Ангел за партой

Открыв один глаз, вижу неполную деревянную ножку журнального столика и задаюсь вопросом, когда успел вытереть грязь на ковре и забыть об этом. Медленно сев на диване, смотрю на часы, показывающие без четверти девять. За окном непроглядная темнота разрежается слабыми бликами фонарей, в комнате неясная полутьма, комфортная глазу после нескольких часов дневного сна. Включив напольный светильник рядом с диваном, я оглядываю гостиную, где так убрано и чисто не было с тех пор, как мама переехала в другой город. Заметив включённый свет, Алия забредает ко мне с кружкой чая в руках и застывает в дверях. — Проснулся наконец! — она взмахивает одной рукой, проливая чай себе на ноги и вертится на месте, создавая вокруг себя ещё больший беспорядок. Проиграв в неравной битве с липким паркетом, Алия ставит кружку на пол, подбегает и плюхается на кресло напротив меня. — Птицу давай рисуй, ты обещал! — Разве? — Ну да. У тебя, наверное, из головы вылетело. — С головой у меня всё в порядке, в отличие от тебя. Что ты со своими волосами сделала, Алия? Она крутит во все стороны своей жутко обрезанной шевелюрой: — Ты ничего не понимаешь. Тене, вот, понравилось, между прочим, она помогла мне немного подровнять стрижку, а остальное я всё сама сделала, по самоучителю. На «ютубе» вообще куча всего полезного, чуть попозже я хочу попробовать выбрить себе виски… У меня голова идёт кругом от обилия странной информации в её вдохновлённом лепете, поэтому я мотаю головой и переспрашиваю, уверенный, что ослышался: — Тена? Ты сказала, Тена помогла тебя подстричь? Она была здесь? Алия косо смотрит на меня с кривой улыбкой: — Да-а-а-а… — хитро протягивает она. — Она пришла, поиграла со мной и даже приготовила нам рыбу на ужин, я оставила тебе немного в холодильнике. Пару секунд я гляжу на Алию в полнейшем замешательстве, убеждая себя, что младшая сестра просто меня разыгрывает, причём не самым правдоподобным способом. Я откидываюсь назад на диванную подушку и гляжу в потолок: — Ага, конечно. Ещё скажи, что это она прибрала наш дом. — Так и есть! Она, наверное, изначально к тебе приходила, но ты же дрых, как конь! — Тена сюда не приходила, — упрямо заявляю я. — А вот и приходила! Думаешь, я вру? — Как бесстыжая обманщица. Думаешь, это очень смешно? — это странно, но я почему-то начинаю злиться. — Но я не обманываю! Она правда приходила к нам домой! Сегодня днём. Я показала ей дом, мы пошли на чердак, и я даже обыграла её в карты, вот, смотри! — с этими словами Алия лезет в карман и протягивает мне скрученные в аккуратный рулончик купюры. Я поворачиваю голову и с сомнением смотрю на слишком крупный для Алии недельный финансовый доход, и в голове у меня рождаются не самые лучшие предположения. — Ты взяла эти деньги у Тены, Алия? — Ну наконец-то! — радуется она. — Дошло? Я выхватываю выигрыш у Алии из рук, рывком сев так, чтобы оказаться прямо напротив неё, и строго смотрю ей в глаза. — Эй, отдай! — возмущается она. — Нельзя просто отнимать у людей деньги, обманывая их в карты, даже если это твои знакомые, поняла? Как ты можешь вообще? — Я выиграла их в карты, если ты не расслышал, болван! Это моя награда! Отдай! — Это всего лишь дурацкая карточная игра, Алия. Я запрещаю тебе играть на деньги. Это было в последний раз, ясно тебе? Её лицо становится красным от гнева, Алия вскакивает, сверля меня глазами: — Хватит командовать! Ты мне не папа! Думаешь, раз папа умрёт, ты займёшь его место, да? Эти слова режут грудную клетку, как лезвия сырорезки. Мой голос звучит словно сквозь слой туманного облака: — Алия, папа не умрёт. Она стоит напротив меня с руками, скрещёнными на груди, и её поза доказывает мне, что я больше не убедителен. — Я тебе не верю, — говорит Алия, прежде чем выбежать из комнаты. *** «Пропала собака. Макс, немецкая овчарка, 4,5 года. Отзывается на кличку Макарон. Любит