7. Побег
Сегодня возле камеры дежурил Джордж Дживарян. (Я слышал, что в Англии для подобных целей используют Дементоров, но в США Дементоры — как и много кто другой — вне закона. В данном случае — плюс.) Дживарян — хороший, в общем, аврор, слабые стороны: несколько медлительный (но точный!), глуховат после стычки с баньши, и ещё… слишком ревнив по отношению к своей славной жене. По этой же причине недолюбливает меня, хоть и старается это скрыть. Дживарян тщательно изучил бланк, поморщился и пропустил меня в камеру. На этот раз я застал арестанта лежащим на скамье. Глаза его были закрыты. Спит? Притворяется? В любом случае, я довольно бесцеремонно растолкал Гриндевальда и, после того, как он несколько деланно потянулся, опять напомнив этим гигантскую дикую кошку, мы, как и накануне уселись друг напротив друга. Я молча показал свою долю (всё, как условились): два пузырька с оборотным зельем — в каждом на один глоток. — Правда, я не вижу особого смысла в его использовании. Время действия — один час. Либо ты мне объясняешь, каким образом предполагаемый субъект замены будет изображать тебя арестованного — либо твоя в высшей степени отвратительная мне физиономия станет ещё отвратительней. Гриндевальд осклабился. — Это ведь из твоих личных запасов, а, Перси? Кстати, и тебе доброго утра. — Сейчас шестой час вечера. Да, из личных — хотя я не понимаю… — А тут нечего понимать. Когда я был тобой, мне надо было оставаться в образе как можно дольше, без этих идиотских глотков каждые шестьдесят минут. Это неудобно, постоянно нужно носить с собой запас, да и выглядит подозрительно. Так что, мистер Грейвз, я немного поколдовал над твоими колбочками. Всё, что тебе нужно знать — теперь зелье действует в течение семидесяти двух часов. По крайней мере, пока, потому что — сам понимаешь — со временем скорость реакций понижается и всё такое. Может быть, он и блефовал. Я, впрочем, слышал о подобных опытах по улучшению формулы, но пока что не встречал ни одного удачного примера. С другой стороны, когда я знакомился с делом Гриндевальда, я не мог не отметить, что маскировка его прошла действительно… практически идеально (не считая некоторых возмутительных отклонений в характере и поведении — я и мальчишка Бэрбоун, Мерлинова борода, надо же было додуматься... кстати, тот футляр…) Я тряхнул головой и заметил скользнувшую по лицу собеседника тень. Но в следующий момент он уже снова улыбался. Дракон его раздери, почему он всё время улыбается? Просто сумасшедший… — Хорошо. Насчёт зелья я понял. Но кого ты хочешь им напоить? — Всё просто, Перси. Так как ты отказался накануне предоставить мне… сырьё… (Я стиснул челюсти. Вчера за эти слова ублюдок получил хороший хук слева. «Сырьём» он называл немагов. Людей.) — И? — …то я решил, что нам поможет кто-нибудь из добровольцев. Я не поверил своим ушам. — «Добровольцев»??! — Ты страдаешь эхолалией? — Но как… кто… в МАКУСА?! Признаюсь, слова о «добровольцах» настолько возмутили меня, что несколько секунд я просто не мог говорить. Затем холодный рассудок аврора взял своё. «Не будь наивным, Персиваль, — с горечью сказал я себе, — у таких, как этот псих, всегда найдутся сторонники… Иначе им бы просто не удавались все их тёмные дела». Но кто? Дживарян?! Может быть, он и не сахар, но точно не пособник Гриндевальда… кто же… Между тем человек, который бесит меня больше всего на свете, продолжает: — Некоторое время назад я призвал одну из подходящих… кандидатур… Мне очень, очень хочется его ударить. Наши взгляды снова скрещиваются, и, как и накануне, это своеобразная дуэль завершается вничью. Мой голос немного хрипит, когда я саркастически переспрашиваю: — «Призвал», значит. Замечательно. Хорошо. Ты «призвал» «кандидатуру». Но ведь любое волшебное действие в стенах камеры регистрируется… Он приподнимает бровь. — А разве это не твоя забота, мистер начальник Аврората?.. Мгновение — и Гриндевальд очень близко, и шепчет мне в лицо, а глаза его скользят — туда, сюда… Я едва удерживаюсь, чтобы не отшатнуться. Мне хочется дистанции. Но его слова имеют смысл. — Если волшебства будет много, если заклятия начнут рикошетить от стен, никто не обратит внимания на то, что именно произошло… с твоей стороны это будет самозащита… а с моей… провокация… Логично. Никто не усомнится в том, что Гриндевальд спровоцировал меня с моим документально подтверждённым нервным срывом. Я лично не сомневаюсь в этом ни на йоту. Он отстраняется и я незаметно выдыхаю. — Когда ждать твою «кандидатуру»? Рабочий день заканчивается. — О, недолго, Перси, недолго… Дай мне склянки с зельем, — он добавляет в одну (склянка номер один) из них несколько белых волосков из своей шевелюры. — Прямо сейчас. Когда произносится это «сейчас», я хватаюсь за палочку, а сквозь дверь в камеру — всё ещё перечисляя названия статей, дающих ему это полномочие — входит… секретарь Абернати. Канцелярская крыса, зануда, крючкотворец и контролёр. Абернати. «Доброволец», «кандидатура» Гриндевальда. Однако времени на рассуждения нет. Невербальные заклятия вылетают из моей палочки с сумасшедшей скоростью, я использую всё, что придёт в голову. Абернати, ошалев от происходящего, открыв рот, стоит по центру, и я на каком-то древнем инстинкте охотника вырываю из его руки волшебную палочку. Гриндевальд подскакивает к секретарю в один прыжок — как пантера — при этом он умудряется уворачиваться от рикошетов, которые шипят, свистят и сыплют искрами уже по всей камере — что бы ещё такое придумать, не смертельное, проносится у меня в голове — и, прежде, чем Абернати хоть как-то реагирует (гражданские!), успевает а) вырвать у него клок по обыкновению зализанных волос, б) мгновенно залить содержимое склянки номер один во всё ещё открытый рот, в) опрокинуть свою склянку (номер два, с частичкой Абернати) тоже. Затем моя очередь — я концентрируюсь и, всё ещё невербально, использую Империус по отношению к «добровольцу» (в какой-то момент мелькает мысль, что тот уже под Империусом, но ведь палочка Гриндевальда спрятана…) — он покорно раздевается (по ходу дела у выпускника Дурмстранга, в которого трансформируется этот тщедушный тип, и правда великолепная фигура. Бицепсы, трицепсы, широчайшая мышца спины…). Заключённый и беглец меняются одеждой. Ещё сеанс Империуса — и лже-Гриндевальд ложится на скамью. Мы же с лже-Абернати выходим за пределы камеры, причём я импровизирую на полную катушку, распекая секретаря за недооценку опасности. Дживарян (я сейчас готов молиться на его плохой слух, потому что, кажется, он и вправду не услышал той катавасии, которая всё ещё доигрывает в камере) — Дживарян на этот раз солидарен со мной и ещё раз (его слова) повторяет, что даже сверхсрочные и сверхсекретные поручения мистеру Грейвзу вовсе не обязательно передавать лично в тот момент, когда вышеозначенный мистер Грейвз проводит разъяснительную работу с арестованным. Он так и сказал — «разъяснительную работу». Я сердечно благодарю моего бдительного аврора за его беспокойство. И мы уходим. Мы, фестралье копыто, уходим — я и самый разыскиваемый волшебник современности. И мы не идём куда-то там в «место силы» (как следует по плану), нет. Мы идём в мой кабинет, где я прячу «Абернати» в ту самую банку (позаимствованную из отдела Экспертизы, взамен оставлен дубль), и где я сам сажусь писать очередной отчет для Гордон, стараясь быть как можно более убедительным и… кратким. И не очень громко злорадствовать по поводу положения Гриндевальда (что до Абернати-настоящего, мне его не особо жаль. Три дня его подчинённые смогут отдыхать от придирок — не так и плохо. Записка о причинах отсутствия у меня уже заготовлена).8. Другой Подлунный
