Второе дыхание

- Он ничего такой, этот новенький, Уэйн. Хороший работник, надёжный, старательный. Не считаешь? Мэри сразу почувствовала, что как только отзвучали эти слова, произнесённые нарочито беспечным тоном, внутри неё начал разливаться холод, настоящий холод страха. Так было всегда, когда она знала, что он совсем не пришёл просто обсуждать с ней что-либо или кого-либо, что эти слова подобны кружению коршуна над жертвой, на прелюдию к финальному и резкому пикированию, момент которого невозможно было предсказать. Она так и не смогла научиться за месяц жизни на борту пиратского корабля, в основном взаперти в капитанской каюте. И весь месяц что-то в ней, становящееся всё зыбче и беспомощнее, всё призрачнее и эфемернее, продолжало по привычке надеяться, что в очередной такой разговор, как сейчас, ничего не случится, что он не сорвётся на крик и оскорбления, что всё вдруг чудесным образом вернётся к тому, как было раньше, в Ньюпорте, когда она была счастлива тому, что она любит и что её любят. Когда ей не нужно было в панике думать, что отвечать, торопливо взвешивая каждое слово. - Ты всегда хорошо подбираешь матросов в свою команду, Рик, - Мэри постаралась выдавить улыбку и не сжимать нотные листы в руках, чтобы похолодевшие пальцы не дрожали слишком заметно. При этом она поглядела на прошедшего от дверей в каюту темноволосого мужчину. Ему было чуть меньше тридцати лет, тёмно-каштановые вьющиеся волосы его достигали его широких плеч. Правый глаз был скрыт за чёрной повязкой. Высокий, стройный и загорелый, весь словно состоящий из резких прямых линий, мужчина был одет в тёмно-зелёный камзол, слегка посеревшую от времени рубашку, перевязанные алым кушаком чёрные штаны и чёрные же сапоги. На поясе его, соседствуя с дорогим пистолетом, покоилась в ножнах слегка позвякивавшая при каждом шаге внушительная абордажная сабля. Рик двигался медленно, как двигаются сильные хищные животные, приближаясь к Мэри так же неторопливо, как они приближаются к жертве, которая слабее их и знает, что обречена и неспособна бороться. Дугой обойдя каюту, он подошёл к сидящей перед клавикордами девушке. - В свою команду, - эхом повторил Рик, глядя на неё единственным левым ярко-голубым глазом с высоты своего роста. - Чтобы они на меня работали. А не для того, чтобы ты с ними трахалась. Мэри сжалась, слабенькая надежда внутри угасла, будто огонь свечи во мраке, сжатый двумя пальцами. Сейчас не поможет ничто, никакие слова, отрицать ничего общего не имеющее с реальностью обвинение Рика бессмысленно. И никто, совершенно никто не придёт на помощь. - Когда ты думала это устроить с Уэйном? И где? Может, в трюме? Там немного неудобно, но что поделать, у тебя ведь нет ключа от капитанской каюты. Хотя в пороховом погребе укромнее. И какое поэтическое сочетание: искры страсти и порох. Не считаешь, м? - нарочито терпеливое в своём ожидании хмыканье заставило дрожь пробежаться по позвоночнику девушки. Молчание тоже не было решением, мужчина просто не оставлял ей выбора. Мэри нервно сжала губы и сухо сглотнула, стараясь не давать набирающему обороты звенящему страху волю. - Рик, я-я бы никогда… - резкий, оглушительной силы удар по лицу прервал фразу Мэри, свалив её с табурета. Ударившись головой об костяные клавиши клавикордов, звякнувшие отвратительной секундой, Мэри упала на пол. Она инстинктивно закрыла голову трясущимися руками, когда рядом с лицом стукнула об пол подошва подкованного кожаного сапога. - Я же всё для тебя делаю, и это твоя благодарность?! - удар ногой в живот вышиб воздух из лёгких хрипнувшей девушки, дёрнувшейся и сжавшейся беззвучно рыдающим комочком. - Разве так должна поступать верная жена? Будто шлюха из борделя пялиться на других мужчин с мыслями, как бы ублажить их