***
Стайлз вообще не уверен в правильности происходящего. В сгущающихся сумерках руины дома Хейлов выглядят как декорации к фильму ужасов. Невозможно смотреть на это место, не думая о том, что здесь когда-то произошло. Или о тех, кто здесь погиб. Заросшее неухоженной растительностью пространство перед домом, должно быть, когда-то было садом. Дерек просто стоит и молча смотрит перед собой. Его лицо не выражает никаких эмоций, только сжатые в линию губы едва подрагивают. Время от времени, он покачивается, будто стоит в эпицентре сбивающего с ног шторма. Стайлз хочет посадить его в Джип и увезти как можно дальше отсюда, но он знает, что ничего не изменится. Какая-то часть Дерека навсегда останется здесь и не перестанет видеть перед собой опустевшую землю. Пусть он не видел, что теперь осталось от их дома, до сегодняшнего вечера, но Стайлз знает: он думал об этом. Вероятно, каждый проклятый день на протяжении последних десяти лет, пока Кейт злорадствовала, используя его скорбь и чувство вины для того, чтобы сломать его. Он в одиночестве нес это бремя с той самой ужасающей ночи, никогда не имея возможности по-настоящему проститься со своей семьей. Питер останавливается ближе ко входу; его голова наклонена в сторону, словно он о чем-то усиленно размышляет. Это напоминает Стайлзу обо всех этих скрытых картинках-иллюзиях. О том, как долго и внимательно нужно вглядываться в разрисованную страничку, чтобы мозг смог справиться, и скрытое изображение, наконец, появилось. Может быть, он ждет, когда разрушенные обломки по кусочкам соберутся в целый паззл, и былой особняк вновь возвысится перед ними. Может быть, он ждет, когда, наконец, услышит, как призрачные фигуры его семьи смеются, а не кричат от ужаса в его голове. Джон опирается о капот, наблюдая за Питером. Скотт нервничает. Он продолжает коситься на яркий лик полной луны, и его глаза каждый раз блестят золотым. Он переступает с ноги на ногу и нервно кусает губы. Рядом с ним стоит Алан Дитон. Стайлз делает шаг в их сторону, чтобы услышать, о чем они разговаривают. — Якорь удержит в тебе человечность, — рассказывает Дитон. — Он не позволит волку целиком завладеть контролем. — Но что это такое? — выражение лица Скотта совершенно растерянное. Его фирменное выражение на уроках химии. — Якорем могут являться многие вещи, — пытается объяснить Дитон. — Воспоминание, мантра, человек, молитва, — он бросает короткий взгляд на Питера. — Вероятно, даже голос. Это что-то, что не дает тебе потерять себя. — Что, если у меня его нет? — взволнованно спрашивает Скотт. — Что, если я обращусь и не смогу ни за что зацепиться? — Сможешь, — уверяет его Дитон. — У тебя есть Стайлз и шериф. Есть Альфа и стая. У тебя есть твоя мама. И даже Кайло. Стайлз хмыкает. — У тебя есть миллион причин, стоящих того, чтобы держаться за свою человечность и суметь вернуться, Скотт, — улыбается Дитон. — Когда ты обратишься, инстинкты заставят тебя слушаться Альфу. Питер поможет тебе безопасно вернуться. Скотт все еще сомневается. Это не может быть просто, верно? Скотт никогда не просил укуса какого-то безумного, одержимого желанием убийства Альфы. И Питер не знал, что за чертовщину творит, когда кусал его. Это явно не лучшая завязка для подобных отношений. — Укус — это подарок, — внезапно обернувшись, произносит Питер. Скотт снова переступает на месте. — Так всегда говорил мой отец, — тихо продолжает Питер. — Укус — это подарок. Но мне жаль. Подарок не должен быть навязанным. Я бы забрал его, если бы только мог. — Это не твоя вина, — говорит Скотт, тяжело вздыхая. Он пожимает плечами. — Вчера я оказался единственным, кто не отравился дымом. Я, парень, который только пару лет назад поборол астму. В каком-то роде, это было даже круто. Питер не улыбается. Но выражение его лица почти благодарное, словно он ожидал, что Скотт его возненавидит. Да ладно уж. Будто Скотт вообще умеет долго держать