Я не буду подробно рассказывать о том, как, покончив с отчётом, я ещё обеспечил алиби «Абернати», вызволив его из банки (а жаль, что так скоро) и проведя по всем обычным пунктам, которые контролировал этот маньяк от порядка. Затем мы, наконец, вышли из здания и трансгрессировали на порог моего дома МСК. К счастью, на консьержа-эльфа не пришлось даже Империус тратить: он проворчал своё стандартное приветствие откуда-то из чуланчика для мётел (здесь, в Нью-Йорке, мы уже давно не пользуемся мётлами. Хотя в студенческие годы я был капитаном команды по американскому квиддичу, а некоторые любители этого спорта до сих пор собираются в Глен-Коув). Гриндевальд пока что на удивление не доставлял мне проблем, и я был внутренне готов к любым вывертам. Смотреть, как уверенно он поднимается по лестнице в направлении моей квартиры было неприятно. Возможно, впрочем, роль сыграла и несимпатичная мне внешность Абернати. Невербально применив сложное заклятие, которое я с некоторого времени установил на дверь, я втолкнул своего… пленника? сообщника? врага? кто он мне сейчас? внутрь квартиры. И тут же задудели, запищали и замигали разноцветными огнями все те приспособления защиты, которыми меня обеспечил Конгресс на время двухнедельного «отдыха», и которые я опять выписал из Аврората два дня назад. Что-то взорвалось над нашими головами, повалил густой пар, и я услышал сдавленные ругательства Гриндевальда — чары оборотного зелья прекратили своё действие, а одежда секретаря ему была слишком мала. Ещё один скромный реванш. Я быстро убрал пар, чтобы мой противник не наделал глупостей (буду называть его «противник», у нас всё же явное противостояние, даже в этом сомнительном союзе) и кинул Гриндевальду, избавлявшемуся от остатков временного облачения, свой домашний халат: мы одного роста и схожей комплекции. И я не намерен терпеть рядом с собой обнажённого Гриндевальда (хотя он и «терпел» меня, но есть разница между человеком в полный рост и его уменьшенным до размера двух с половиной сантиметров вариантом). Хорошо, всё хорошо, но мы опять сидим друг напротив друга — Гриндевальд небрежно расположился на диване, я занял своё любимое кресло, повернув его так, чтобы моя позиция наблюдателя была в то же время наилучшей для совершения быстрых действий, если дойдёт до них дело. Я первым нарушаю молчание. — Отлично, твой план побега сработал. Но как там насчёт договора? Вроде бы, надо было найти какое-то особое «место силы», провести ритуал, и ещё нам нужен сильный медиум, я думаю, что знаю подходящего… — Эта славянка не подойдёт. Он произносит слово «славянка» с гримасой отвращения. Я снова пересиливаю себя, чтобы не ударить «противника» в скулу. — Почему? — По трём основным причинам: она недостаточно сильна, не имеет никакого понятия о необходимой магии и, наконец, я не работаю с женщинами. — Очень зря. — Возможно, судя по твоему положению в МАКУСА и взглядах сладкой Серафины Пиквери… Я всё-таки прикладываю свой кулак к его скуле — использовать палочку мне не позволяет дурацкая мужская солидарность: мой противник безоружен. Синяк начинает наливаться довольно быстро, и я удовлетворён. — Вернёмся к теме. Если не Катя, то кто тогда? — А ты слышал что-нибудь о Лавкрафтах? Лавкрафты. Довольно известная семья Подлунных из Провиденса, Род-Айленд, сильный дар и, соответственно, горькие плоды: и Уилфрид, и Сара Сьюзен закончили свои дни в больнице Св. Христофора, психиатрическое отделение. Что