***
Это ад. Дым, тьма, сигнальные распылители. Огненные всполохи, сопровождающие их на всем пути. И кровь. Много крови или, по крайней мере, чего-то отвратительно напоминающего ее размазано по стене около метра над полом — должно быть, это Рамирез, пытаясь спастись, пробирался к выходу. Камеры изолятора тоже в дыму. Никаких обломков. Только… Будучи подростком Стайлз просто боготворил Тару. Потому что она выглядела потрясающе, была веселой и никогда не позволяла никому себя обдурить. И теперь она лежит на полу рядом с ее рабочим столом. В ее лбу маленькая черная дырочка, а громадное темное пятно пропитало ковер возле ее головы. — Тара? — шепотом зовет он — что глупо, потому что, очевидно, она мертва. Он это видит, но не понимает. Не всегда легко поверить увиденному, особенно когда ты этого не желаешь. И он ужасный человек, потому что он смотрит на лежащую в ее собственной крови Тару и совершенно о ней не думает. Он думает о том, каково будет увидеть своего отца в такой же позиции. Он пытается подготовить себя к наихудшему повороту. — Нет, — сказал он несколько недель или, может, месяц назад — неважно. — Я имею в виду, окей, их лица измазаны в грязи, но их волосы? Они всегда выглядят так ухоженно! — Нет, все дело в зубах, — ответил тогда Джон. — Их всегда выдают зубы. Пост-апокалиптическая пустошь, но у всех выживших идеальные улыбки. А женщины всегда чисто выбриты. Мир полыхает в огненной лаве, но у всех у них гладкие ноги. Никто не может в прах разгромить любой фильм лучше его отца. Пусть нравиться им могут разные жанры, но ненавидят они оба одно и то же. И неправдоподобные пост-апокалиптические сериалы на первом месте второго списка. Мир в огне и дыме больше не видится развлекательным зрелищем. Стайлз двигается вглубь полицейского участка, игнорируя жар и языки пламени. Фостер тоже мертв. И Бьюкенен. Они сгорели, оба. Ожоги на их телах местами красные, а местами и вовсе черные. У Фостера больше нет его шевелюры. Стайлз смотрит на него и не может узнать. Ни единой знакомой черты. Просто непонятное бесформенное нечто с фостеровским грязным оранжевым Вместе Против Рака браслетом на запястье. Очки Бьюкенена разбиты. Стайлз встает на что-то, что может быть обломком потолка. Он видит пару ног под завалами бывшей комнаты дежурного. Дверная решетка все еще стоит, но она накренена в бок. Пламя догорает по другую сторону от нее. — Папа! — Стайлз рвется вперед, он замирает, обожженный жаром огня. Его ноги подкашиваются. Питер хватает его за локоть и напряженно вглядывается в человека под обломками. — Это не он. В глазах Питера отражается огонь, и черты его лица выглядят острее. Стайлз только теперь понимает, что Питер Хейл — чьи ночные кошмары, должно быть, оставляют после себя привкус пепла на языке — только что вошел в горящее здание. В котором находятся десятки «клеток». Стайлз разворачивается прочь, стараясь забыть о все еще едва шевелящихся ногах под камнями, потому что это именно то, что мы делаем в критических ситуациях, верно? Расставляем приоритеты. Ты не думаешь о безымянном коллеге, которому грозит сожжение заживо, если ты не рискнешь своей жизнью, чтобы вытащить его. Не тогда, когда ты в тайне рад, что сделать это слишком рискованно, потому что где-то там твой отец, который также нуждается в помощи как можно скорее. Вот, где его приоритеты. И не только потому, что это его отец, но еще потому, что он шериф, и у него наверняка должен быть план, потому что Стайлз понятия не имеет, что ему делать. Он уверен лишь в том, что Рамирез не прав. Его подстрелили — как он вообще мог хоть что-то понять? Отца не могли… Он не мог… Рычание, эхом отразившееся от уцелевших стен, такое громкое, что Стайлз вздрагивает, возвращаясь в реальность. Скотт? Питер устремляется на звук, в сторону камер. Стайлз спешит за ним. — Помощник! — кричит Эллисон. — Постойте! О Господи, постойте! Стайлз останавливается и поворачивается. Он видит ее стоящей на коленях рядом с фигурой в форме, лежащей на пороге одного из кабинетов. Вода стекает по прядям ее волос, а ее насквозь промокшая футболка липнет к телу. — Вы в порядке? — спрашивает человека Эллисон. — Вы в- Ее вопрос оборван вскриком, когда кто-то резко втягивает ее в кабинет. Вот так и выглядит засада. Очень плохо спланированная засада. Стайлз двигается к дверному проему с пистолетом в вытянутой руке. Конечно же, это Мэтт. Он стоит, оперевшись на стол. Эллисон скорчена у его ног, а ее волосы намотаны на его кулак. — Ты просто беспрепятственно зашел сюда в форме? — спрашивает его Стайлз. — Так ты помог установить бомбу? Мэтт кривится и прижимает дуло к виску Эллисон. Он явно тяжело ранен. На его форменной футболке расползается темное кровавое пятно. Отлично. Стайлз надеется, это серьезное ранение. Чертовски болезненное. — Чего? — спрашивает