получше, вместо того, чтобы выполнять свой долг верности мужу? Такую никчёмную малость?! - ещё пять ударов ногой, каждый мощнее прежнего, пришлись по прижатым к груди ногам, по рукам, по груди, по губе девушки, снова и снова вскрикивавшей и содрогавшейся всем дрожащим телом. Затем всё успокоилось, и на несколько мгновений повисла звенящая тишина, в которой Мэри не слышала ничего, кроме своих сдавленных рыданий, стучащей в висках крови и тяжёлого дыхания Рика, стоявшего над ней. Она никогда не была так напугана, как сейчас, никогда не подозревала, что он способен дойти до подобного, он ни разу не бил её. Затем к уже заполнившим сознание звукам добавились новые шаги подкованных сапог, и руки Мэри сильнее обхватили голову, когда Рик встал прямо перед её макушкой. Она не могла даже кричать от охватившего её ужаса, сковавшего всё тело, но даже если бы сумела, на пиратском корабле это было бы бесполезно: никто бы не стал слушать, никто бы не пришёл к ней на помощь. Потому что его боялись, а её ненавидели, считали ведьмой. - Ну, тише, тише, - мужчина вдруг сел перед ней на корточки и, коснувшись её вздрогнувшей в ответ руки, отнял её от головы девушки, затем так же вторую. Мэри, дрожащая всем телом, повиновалась его движениям в оцепенении, едва ощущая, как Рик усадил её на пол и обнял за мелко содрогнувшиеся напоследок плечи. - Пойми, моя любовь, я же на всё готов ради тебя, - стараясь заглянуть ей в глаза, мягко проговорил мужчина, так, словно вспышки яростной ревности только что не было и в помине. Машинально повернув голову под нажатием его пальцев на её подбородок, Мэри посмотрела на Рика в ответ невидящим загнанным взглядом, пока по лицу, животу и ногам разливалась тупая, ноющая боль от ударов, нахлынувшая тяжёлой волной, а во рту появлялся металлический привкус. Рик слегка улыбался ей, а где-то в самой сути его голоса всё ещё угасало тяжёлое напряжение, когда он заговорил снова, обняв её, не смеющую шевелиться и только часто и прерывисто дышащую. - Сегодня я был, наверное, слишком суров, но в такие моменты, как с этим Уэйном, ты разбиваешь мне сердце. Однако я прощаю тебя, моя любовь, моя единственная любовь, - прикосновение его губ к щеке ощущалось настолько чужим, что Мэри даже не успела отстраниться, столь странным было захватившее её ощущение. Будто её целовал незнакомец. На повторный поцелуй она ответила той же покорной недвижимостью, что и на объятия, вдруг вызвавшие обрывочные мысли о тяжёлой якорной цепи. - Мы с тобой всегда будем вместе, милая, - голос Рика, медленно проводящего рукой по волосам девушки, звучал бы совершенно безмятежно, если бы не странная, отдающая чем-то потусторонним уверенность в том, что так и будет. Она делала слова похожими на приговор. - Мы никогда не расстанемся, и если что-то или кто-то отнимет тебя у меня, я всегда найду тебя, даже на краю земли. А теперь тебя посмотрит доктор и ты сыграешь нам что-нибудь. И обещай, что будешь вести себя хорошо, когда я снова выпущу тебя на палубу, ладно? Всё, что ей оставалось, это только беспомощно, шокировано закивать головой в ответ и, под ободряющее подталкивание Рика под локоть, едва слушающимися руками начать подбирать разлетевшиеся по дощатому полу капитанской каюты кремовые нотные листы. Только когда тюремным лязгом звякнул ключ в снова запирающемся снаружи дверном замке каюты, Мэри отрешённо подумала, зачем Рику нужно было звать ей корабельного доктора. Почувствовав что-то тёплое, стекающее по правому виску и мимо уголка глаза стремящееся к щеке, она коснулась теплоты, отрешённо провела по ней вверх по лицу, отдёрнув руку, уставилась на неё, словно это была не её рука вовсе. Правая бровь была разбита в кровь, которая отпечаталась багровыми разводами на тонких бледных пальцах. Осколки