до их сына, который был не намного младше меня, то года два назад в «Нью-Йорк Оракл» было объявление о его свадьбе с некоей Соней Грин… кажется, после этого я не встречал больше никаких упоминаний. — Если это Лавкрафт из Провиденса, то, боюсь, не сработает: у нас тут не европейские расстояния… Гриндевальд усмехается, и я уже не чувствую былого удовлетворения от синяка. — Перси, дорогой, даже если бы Говард до сих пор жил в Провиденсе, уж поверь, что я нашёл бы способ… но нам повезло: после свадьбы молодожёны поселились здесь, в этом самом городе, район Бруклин. Бруклин… и Катя даже не сказала мне… боялась конкуренции… впрочем, могла и не знать. — Прекрасно. А в данную минуту медиум уже, наверное, в пути? Мой сарказм не сработал. — Нет, в данную минуту нет. Но он прибудет ровно в полночь. Значит, нам ждать ещё около четырёх часов. И меня бесит, бесит, бесит то, что Гриндевальд всё время опережает меня на каких-нибудь полшага: сначала этот Абернати, затем Лавкрафт… Кстати, о секретаре. — Раз у нас ещё полно времени, может быть, расскажешь, почему именно Абернати был твоим «добровольцем»? Потому что я не вижу в этом никакой… эстетики. Ведь ты у нас любитель эстетики? Его глаза темнеют. Я почти чувствую пламя, готовое вырваться наружу, когда Гриндевальд подаётся вперёд и начинает говорить. — Эстетика… Вовсе нет, мой дорогой друг. Видишь ли, в каждом человеке… есть нечто хорошее… готовое всегда придти тебе на помощь… и… нужно дать этому выход… поверить в светлую сторону… Что за чушь?! Внезапно я понимаю: это не его слова. — Кто это сказал? — Один… человек. Твой тёзка, кстати. Пауза. Я пытаюсь привести в порядок мысли и не думать об ужине. — Ещё вопрос… из начала нашего разговора, насчёт «места силы»… — А чем тебе не нравится здесь? — Здесь?! — Перси, твоя квартира в данном случае и есть «место силы». — Но… в пророчестве было про «близко» и «под ногами». Ты что, хочешь сказать, что этот дом стоит на «храме» Дагонитов?! — Я ничего не хочу сказать. Я хочу, чтобы ты поворочал своими прозаическими мозгами… ладно, ладно, не кипятись, мистер крутой… «место силы» означает место с высокой концентрацией магии. Все жильцы этого дома — волшебники либо иные магические сущности. В твоей квартире полно колдовских артефактов. И, главное, сейчас здесь присутствует, возможно, сильнейший маг современности… «Сильнейший маг современности» сидит напротив меня в моём домашнем халате на голое тело, и на его левой скуле расцветает радугой красивый синяк. Я перестаю бороться с собой и вызываю бланк заказа в «Круглосуточный Стейк-бар Освальда». Затем упаковываю Гриндевальда в банку и жду свой ужин. Когда эльф-разносчик, поклонившись, трансгрессировал обратно к Освальду, я снова высвободил «сильнейшего мага современности» и, игнорируя его яростный взгляд, предложил разделить ужин. Я же не садист, в конце концов. Мужчине нужно мясо. Таким образом, до прихода Подлунного мы успели и поговорить, и подкрепить силы. Ровно в полночь раздался звонок, сопровождаемый дребезжанием и завыванием охранной системы. Я довольно бесцеремонно схватил Гриндевальда за рукав и потащил к двери усмирять сигнализацию. Какой-то туманный силуэт скользнул сквозь дверной проём, и вот уже визитёр снимает шляпу в приветствии. Так я и познакомился с Говардом Филлипсом Лавкрафтом. Высокий рост, нескладное сложение, длинное некрасивое лицо — этот человек тоже явно выбивался из «эстетики». Он застенчиво улыбнулся, кивнул Гриндевальду, неловко пожал руку в ответ на моё приветствие и тут же направился в комнату, где начал ходить из угла в угол, иногда останавливаясь и бормоча что-то под нос. Наконец, словно впервые, заметил кресло, и компактно сложился в него. Если Гриндевальд в своих повадках напоминал пантеру, то здесь я явно видел кота — даже то, как руки легли на подлокотники, напомнило о кошачьих лапах: пальцы раздвинулись и снова сжались, словно он сперва выпустил, а затем втянул когти. Основные ингредиенты собраны. Осталось сварить зелье.9. Ритуал