теннисные мячи. На ошейнике адрес и мои контакты. Пропал во вторник, ориентировочно в 9.00-10.00 a.m. Если Вы видели похожую собаку, пожалуйста, позвоните по указанному ниже телефону. Буду признателен за любую информацию. Корин Лаундж, дом 38» Ещё один фонарный столб. Осталось двенадцать листов, двадцать четыре полоски скотча и зияющая дыра в груди. С тяжёлым сердцем я обхожу весь район, расклеивая объявления о пропаже, и каждый раз, как с какой-нибудь вертикальной поверхности на меня смотрит морда Макса, меня всё больше засасывает в гнетущую безысходность. Прошло четыре дня… Что могло произойти с ним за четыре дня? Что угодно. Мог выбежать на шоссе и попасть под машину, его могли отловить парни из службы контроля за бездомными животными, он мог заблудиться в лесу или набрести на агрессивную стаю бездомных собак, которые любого чужака принимают за смертельную угрозу. Он мог погибнуть, покалечиться, над ним могли поиздеваться жестокие подростки, он, может быть, лежит сейчас где-нибудь на обочине, окровавленный и бездыханный… Макс… Макс смотрит на меня, радостно высунув язык, с последнего наклеенного на столб объявления, и внезапно я понимаю, что не выдерживаю. Это край. Изабела умерла, папа, возможно, тоже долго не протянет, кругом мрак, сплошной мрак, и Макс, мой верный Макс, на которого я в последние несколько месяцев почти не обращал внимания, теперь тоже пропал, и я почти уверен, что с ним случилось что-то плохое… Губы колет дрожь, но я больше не пытаюсь сдержаться. Повернувшись спиной к столбу, я сажусь на асфальт, уронив голову на колени и обхватив себя руками, и меня сотрясает беззвучный плач. Я не позволял себе плакать с похорон Изабелы, но сегодня я не могу контролировать всепоглощающее отчаяние, которое затягивает меня в холодную, глубокую, пустую черноту. Это из-за меня он сбежал. Это я не проверил, закрыта ли дверь… Прости. Прости, Изабела, я был тебе хреновым братом. Папа, и сыном я тоже был хреновым. Слух невнятно различает чьи-то шаги неподалёку, которые становятся всё более и более мягкими и вскоре затихают где-то совсем рядом. Я не поднимаю голову, мне всё равно. Кто-то плавно опускается на землю рядом со мной, и я вдруг явственно слышу девчачий голос: — Вставай, Кор, тут слишком холодно. Было что-то утверждающее в этом голосе, что-то из прошлой, нормальной жизни, и я позволяю себе принять эту помощь. Неловко приподнявшись, я утираю лицо рукавом пальто и смотрю на Лиззи. Странно, но она изменилась. Не в плане внешности, а в том, как серьёзно держится, учитывая, что в прошлом её поведение сразу же наталкивало на мысль о проблемах с головой. Даже взгляд её поменялся: вместо извечного обожания в нём теперь внимательная и вдумчивая деликатность. — Прости, — мотаю головой, ощущая стыд за свою слабость, и наскоро утираю влажные щёки. Лиззи осторожно касается моего плеча: — Тебе не за что извиняться. Любой бы на твоём месте чувствовал то же самое. — Спасибо, Лиззи. Она неуверенно смотрит на меня какое-то время, а затем принимает решение. — Пойдём ко мне домой, Кор. — Произносит она. — Мне нужно тебе кое-что сказать. Не думаю, что это очень важно, но ты должен знать. Впервые в жизни я вскидываю на Лиззи серьёзный взгляд. На кухне у Джойси я был сотни раз, ещё в те славные времена, когда мы с Беном любили заряжать водные пистолеты, стрелять в прохожих и убегать прятаться в дом. С тех пор прошло много лет, а кухня всё та же: ажурное кружево вместо занавесок, мебель бирюзового цвета и много света, льющегося из всегда отмытых до блеска окон. Лиззи ставит передо мной чашку и наливает чай из небольшого симпатичного чайничка. — Спасибо, — благодарю я, когда она садится на стул рядом со мной. Лиззи дружелюбно кивает, быстро уронив взгляд на свои руки, держащие чашку, и выглядит очень напряжённой. — А где Бен? — интересуюсь я, больше из вежливости и желания