воспоминаний, подобно этому, о том, от кого она бежала, как от огня, вместе со сценами шторма и кораблекрушения «Андромеды» иногда приходили на память Мэри, ощущаясь подобно уколам булавок, коротко и остро. Порой что-то вспыхивало во сне, заставляя беспокойно искать пробуждения, порой в одиночестве, в моменты, когда девушка была предоставлена самой себе, своим мыслям и своему прошлому, в котором она, романтичная и окрылённая первой любовью, стала миссис Мэри Роксбург, едва прошла пара недель с того дня, когда капитан Рик Роксбург появился на пороге магазина её отца в Ньюпорте. Красивый и статный, обаятельный и обходительный, капитан Роксбург поразил её в самое сердце, а затем окружил её таким вниманием, которое девушке даже не снилось. Вспыхнувший огонь её первого чувства подкреплялся жаркими обещаниями и клятвами, о которых она могла только читать в книгах, и свадьба быстро стала решённым делом, несмотря на сомнения отца Мэри, тоже поддавшегося в итоге на заверения и обаяние молодого мужчины. Чтобы узнать, что Рик Роксбург на самом деле является одним из самых разыскиваемых и жестоких пиратов Североамериканских колоний, лица которого, скрытого чёрной повязкой, никто не видел, но чья холодящая кровь кличка, Тесак, была на слуху каждого, Мэри потребовался день, в который она взошла на борт его корабля. Осознание, что расставаться Рик с ней никогда не собирается, стало окончательным после недели взаперти в капитанской каюте. Что для него быть с ней рядом означало неусыпный контроль и болезненную ревность, Мэри сполна почувствовала после месяца, когда она одевалась, выходила на палубу и смотрела или не смотрела на людей только по указке Рика. Чтобы вновь стать мисс Мэри Браун, но уже далеко не той улыбчивой и открытой девушкой, какой она была прежде, потребовался год, пропитанный слезами в одиночестве, бесконечными ночами и днями в четырёх стенах капитанской каюты, страхом, побоями и отчаянием, достигшим своего пика, когда она и решилась на побег. Размышляя об ушедшем годе, надломившем в ней что-то так же, как ураган ломает дерево, Мэри не могла отделаться от ощущения, что всё, за ним последовавшее, и плохое, и хорошее, всё ещё кажется ей не до конца реальным. Зачастую в мысли Мэри закрадывались и сомнения о том, насколько долго продлится её нынешнее положение. Она жила в губернаторском доме уже полторы недели, и полторы недели эти были практически столь же безмятежны, сколь и месяц работы у Гардинеров, такой счастливый и такой короткий. С девочкой Мэри занималась английским и французским, начальным счётом и арифметикой, историей, посвящала в основы игры на клавикордах и пения, играючи учила танцевать и просто играла с шебутной малышкой и веселила её, а ещё успокаивала и обнимала, когда первое время девочка не могла уснуть одна и приходила спать в коинату Мэри. Навязчивая мысль о том, что всё, что у неё есть теперь, едва обретённое, может рухнуть в один миг, как это произошло во время кораблекрушения, была постоянной спутницей девушки, словно тень, но всё же с каждым новым днём, отмечавшимся спокойствием и своими маленькими радостями, Мэри старалась находить в себе силы бороться со своими страхами, меньше оглядываться назад, и верить, что всё будет хорошо. Чего ей было бояться прямо сейчас, в доме губернатора Ямайки? - спрашивала она себя. Она убежала от Рика так далеко, как только могла. Их с Салли морское путешествие осталось за границей прошлого. Скреплённая клятвой последняя воля Элинор Гардинер позаботиться о её малышке и отвезти девочку к её единственной семье была выполнена. Груз боязни совершенно другого исхода больше не лежал камнем на сердце, и, принимая во внимание всё, что было и что могло бы быть, лучшего завершения их с девочкой странствий, наверное, нельзя