И всё-таки мне было неспокойно. Оставалось выяснить самый важный вопрос, прежде чем Подлунный впадёт в транс. — Мистер Лавкрафт… — Говард. Зовите меня Говард. — Хорошо, Говард… Персиваль. — Мы вновь пожали друг другу руки. — Говард, скажите пожалуйста, Вы доверяете этому человеку? Я указал на Гриндевальда, который, сложив руки на груди, насмешливо, как мне показалось, следил за нами. — Этому? — Подлунный с некоторым удивлением посмотрел на меня. — Разумеется, нет. — Тогда, скажите на милость, как мы собираемся всё устраивать?! Потому что я ему не доверяю тоже. Я и Вас, честно говоря, впервые вижу. Хотя, как мне известно, мой отец когда-то сотрудничал с Вашей матушкой… дело о пропавших пансионатках… — Вам не о чем беспокоиться, Персиваль. В этом деле помех не будет. — Но, может быть, Непреложный Обет… Гриндевальд слегка дёрнулся, словно собираясь что-то сказать или сделать какой-то жест, но тут же снова застыл. — В нём нет необходимости. Видите ли… дело, за помощью в котором Геллерт обратился ко мне, такого свойства, что привычная вам, Аврорам, магия здесь всё равно не работает… Отлично. Тут ещё и магия иная. О которой я, видимо, не знаю ровным счётом ничего. И «Геллерт» каким-то образом успел обратиться за помощью к Подлунному. Они меня за нос водят?.. Но, вместе с тем, было что-то в Лавкрафте — в Говарде — несмотря на его странную внешность — что-то такое, что вызывало доверие. В этом плане моя интуиция меня пока что не подводила ни разу. — Чтобы Вам, Персиваль, было спокойнее, я бы всё-таки посоветовал применить несколько защитных заклятий группы «С». Моё уважение к Подлунному несколько возросло. Группа «С» — это серьёзная протекционная магия типа «спирит», применяемая в тех случаях, когда дело касается сеансов, включающих в себя кратковременный «выход из тела». Внезапно всё — впервые — встаёт на свои места и я новым взглядом смотрю на моих странных «помощников». Заклятия группы «С», Подлунный, таинственная связь Гриндевальда с другими волшебниками даже сквозь защищённые стены камеры, «храм», который находится везде — и нигде. — Мы собираемся действовать сквозь… сон? Дагониты обитают во сне?! Они говорят одновременно. Лавкрафт: — Да, Персиваль. Гриндевальд: — Дошло, наконец. Я перевариваю эту новую для меня идею. Всё логично. Всё абсолютно нелогично. Логично — так как сходятся все составляющие. Нелогично, что этим занимаюсь я. Я, хоть и волшебник, но не медиум нигде, не восприимчивый к так называемым «тонким материям», практически проваливший курс прорицаний… почему я?! «Потому что это твоя профессия, Персиваль. Потому что ты сам выбрал профессию Аврора. Потому что ты хочешь покончить с Дагонитами…» И у нас не слишком много времени, хотя я и подозреваю, что там — во сне — всё идёт по каким-то своим законам. Гриндевальд утверждает, что семидесяти двух часов хватит за глаза — из них уже прошло семь — остаётся шестьдесят пять — ещё время на то, чтобы вернуть арестанта на его полагающееся по закону место — если вообще удастся это сделать — если у нас вообще получится — почему всё так?! Обращаюсь к Говарду: — Хорошо. Значит, если я применяю пару-тройку «С»-заклятий, ты гарантируешь, что этот, — указываю на Гриндевальда, — не причинит мне никакого вреда? А, по-моему, он меня задушит и сделает ноги. Однако отвечает сам Гриндевальд. — Сделаю ноги из квартиры, напичканной следящими артефактами, да ещё в