встряхнуть её, чем из искреннего интереса. — Он ещё в школе. А родители в автосервисе. У нас есть минут двадцать, думаю, — Лиззи делает глубокий вдох, продолжая глядеть в стол. — В общем, не знаю, как сказать, поэтому лучше скажу, как есть, — она поднимает на меня глаза. — Кор, всё это время ты мог думать, что я помешанная, но это не так. Я не влюблена в тебя. То есть, ты на самом деле очень хороший парень, но я тобой не озабочена. Я притворялась, потому что так проще было за тобой присматривать. Я явно что-то неправильно понял: — Ты сказала, присматривать, Лиззи? — Да, Кор. Меня просила об этом Изабела. Её имя, произнесённое вслух, да ещё и звучащее в столь неестественной для него обстановке, стягивает мою грудную клетку раскалённой железной клешнёй. Стены вдруг начинают сжимать комнату до размеров крохотного чулана. Возвращается паника. Я чувствую, что задыхаюсь. Лиззи осторожно кладёт ладонь поверх моей руки. — Тебе нехорошо? Может, лучше в другой раз? — Нет, — я вскидываю голову, придя в себя. — Пожалуйста, объясни, что всё это значит. Лиззи прячет руки под столом и делает глубокий вход, прежде чем начать. — В общем, ты, должно быть, хочешь знать, откуда я знаю Изабелу и были ли мы подругами. Нет, наверное, не были. По крайней мере, один раз мы сильно поссорились, и я решила, что с меня хватит. Изабела нашла меня в соцсетях и предложила встретиться в кафе. Мы познакомились, она сказала, что знает о том, что я живу по соседству с вами, и спросила, может ли мне доверять, — я сказала, что может. Тогда она всё мне рассказала: что мистер Лаундж её отец, что он всю жизнь скрывает её, что он запрещает ей приближаться к вашему дому, но она очень хочет знать, как вы живёте. Она сказала, что не просит о многом, всего лишь приглядывать за тобой и время от времени рассказывать ей, что происходит у тебя в жизни, ведь для меня это проще простого. Это и вправду было несложно, и я согласилась. Я видела, как это было важно для неё. Ну…. мы решили, что мне будет проще прикинуться влюблённой дурочкой, и тогда я могла бы ловить тебя на улице и приставать с глупыми вопросами. Если я узнавала что-то новое о тебе, писала ей в сообщении или на почту. Ничего такого, Кор, просто разные безобидные вещи, вроде «Сегодня он пришёл домой с друзьями» или «К ним приехали гости, он кажется раздражённым». Меня это даже смешило поначалу, всё это было похоже на азартную игру… Честно слово, Кор, я чувствовала себя настоящей шпионкой, сейчас мне так стыдно, когда я вспоминаю об этом. Прости, это вправду было очень глупо. Переведя дух, Лиззи продолжает: — Всё было хорошо, пока я не узнала, что родители переводят меня в твою школу. Когда я поделилась этим с Изабелой, я не ожидала, что она вдруг так оживится и станет наседать на меня. Она хотела, чтобы я выслеживала тебя на каждой перемене и писала ей, с кем ты разговариваешь в коридорах или на школьном дворе. Я почувствовала, что это уже перебор. Один раз мы встретились в кафе, и я взбунтовалась, на что Изабела начала угрожать мне, что расскажет о моих слежках родителям. Тогда мы разругались, и я ушла. Она осталась в кафе, а я шла и думала, какая же она стерва. Я знала, что она скоро собирается встретиться с отцом в том же кафе, поэтому взяла телефон и… Кор, прости, знаю, но я была слишком зла на неё… В общем, я написала тебе. Чтобы ты приехал и увидел, с кем разговаривает твой отец. Прости меня, Кор, если бы я знала, чем всё закончится, я бы никогда этого не сделала. Возможно, до сих пор бы доносила на тебя Изабеле, а ты бы даже не подозревал об этом… В сознании головокружительным вихрем проносится ворох мыслей. Я вспоминаю то сообщение от незнакомого номера и чувствую, как недостающие кусочки давно забытой головоломки плавно встают на свои места. Я делаю над собой усилие, чтобы задать вопрос: — Ты… ты знаешь, что было после? Лиззи кивает в стол: — Она мне сама рассказала. Позвонила вечером. Знаешь, я никогда не слышала, чтобы она была такой счастливой. Разумеется, она даже не заподозрила, что я сделала, — Изабела решила, что ты случайно оказался в том кафе. Она говорила о тебе целых два часа, и знаешь, Кор, тогда я впервые заподозрила, что Изабела влюблена в тебя. Но потом, разумеется, я подумала, что это бред. Как кому-то может прийти в голову влюбиться в старшего брата? Когда я думаю, могу ли испытывать нечто подобное к Бену, меня передёргивает от отвращения. В общем, я была уверена, что ничего ужасного не происходит. Изабела просто странная. Мы снова помирились, и теперь я приглядывала за тобой в школе, а особенно её интересовала Тена, и я не сразу заметила, что Изабела из кожи вон лезет, стоит зайти речи о ней. Знаешь, она страшно ревновала. Но потом… она вдруг пропала. Перестала отвечать на мои сообщения, не брала трубку, и я поначалу заволновалась, а потом почему-то вздохнула с облегчением. С ней было тяжело, Кор. Иногда я её просто ненавидела и не понимала, почему согласилась ей помогать. Меня даже тошнило от всего этого, было стыдно перед тобой. Лиззи всхлипывает, глядя в стол. — Прости, Кор, это всё из-за меня! Если бы я тогда не написала это проклятое сообщение, она бы сейчас была жива… Когда я по новостям увидела, чуть сама не умерла. Я осторожно беру Лиззи за руку. — Нет-нет-нет, Лиззи, всё не так. Ты ни в чём не виновата. Это я допустил ошибку. Я не виню тебя и не держу на тебя зла. Спасибо за то, что рассказала мне всё это. — Мне так жаль, Кор… — Я знаю. Мне тоже. — Одно я знаю точно, — Лиззи выпрямляется, убрав руку, и делает над собой усилие, чтобы посмотреть на меня прямо. — Кто бы там что ни говорил, я знаю, это было не самоубийство. У меня перехватывает дыхание. — Она слишком сильно любила тебя, — кивает Лиззи, глядя в окно. *** Всю следующую неделю ситуация с Теной продолжается: она приходит днём, пока я сплю, незаметно приводит наш дом в первозданный вид, готовит еду, играет с Алией и ускальзывает, как песок сквозь пальцы, стоит мне открыть глаза. Её самоотверженная забота зарождает во мне слабую надежду на мир между нами, но в присутствии Тены я вдруг начинаю ощущать блокирующее чувство вины, троекратно усиленное после того, как я накричал на неё при всех одноклассниках. Моя непонятная тоска по ней превратилась в бесконтрольное неутихающее желание снова услышать её голос. Но Тена даже не смотрит в мою сторону. Я пытаюсь поймать её в школе, но и там она всегда садится в дальний от меня конец класса, а после звонка исчезает, растворяясь в толпе школьников. И так каждый день. Кое-что возвращается на свои места: миссис Тот вернулась в школу, реабилитировавшись после всё ещё не стихающих сплетен; кресло школьного завуча занял местный психопат, преподающий литературу, и отныне меня наказывают по всей строгости школьных законов, чему я, к своему удивлению, чрезвычайно рад. За драку с Рэем я отбываю наказание до сих пор, и мне впервые кажется это простым и правильным — отвечать за свои поступки. Я снял свою корону, мистер Слетчер, вы были правы — она действительно слишком сильно давила на голову. — Корин, — миссис Тот окликает меня в коридоре, стоя в дверях своего кабинета в новом ярко-красном костюме. — Да? — Подойди. Подтянув лямки рюкзака, я направляюсь к ней. На этот раз она не приглашает меня в свой кабинет, словно давая всем понять, что она ничего не боится. Её взгляд направлен куда-то сквозь меня. Пальцы, крутящие квадратный листок с визиткой, демонстрируют воинственный бордовый маникюр. — Мистер Стивенс, член жюри на конкурсе, просил тебе передать, — с этими словами она вручает мне аккуратную визитку. Я переворачиваю листок и вижу адрес дизайнерского агентства. — Возможно, ты его помнишь, он расспрашивал тебя о картине. Видимо, ты ему понравился, несмотря на то, как отчаянно