых собачьих друзей в парке и забыл про время. Макс нагуляется и придёт домой, я в этом не сомневаюсь. Хочешь, я помогу распечатать и расклеить объявления? Можем поискать его вместе. Алия прижимается ко мне, благодарно кивая. — Хорошо. Заберёшь меня завтра после школы? Сразу пойдём печатать объявления. — Обязательно. Я прижимаю Алию к своему плечу, с парализующим ужасом думая, какие кошмарные вещи с ними случились, а я об этом не знала и стояла в стороне. Мистер Лаундж лежит в больнице, Макс сбежал, а Кор с Алией остались наедине с огромным клубком проблем, включающих помимо прочего бытовые хлопоты, незавершённое полицейское разбирательство, давление окружающих и — чёрт, Рэй, как это низко — школьный скандал. Не могу представить, что чувствует сейчас Кор. Алия поднимает на меня взгляд: — Тена, поможешь мне с одним упражнением по французскому? — Конечно. Сделав с Алией уроки, я помогаю ей навести порядок у себя в комнате, с максимальным тактом уговариваю её дать мне чуточку подровнять парикмахерский шедевр у неё на голове, а затем делаю уборку на кухне и в других комнатах. Проходя мимо гостиной, я вижу безмятежно спящего на диване Кора, и моё сердце сжимается от боли, как пружина. — Он теперь каждый день спит днём, — говорит Алия шёпотом. — По ночам занимается, после школы идёт в больницу, а потом приходит домой и спит. Говорит, так удобнее. Я рассеянно смотрю на его руки, выступающие из-под тонкого пледа. — Можно я тихонько посижу рядом с ним немного? Алия закидывает в рот горсть мармеладок: — Лучше не тихонько. Лучше ударь его подушкой, он обещал, что до вечера успеет нарисовать мне птицу для завтрашнего урока английского. Ладно, я пойду наверх, Малышке Поппи надо дать лекарство от поноса. Если что, зови. Когда шаги Алии затихают на чердаке, я осторожно ступаю в гостиную, подхожу к спящему Кору и опускаюсь рядом на ковёр. Его дыхание медленное и глубокое. Лицо спокойное, расслабленное, кажется, что уголки губ застыли в недовершённой улыбке. Я вытягиваю руку и аккуратно провожу пальцами по его мягким волосам. От прикосновения к нему что-то в моей груди отзывается сладостным спазмом. Как я могу не любить его? Пускай он относится ко мне далеко не так, как мне наивно мечталось, Кор всегда был мне самым родным и близким после родителей. Вдруг я понимаю, что для меня не имеет большого значения, как он относился к Изабеле — он полюбил девушку и потерял её: разве я могу осуждать его за то, что он чувствует, будь это хоть сто раз неправильно? Я думаю о том, что бы почувствовала, если бы в моей жизни не стало Кора. Потеряв его, наверное, я бы стала тенью, растушёванным пятном, потерявшим цвет и жизнь. От одной мысли, что Кор исчезнет, мои внутренности протыкают сотни длинных тупых игл. Внезапно всё кажется неважным и очень простым. Моя глупая ревность к нему, бессмысленные переживания, мечты однажды услышать от него три заветных слова — всё так просто и так несущественно. Важно лишь, что он рядом. И я буду рядом с тобой, пока буду тебе нужна. Убрав руку, я осторожно целую Кора в макушку, поднимаюсь и тихо выхожу из дома.