процессе… ритуала. Перси, ты параноик. — Профессия обязывает, — огрызаюсь я. Решение даётся нелегко. — Ладно. Хотя мне всё это не нравится… но чёртовы Дагониты мне нравятся ещё меньше. А если они и правда действуют через сны… они мне хуже, чем не нравятся. Подлунный кивает в знак согласия. — Я помогу Вам, Персиваль, с заклятиями. Если мы наложим их вместе, их будет сложнее разрушить. Ещё могу предложить взять Вашу волшебную палочку на сохранение, если, конечно, Вас это удовлетворит. Когда я войду в транс, я не смогу её использовать, но моя аура также сохранит палочку от… недружественных посягательств. Не могу объяснить, почему я ему доверяю. Может быть, по контрасту с тем, кому я не доверяю абсолютно. Может быть, потому, что глубоко в душе знаю: этот человек не подведёт. Он никогда не подводит. И он всегда говорит правду. Так что мы снова жмём друг другу руки, скрепляя обещание, и устанавливаем защиту. Палочку я передаю без раздумий. Теперь дело за «противником» — моим «проводником». — Так что насчёт «ритуала»? — Всё, как я и говорил: место силы, медиум, проводник и… одно нечестивое действо. — Что ещё за «нечестивое действо»? Это как в сказке «Похлёбка из камней»: всегда есть подвох. То крупу подавай, то соль… — Дело в том, что… вдруг ты не знаешь… существуют определённые ритуалы. — Я, мерлинова борода, ЗНАЮ О РИТУАЛАХ… — Ну, ну! Явно не об этих. Так как в данном случае из трёх присутствующих двое — я и Говард — уже приобщены к тайне путешествия сквозь материи сна… Говард, кстати, родился приобщённым… то есть возможность включить в нашу компанию и неофита — тебя. — Каким образом? Мне что, лечь спать?.. — Это тоже… но не совсем так, как ты это себе представляешь. Мне очень, очень не нравится та маниакальная улыбка, которая снова появляется на лице «проводника». — Так… как же? — Для приобщения неофита к Обществу — так ты его называешь — но, по-настоящему, это Орден — необходимо совершить одно нечестивое действо, войти в изменённое состояние сознания, перешагнуть через границы, установленные в его… вернее, в твоём прозаическом мозгу, раз уж именно ты здесь новичок. Это может быть любое действие, ломающее привычные установки — убийство, каннибализм… — Меня сейчас стошнит. Ты хочешь сказать, что все Дагониты это совершали? Что ты это совершал?.. А я-то думал, что убийство для тебя — привычное дело. Так чтò… Его глаза снова темнеют. — Поверь, есть и другие способы. Я рассказываю о наиболее простом. — Простом?!! — ГРЕЙВЗ, ТЫ МОЖЕШЬ ХОТЬ МИНУТУ ПОМОЛЧАТЬ И ПОСЛУШАТЬ, ЧТО ТЕБЕ ГОВОРЯТ?! Я сдерживаюсь и молчу. Всё равно, с тех пор, как часы пробили час ночи, меня не отпускает чувство, что пути обратно нет. — Гут. Буду краток. По моему мнению, такого мачо, как ты может выбить из колеи только один способ. Он смеривает меня с ног до головы, и тут я понимаю. — Нет. — Именно это, Перси. — НЕТ! — Бояться нечего, у меня большой опыт. — Я не сомневаюсь… ДРАКОН ТЕБЯ РАЗДЕРИ, почему обязательно так?! Говард поднимает на меня глаза — они уже успели стать серебристыми — и бесцветным голосом говорит: — Потому что именно так всё и произойдёт. — И ещё понадобится «Особое Шогготское». Я не ощущаю себя особенно бодрым, когда открываю бар и достаю зелье. Может быть, Гриндевальд и прав. Лучше выпить, и чего покрепче. Первым делаю большой глоток — свет словно бы меркнет — и передаю бутылку. — Не воспринимай это так трагично. Ты же на великой «миссии», Аврор. Его голос звучит над ухом. Пантера. Я чувствую тяжёлый цветочный аромат «Шогготского». Я чувствую, как руки Гриндевальда начинают расстёгивать пуговицы моей сорочки. Я только расширяю своё сознание. Я не позволю ему сломать себя. И я чувствую, что он продолжает улыбаться.