старался провалиться. — Миссис Тот делает вдох, едва заметно понизив голос. — Позвони ему. У него хорошие связи в художественных колледжах, он может помочь устроить тебя. А потом возьмёт к себе на работу. Разумеется, при условии, что ты не будешь открывать двери его кабинета пинком. Я смотрю на директрису, испытывая к ней прилив почти что родственной признательности. — Миссис Тот, вы ведь сами его об этом попросили, верно? Она пару раз раздражённо моргает, опустив взгляд в пол, её щёки покрывает едва заметный румянец. — Что ещё за вздор? При всём твоё упрямстве и склонности к разгильдяйству, у тебя есть талант. Он это заметил и решил, что из тебя выйдет толк. Это всего лишь ещё одна возможность, Корин, и тебе решать, как ею воспользоваться. В любом случае, подумай об этом. — Спасибо, миссис Тот. Она медлит какое-то время, а затем смотрит мне в глаза: — Как у тебя дела? — тихо спрашивает она. Я думаю об Изабеле, о папе, о Максе, и бездумно сжимаю в кулаке визитку, так что она оставляет отпечатавшийся след на ладони. — Думаю, вы не ждёте, что я скажу «хорошо». — Разумеется, — миссис Тот устало пожимает плечами. — Но ты можешь обратиться за помощью в любой момент, ты ведь понимаешь? Извини, что так вышло с психологом, я думала, он сможет тебе помочь. — Вы хотели как лучше, миссис Тот. — Боюсь, это моё проклятье — хотеть как лучше, — иронично отзывается она, мотая головой, и я внезапно понимаю, что она имеет в виду не только эту ситуацию. Вопреки дурацкому настроению, я улыбаюсь ей: — В этом мы с вами похожи. Миссис Тот улыбается мне в ответ, и я прощаю ей всё, за что раньше так её ненавидел. Чёрт возьми, ведь я знаю, что она лучший директор из всех, что когда-либо знал мир. *** — Милый, это выглядит очень вкусно, — провозглашает мама, доставая лимонный пудинг из холодильника. — Вот уж в чём я тебя точно никогда не подозревала, так это в таланте к кулинарии. — Спасибо за честность. Это определённо то, что я всегда мечтал от тебя услышать. — Я серьёзно, дорогой, — мама отправляет в рот целую ложку и удивлённо округляет глаза. — Это действительно безумно вкусно. Поразительно! Я взъерошиваю волосы на затылке, закрывая дверцу холодильника. — Жаль огорчать, но не я готовил. — Только не говори мне, что Алия снизошла до пудинга. — Нет… Тена. — Меня охватывает лёгкое, но не вполне объяснимое волнение. — Она иногда заходит к ней в гости. Наливая в стакан сок в полном молчании, я чувствую, как мою спину прожигают мамины глаза. — Тена, значит. Приходит к ней в гости. Я уже жалею, что не соврал маме насчёт своей кулинарной бездарности. — Ну да, что тут такого? — К Алии. — Да, они играют, — я разбавляю сок кубиками льда. — Твоя дочь вытрясла из неё, наверное, десятый кредит. — Дорогой, а что ты делаешь в то время, пока они играют? — Я сплю. — Тена приходит так поздно? — Нет, я теперь сплю днём. Ночью делаю уроки, утром иду в школу, а потом захожу в больницу к папе. Мне так проще. — Милый, если ты сегодня же не вставишь себе мозги на место, мне придётся переехать к вам и сделать это самостоятельно. Я поворачиваюсь к маме, рассерженно глядя на неё, что она воспринимает с чисто материнской невозмутимостью. — Насколько я понимаю, уборка — тоже дело не твоих талантливых рук. Я оставляю её выпад без комментария, остужая внутреннюю злость ледяным напитком. Да что она ко мне прицепилась? — Корин, ты хоть сказал ей «спасибо»? — Нет. Не было подходящего случая, — отрезаю я, не глядя на мать. — Так я и думала, — оценивающе протягивает она. Я начинаю кипеть. — Мама, только не надо думать, будто я считаю это нормальным. Я вообще не понимаю, зачем она это делает. Я её об этом не просил. Мама встаёт со стула, бросив на меня неопределённый взгляд, и убирает пудинг в холодильник. — Ну, если ты у меня действительно настолько глупый, — спокойно говорит она, — то твой отец был прав, и я вправду