Мэтт. Вода стекает по его лицу. Рука, держащая пистолет, заметно трясется. Должно быть, от потери крови. — Тебя не интересует вопрос «как», Стайлз. Тебе никогда не было это интересно. Главный вопрос, судорожно крутящийся в твоем маленьком сообразительном мозгу, — это почему, верно? — Ты стрелял в людей, которые защищали твой тыл с первого дня, что ты переступил порог участка? — Стайлз не уверен, что ему удастся выстрелить точно. Он перехватывает взгляд Эллисон. — Ох, а не пойти бы тебе нахуй? — Мэтт дергает рукой, которой сжимает волосы Эллисон, в сторону, и она незаметно отводит руку назад. — Может, пропустим момент, где ты пытаешься воззвать к моей совести? — Окей, — Стайлз не возражает. Эллисон резко вырывается, оставляя клок своих волос его руке. Она вонзает стрелу ему в бедро, и он кричит от боли, заваливаясь назад. А затем Стайлз стреляет точно ему в голову.***
Камеры. Кейт Арджент стоит без малейшего намека на ухмылку на ее лице, ее пистолет направлен на Питера. Питер топчется взад-вперед у подножия лестницы, совершенно не страшась заряженного аконитовыми пулями орудия. — Стреляй! — командует Джерард Арджент. Но он не в праве отдавать приказы. Он все еще за решеткой, и он не один. — Отец! — восклицает Стайлз. Джон сидит на полу камеры. Рядом на коленях перед ним сидит Скотт, его руки накрывают рану на бедре Джона. Крис Арджент возвышается над ними, на нем наручники, но он держит пистолет направленным на Джерарда. — Выстрелишь, и я убью его следующим, — произносит Крис. Джерард издает раздраженный звук. — Кристофер. Напомнить, на чьей стороне ты должен быть? — Я не забывал, — говорит Крис. — Я следую кодексу. Стайлз не знает, с чего начать. Он не знает, что он вообще может сделать. Вместо него решение принимает Питер, который бросается прямо на Кейт. Она очень шустрая. Каким-то образом она умудряется нырнуть под ним и кувырком оказаться у противоположной стены. Стайлз успевает толкнуть Эллисон вниз, к полу. И Питер рычит. Внезапный толчок сзади, и пистолет выбит из его руки. Кейт запускает пальцы в его волосы и резко откидывает его голову назад. — Если хоть кто-то дернется, пирожочек умрет первым, — в ее голосе слышатся нотки, которые еще не знакомы ему. Что-то слишком безумное даже для нее. Как если бы она не смеялась над ужасающим хаосом, а сама захлебывалась в нем, как и все остальные. — И тебе это не понравится, верно, сладкий? Стайлз поднимает взгляд. Дерек уже здесь. Конечно же, он здесь. — Отпусти его, Кейт, — говорит он. — Нет, — отвечает Кейт. — Посмотри на себя, ты, грязный сукин сын! Пара дней без ошейника, и годы тяжелой работы насмарку! Знаешь кто ты, Дерек? Ты плохой. Плохой пес. Дерек вздрагивает. — Пожалуйста, Кейт, отпусти его. Отпусти его, и тогда я- — Ты что? — перебивает Кейт. — Будешь ползать на коленях, вымаливая прощение и убеждая меня, как ты сожалеешь? — Да. Питер рычит. — Ты мерзкий, — сквозь зубы произносит Кейт. — Ты не достоин и моего плевка. Ебаное грязное животное. Хочешь свою маленькую сучку назад? Хочешь его, м? Дерек поднимает голову. — Да. — Сладкий, я сделаю в нем столько дырок, что ты не будешь уверен, какую трахнуть первой. Стайлз задыхается, когда видит обращение Дерека. Его когти растут на глазах. Он откидывает голову и рычит, его клыки видны даже с расстояния. Его глаза светятся драгоценным оттенком голубизны, и его брови увеличиваются, трансформируясь во что-то скорее животное, чем человеческое. Темные волосы бакенбардами спускаются по его лицу. Он великолепен. И он быстр. Стайлз слышит выстрел так близко к ушам, что он глушит все остальные звуки. Он может слышать только высокий скулящий звук после того, как Дерек с рычанием бросается на Кейт. Она его ударила? Тело Стайлза сковано в шоке. Он замирает, стоя на коленях и упираясь ладонями в мокрый пол, ожидая боли, которой не следует. Он ждет, когда его накроет волной нестерпимой агонии, но его тело лишь онемевает. Единственное, что он чувствует, — неожиданный впрыск сотен горячих капель ему в лицо. Он облизывает губы и понимает. Это кровь. Требуется много времени, чтобы до него дошло: она не его. Кейт. Дерек разорвал ее глотку и оставил ее лежать на полу с пустыми распахнутыми глазами. Вода стекает по ее лицу, коже, по красному месиву, что, вероятно, еще недавно было ее трахеей. Стайлз шокировано моргает. А затем его начинает трясти, он просто не может остановиться. Паника смыкает над ним свои клешни, и он не может дышать, не может слышать, и он чертовски напуган тем, что задохнется в приступе давно сдерживаемой истерики, но что-то не позволяет ему. Одна рука на его груди, другая на спине, между лопаток. Его удерживают в вертикальном положении, не давая задохнуться. Дерек рядом. Дерек делает все, чтобы он продолжал дышать. Как и всегда.