зло. Однажды, в начальной школе, Джексон сломал Трансформера Скотта, которого ему купили буквально неделю назад, и даже не извинился. Через три дня они уже обедали за одним столом. Скотт на самом деле настоящий, блин, солнечный лучик. Именно поэтому они со Стайлзом такие идеальные напарники. Стайлз привносит необходимые цинизм, сарказм и идеи об отмщении, уравновешивающие их дружескую команду. Стайлз подходит к Скотту и Дитону. — Могу я задать вопрос? — Конечно, — кивает Дитон. — Какой якорь у Дерека? Улыбка Дитона становится печальной. — Я не знаю. Думаю, он изменился с тех времен, когда Дерек был мальчиком, которого я знал. Полагаю, теперь это чувство вины. — О… Стайлз проглатывает подступивший к горлу соленый комок разочарования. — Иди к Питеру, Скотт, — говорит Дитон. — Иди, все будет хорошо. Скотт молчаливо направляется к дому. — Ты думал, что был его якорем, — едва слышно выдыхает Дитон. Стайлз смотрит, как Дерек сжимает и разжимает кулаки. Сжимает и разжимает. — Да… — он встряхивает головой. — Просто- просто он никогда не смел противостоять ей, защищая себя, но… Но он всегда делал это, если защитить нужно было меня. Он не находит в себе сил, чтобы закончить фразу. — Якорь — это что-то, что волк определяет для себя сам, — говорит Дитон. — Он сам наделяет это что-то подобным значением и силой. Это занимает какое-то время, в это нужно поверить. Основываясь на том, что я знаю, Дерек поступал инстинктивно, совершенно не раздумывая, когда вставал на твою защиту. Ты не его якорь, Стайлз. Мне кажется, ты его пара. Стайлз удивленно смотрит на него. — Его кто? — Волк Дерека узнал тебя с самого начала, — спокойно продолжает Дитон. — Он смог вырваться через годами подавляющий его барьер, чтобы защитить тебя. Он уже почти проиграл эту борьбу против Кейт Арджент, пока не появился ты. Ты значишь для него гораздо больше, чем якорь. — Я, эм… Я понятия не имею, что мне теперь делать с этим знанием. Дитон снова улыбается ему. — Тебе не нужно ничего с этим делать. Это ничего не меняет. Пока Дереку нужно время, чтобы залечить раны. Ему нужна стая. Мы с тобой можем вернуться к этому разговору в будущем. — Да, — выдыхает Стайлз. — Верно. Хорошо. — Но я уверен, если ты дашь себе некоторое время на размышления, ты поймешь, что это не такая уж большая новость для тебя. Стайлз думает о том, что ему не снятся кошмары, только когда Дерек рядом. Он думает о том, как иногда ночью они лежат без сна, держась за руки, и это дарит ему ни с чем не сравнимое чувство тепла и безопасности. Он думает о том, как Дерек немного расслабляется и отпускает себя, когда Стайлз рядом. Словно тонкие травинки, совсем недавно проросшие из земли, что тянутся к Солнцу. И о том, что с самим Стайлзом происходит то же самое. — Нет, — соглашается он, и что-то теплое распространяется по его телу. — Это не новость.***
Когда полная луна, наконец, восходит в зенит, Питер запрокидывает голову, его глаза загораются знакомым красным, и он обращается. — Срань ты ж Господня, — выдыхает Джон, и Питер направляется к нему. Он выглядит не совсем так, как тот монстр, в которого он превращается в приступе ярости. Стайлз все еще может узнать мужчину за волчьим лицом. Питер ведет носом, принюхиваясь, и тихо рычит, ускоряя шаг по направлению к Джипу, где стоит Джон. Он останавливается перед ним и поднимает голову, снова глубоко втягивая воздух. После он протягивает когтистую руку и кладет ее на ногу Джона, чуть выше колена. Черные линии испещряют предплечье, словно в его венах течет нефть, пока он забирает боль Джона. И все это время Джон не отводит взгляд от глаз Питера.***