плохая мать. Я провожаю её до прихожей, продолжая испытывать раздражение. Прислоняюсь к комоду, скрестив руки на груди. Наблюдая, как мама размеренно надевает пальто, я ощущаю нетерпеливое желание поскорее закрыть за ней дверь. Чёртова Алия раскидала по полу клочки отстриженных волос, и если мать заметит, мне влетит ещё и за беспечное братское попустительство. Одевшись, мама поворачивается и долго разглядывает меня. — Тебе надо есть, Кор, — её рука тянется к моему лицу, но я отворачиваюсь. — Милый, тебе надо прийти в себя. — Знаешь, для того, чтобы делать подобные замечания, ты прилагаешь слишком мало помощи, — огрызаюсь я. — Я не прошу тебя жить с нами, но хотя бы раз навестить отца ты, я думаю, в состоянии. Мама наклоняет голову: — Корин, ты же знаешь, что всё не так просто. — Неужели? — В моём визите нет особой необходимости, — она устало вздыхает. — К тому же, я не могу вечно бежать к твоему отцу, когда у него проблемы. Я не хочу заставлять Дэвида лишний раз меня ревновать. Не найдясь с ответом, я понимаю, что злюсь на неё за это, хотя в её словах есть правда. — Мы решили продать ферму и переселиться в Лондон, поближе к Ким, — вдруг делится она. Я вопросительно смотрю на маму. Коротко улыбнувшись, она мотает головой. — Я хочу быть рядом, когда родится ребёнок. Они с Шейном переедут в новую квартиру, и первое время твоей сестре понадобится помощь. — И как к этому относится страшно ревнующий Дэвид? — Более понимающе, чем ты, — мама кидает телефон в сумку, не обращая внимания на мою колкость. — Честно говоря, эти куры и козы мне порядком надоели. Я соскучилась по городской жизни. Да и до вас будет ближе добираться. — Она поднимает на меня взгляд. — Ты подумал насчёт предложения Тома переехать в Бирмингем? Мой взгляд застывает на запотевшем от дождя окне. Я думаю о Томе и Лесли, о щедром предложении миссис Тот, и что-то мешает мне воспринять эти возможные пути будущего как собственные. Учёба, рисование… всё это больше не кажется мне правильным. Мне хочется чего-то другого — чего-то большего, чем успешная самореализация и родительская гордость. Я хочу другого предназначения. Хочу быть полезным. — Не знаю, — опустив взгляд, я мотаю головой. — Пока ничего не получается решить. Подожду, пока папа поправится, а там видно будет, сама понимаешь… — Ну, разумеется, — мамина рука сжимает моё плечо, и я понемногу оттаиваю. — С папой всё будет в порядке, вот увидишь. Грег никогда надолго не выпадает из своего привычного состояния. Я киваю, истово желая, чтобы она ушла раньше, чем я успею окончательно расклеиться. Поцеловав меня в щеку, мама оборачивается, открывает дверь и выходит на крыльцо. И в тот момент, когда она почти спустилась с лестницы, я внезапно передумываю. На размышления уходят считанные доли секунды. Сейчас или никогда. Я должен знать. — Мама, — окликаю её я, выбежав следом на крыльцо. Она оборачивается. А тут чертовски холодно. Я обхватываю себя руками. Глаза щиплет от ледяного ветра. Неужели я собираюсь спросить у неё об этом? Заметив перемену во мне, мама поднимается обратно на крыльцо, внимательно глядя на меня. — Что такое, дорогой? — Можно… можно тебя спросить? — Конечно. Не пугай меня, дорогой. Что-то случилось? — Нет, — я мотаю головой. — То есть, да. Может быть. Я просто хотел узнать, может, ты была в курсе… У меня есть странное воспоминание, детское, оно очень глупое, но иногда мне кажется, что это правда. В общем, оно обо мне и папе. Я не вижу её лица, но замечаю, как напряглись её руки, сжимающие сумку в пальцах. Я шмыгаю носом: — Он вроде как оставил меня в поле. Бросил одного и уехал. Ну, типа… кинул. Я проторчал там один несколько часов. Ха-ха… Знаю, это идиотизм, просто в последнее время часто вспоминаю об этом. Я… чё-ёрт, ты, наверное, думаешь, что я свихнулся… Я поднимаю голову и едва успеваю заметить промелькнувший ужас в мамином застывшем взгляде. — Мам? Отвернувшись, она быстро спускается обратно, категорично мотая головой. — Тебе точно нужно начать, наконец, спать по ночам… — она громко захлопывает за собой дверцу машины и уезжает, забыв попрощаться с Алией. *** Ржавая колотушка. Неработающий фонарь над входной дверью всё так же зияет неприветливой чёрной дырой. Окно на первом этаже разбито: глубокая трещина тянется через правый нижний угол. Я не был здесь почти два месяца и дал себе обещание никогда больше не приходить, но так вышло, что не смог не вернуться. Стук в дверь отзывается глухим ударом где-то в глубине дома. Мне никто не открывает: я легко дёргаю ручку двери и с удивлением отмечаю, что она оказывается незапертой. Зайдя в прихожую я замечаю, что здесь чего-то отчаянно недостаёт. Верчу головой во все стороны: вот и набитый до отказа шкаф в гардеробной, старый пыльный ковёр на полу, покосившаяся подставка для зонтиков. Поднимаю голову и вижу, что над дверью больше не болтается «музыкальный ветер». Сделав шаг вперёд, я захожу в тускло освещённую гостиную, и в этот момент с лестницы спускается закутанная в чёрный балахон женщина. Заметив меня, Октавия долго смотрит в мою сторону с заторможенной неопределённостью, огонёк сигареты в её пальцах ярко мерцает в полутьме, и я решаю, что должен начать первым: — Здравствуйте, миссис Лаундж. — Кор, — слабо подаёт голос она, впервые назвав меня по имени. Снова затягивается. — Хочешь чего-нибудь выпить? — Чай, если можно. Я был бы очень вам благодарен. Хмыкнув, она отворачивается к кухне, махнув мне рукой, чтобы я следовал за ней. Не знаю, чего я ожидал, но уж точно не стакан воды со льдом в руках Октавии Лаундж. Встретив мой бестактно затянутый взгляд, она поясняет, встряхнув головой: — Я завязала с алкоголем, — её голос сиплый от кашля. — Не знаю, как так получилось, но больше не тянет. На вторую неделю, как её не стало, так надралась, что она всю ночь мне снилась в кошмарах, поэтому наутро я сказала себе — нет, чёрт возьми, с меня хватит этого дерьма, — Октавия ставит передо мной кружку и поворачивается, чтобы включить чайник. — Какими судьбами у нас, дорогуша? Я оглядываю единственную комнату на первом этаже, кажущуюся пустой и холодной без Изабелы. — Я хотел узнать, могу ли чем-нибудь помочь вам. Октавия оборачивается со снисходительной полуулыбкой на лице, смотрит на меня и снова затягивается. — Знаешь, тебя тут не хватало всё это время, — вдруг говорит она, выдыхая дым. — Я привыкла к тебе. У меня в горле образуется ком. — Простите, что обманывал вас, Октавия… — Брось. Я давно отвыкла от хорошего отношения, а ты всегда был вежлив ко мне. Конечно, я позлилась немного, когда узнала, что ты сын его любимой Клэр, но к тебе это отношения не имело. Изабела боялась, что я выгоню тебя, как узнаю, что ты сын Грега, но я не собиралась этого делать. Ты хороший парень, а как тебя на самом деле зовут — дело десятое. Признаться, я не был готов получить от Октавии столь незаслуженную лояльность. — Мы неплохо провели время втроём, — она грустно улыбается. — Пусть и недолго. С Изабелой всегда было трудно, но с того времени, как она тебя встретила, мне стало чуточку легче. Она немного… успокоилась. По крайней мере, меньше истерила. Раньше был вообще кошмар! — она стряхивает пепел в раковину, вскинув брови. — Кусала меня, в ванной запирала, деньги из сумки тащила… Из меня хреновая мать, сам понимаешь, но и она была не подарок. Орали друг на друга так, что соседи полицию каждую неделю вызывали. Потом вместе орали на полицейских и на соседей, затем заказывали китайскую еду, смотрели телевизор и сплетничали. Так и жили… — затянувшись, Октавия смотрит в неопределённую точку, и по её щекам сбегают слёзы. В моих мозгах воцаряется панический вакуум. Желая отвлечь её от тяжёлых воспоминаний, я решаю сменить тему. — Октавия, вы не будете против, если я помогу