Последним из волков обращается Дерек. Он кружит вперед-назад перед домом, словно загнанное животное; к полной луне он повернут спиной, будто это как-то поможет ему игнорировать ее влияние. Выражение его лица меняется от хмурого до панически напуганного. Стайлз хочет приблизиться и как-то помочь ему, но знает — не время. Он знает, что прямо сейчас Дерек нуждается совсем не в нем. Вместо него к Дереку приближается Питер. Он охватывает его запястье одной рукой, а другую поднимает к шее Дерека, заставляя его пересечься взглядами. Питер рычит, его глаза ярко горят, и Дерек издает грудное рычание в ответ перед тем, как все же обратиться. Он уже громче рычит на Питера и демонстрирует свои клыки. Питер зарывается когтистыми пальцами в его волосы и отвечает таким же рычанием. И это, на самом деле… не так агрессивно, как может показаться? Не считая рыков и больших острых клыков. Это отчасти напоминает более пугающую версию того, как щенята играются, фырча и кусая друг на друга. Трудно сказать. Стайлз боится стать свидетелем того, как Хейлы выпотрошат друг друга, но Дитон совершенно не выглядит обеспокоенным. Как и Скотт, который приближается и выжидающе смотрит на Дерека с Питером. Последний протягивает руку и хватает Скотта, принимая его в их странный волчий междусобойчик. Стайлзу стоит начать изучать волчьи повадки. — Ну и чертовщина, — тихо произносит Джон. Стайлз кивает. Не часто бывают такие ситуации, когда ему нечего сказать, но, похоже, это одна из них. Дерек высвобождается из хватки Питера и медленно двигается к Стайлзу. Он выглядит смущенным? Могут ли оборотни с их неандертальскими лицевыми мышцами и обильным волосяным покровом вообще изобразить что-то, что может быть идентифицировано, как смущение? Потому что это очень на то похоже. Но внезапно Стайлз понимает: нет, Дерек не смущается. Не когда его подбородок склонен так близко к груди. Не когда он не поднимает взгляд от земли, а его плечи напряженно подняты так, словно он изо всех сих пытается скрыть за ними голову. Он не смущается. Он стыдится. Ладно, Стайлз, кажется, понимает, что он может сделать. Он делает шаг навстречу волку, и под его подошвой хрустят осенние листья. Дерек осторожно поднимает на него взгляд. — Привет, — тихо говорит он. — Привет, Дерек. — Стайлз, — произносит волк, и из-за мешающих клыков его имя звучит довольно непривычно. Стайлз протягивает руку и касается его щеки. Он прослеживает пальцами острые линии челюсти. Приглаживает топорщащие бакенбарды. Касается заостренных кончиков клыков. — Ты такой потрясающий, — шепчет он, смотря в лазурно голубые глаза Дерека. — Такой невероятный. Дерек глубоко вдыхает и довольно урчит, когда Стайлз запрокидывает голову, позволяя ему потереться носом о неприкрытое горло. Стайлз дает ему какое-то время принюхаться, а после мягко, но настойчиво отстраняет. Брови Дерека хмурятся в замешательстве перед тем, как Стайлз вжимается в него всем телом и целует. Он чувствует губами клыки Дерека. Это так странно. И особенно странно то, что он делает это на глазах своего отца. Хотя, в какой-то степени, это не должно его волновать, ведь он уже взрослый человек, который может целовать других взрослых людей, даже если они оборотни. Его отец всегда говорил ему не связываться с женатыми — как бы не клялись они, что скоро разведутся, — парнями на мотоциклах или кем угодно еще, кто пытается избежать его знакомства с их родителями. Он никогда ничего не говорил насчет оборотней. Что, на самом деле, огромное упущение, потому что они явно опаснее парней с мотоциклами. Стайлз обрывает поцелуй и зарывается пальцами в его волосы. Щеки Дерека влажные, а кожа блестит в свете луны. — Ты не самый разговорчивый, и это даже хорошо, — начинает Стайлз, вставая на носочки, чтобы соприкоснуться лбами. — Потому что я говорю за двоих. Но прямо сейчас я хочу сказать тебе кое-что очень важное, ладно? Дерек кивает. — Я рядом, — произносит Стайлз. — До тех пор, пока нужен тебе, я буду рядом. Но я должен предупредить, Дер, что ожидаю того же с твоей стороны. Клыки Дерека блестят, отражая свет, когда он улыбается. Он держит Стайлза так крепко, словно никогда не собирается отпускать. И Стайлза устраивает такой расклад.