вам немного отремонтировать дом? — спрашиваю я, оглядывая комнату. — Могу начать с крыльца, входная дверь, кажется, скоро просядет… Наливая чай, Октавия смотрит на меня с благосклонной ухмылкой: — Спасибо, дорогой, но в этом нет смысла. Я продаю эту хибару. Когда полицейские наконец отстанут от меня, перееду куда-нибудь в Престон, один мой знакомый пообещал устроить меня в свою эзотерическую лавку. Буду сидеть и предсказывать местным дуракам будущее. На большее я всё равно не гожусь. Я чувствую внутреннее колебание. — А как же Изабела? Вы будете её навещать? Октавия мотает головой, выпив воды. — Поверь, эта стерва будет только рада, если я окажусь от неё как можно дальше. Я оставляю её комментарий без ответа, решив, что их странные взаимоотношения всегда были слишком сложны для того, чтобы я смог их понять. — Как Грег поживает? — вдруг спрашивает Октавия, и я не решаюсь рассказать ей о больнице. — Он переживает… — уклончиво говорю я. — Мы были неудачной парой, — кивает она, — и оказались ещё более неудачными родителями. Мы думали, психушка решит её проблемы, но это было очередное плохое решение. На Изабелу один раз напали… — Октавия осекается. — Наверное, в тот момент что-то пошло не так. Знаешь, она пожаловалась мне, а я ничего не сделала. Испугалась, что Грег убьёт меня, если узнает, и сделала вид, что ничего страшного не случилось. Я сама в детстве пережила столько мерзких вещей, потом перебралась в другой город, выросла и почти забыла, как это ломает. Уставившись в пол, она снова плачет, уже безостановочно. Я делаю вдох. — Мы все совершили ошибки. Не берите всю вину на себя, Октавия. Это общая вина. Октавия поднимает голову и долго смотрит на меня заплаканными глазами. — Грег очень боялся, что ты что-нибудь сделаешь с собой, — неожиданно говорит она. — Ты даже представить себе не можешь, как он боялся. Я отвожу взгляд, пожав плечом. — Вряд ли он понимал, что я чувствую. — Зря ты так думаешь. Он понимал тебя лучше, чем кто-либо другой. Он ведь тоже потерял сестру. Поставив чашку на стол, я замечаю, как дрожат мои руки: — У папы была сестра? — Я не удивлена, что он не рассказывал, это очень болезненная для него тема. Я с удивлением обнаруживаю, что ничего не знаю о папином прошлом. Он никогда не рассказывал о своих родителях, и мы думали, что они давно умерли. Я знал, что он хорошо учился в школе, играл в шахматы и умел охотиться на птиц, окончил университет с отличием и до сих пор работает на своей первой работе, но в остальном папино прошлое остаётся чёрной дырой, в которой может оказаться что угодно. Почему же он не сказал, что тоже потерял сестру? — Как она умерла? — тихо спрашиваю я. Вытерев слёзы салфеткой, Октавия плотнее закутывается в свой чёрный халат и взмахивает ладонью: — Я тоже немного об этом знаю. Он однажды рассказал мне и Изабеле, когда слегка выпил, и больше об этом не говорил. Я знаю, что её звали Лейла, она была младшенькой, Грег очень её любил. Она часто болела, это был тихий, спокойный ребёнок. Тогда они жили небогато, но Лейле нравилась музыка, и родители наняли ей учителя игры на фортепиано из соседнего квартала, Грег каждую неделю водил её на уроки. Это был молодой преподаватель из школы, приличный, у него была семья. Во рту у меня пересыхает, живот стягивает в тугой узел. Сердце очень быстро колотится о грудную клетку. Я уже знаю, что скажет Октавия. — Всё закончилось очень плохо, — она мотает головой. — Этот извращенец надругался над семилетней девочкой. Не знаю, что с ним было потом, но Лейла умерла в больнице через семь дней. Грегу было тринадцать. Договорив, она выбрасывает сигарету, и в комнате воцаряется такое молчание, что сердце сковывает неясным страхом. Я не могу выдавить ни слова. Октавия пожимает плечами. — Так что ты ошибаешься, дорогой. Каким бы паршивым человеком он ни был, Грег всё же понимает тебя лучше всех.