было и желать. Салли, стремившаяся как можно чаще быть с губернатором Суонном, старавшимся каждый день найти для неё время, была просто счастлива. Это несказанно радовало мисс Браун: в лице вице-короля Порт-Рояла Салли обрела доброго дедушку, который пусть и не мог заменить ей её родителей, но в короткий срок стал для неё настоящей семьёй, которой малышке так не хватало. Сама Мэри прониклась уважением к мужчине, обладавшему удивительно живым характером и деятельной натурой несмотря на почтенный возраст. Неизменные вежливость и тактичность губернатора располагали к нему и беседам с ним, и довольно быстро он узнал как биографию внучки, так и историю её гувернантки, хотя самый тёмный отрезок и был выпущен рассказчицей из канвы повествования. Мэри сомневалась, что о годе, проведённом на пиратском корабле и бегстве с него стоит знать её новому нанимателю или вообще кому бы то ни было ещё. Она не рассказывала об этом ни одной живой душе, не рассказывала даже Гардинерам. На памяти Мэри женщины, обделённые роскошью высокого происхождения, лишались работы и за меньшие удары судьбы по их репутации. В ошибках, подобных её собственной, как бы жестоко такие ошибки ни оборачивались, так или иначе именно женщины, совершившие их, несли всю вину и груз осуждения, поэтому Мэри прекрасно представляла себе, что вряд ли благородному семейству Суонн пришлось бы по вкусу иметь в гувернантках девушку, бывшую в плену у пиратов. А потому она рассказала историю, в которой этого никогда не происходило, в которой самым трагическим событием, кроме кораблекрушения «Андромеды», была безвременная смерть её отца-торговца, Мэтью, из-за слабого сердца, после чего, оставшись одна, Мэри начала искать место гувернантки. Поиски его завели её в итоге в Филадельфию, где она встретила мистера и миссис Гардинер, которые дали ей столь желанную работу. На вопрос о том, что подвигло её уехать так далеко от города, где она выросла, Ньюпорта, Мэри ответила, что ей было тяжело там оставаться, что являлось по большей части правдой: как она узнала потом, здоровье отца резко подкосилось, едва он понял, за кого выдал свою единственную дочь, и в том, что случилось, Мэри видела свою вину, сделавшую пребывание в Ньюпорте невыносимым. Сказать самую главную причину, что тот, от кого она убегала, мог, догадавшись об обмане, начать искать её в Ньюпорте, Мэри не могла, и, к счастью, деликатность губернатора Суонна не позволила ему расспрашивать о причинах её отъезда больше. Однако если Уэзерби Суонн расположил Мэри к себе, то его дочь была далека от подобного. Первое впечатление о мисс Суонн у юной гувернантки сложилось не самое лучшее, и из-за этого отношение её к Элизабет, попытавшейся было завести с ней дружбу, было вежливым, но и только. Это не могло не вызвать ответную реакцию со стороны мисс Суонн, ставшей общаться с юной гувернанткой тоже только в том же духе. Всё произошло из-за того, что Мэри не могла забыть ту отчуждённую холодность, которой были пронизаны каждое слово, каждый мимолётный жест Элизабет по отношению к коммодору Норрингтону в её с ним короткий разговор, больше походивший на словесную дуэль. - Добрый вечер, Элизабет, - что-то в голосе коммодора, слишком ровном, чтобы быть просто спокойным, заставило Мэри оторваться от удивлённого созерцания вошедшей незнакомой девушки, мгновенно приковавшей к себе взгляды всех присутствующих, и посмотреть в сторону военного. Лицо мужчины превратилось в непроницаемую маску, в точности такую, какую мисс Браун видела в первые дни плавания, и которая вызывала у девушки тревогу, даже слегка пугала её. Но на незнакомку, к которой Норрингтон обратился по имени, это выражение явно не произвело никакого впечатления, потому как она, слегка улыбнувшись Мэри и чуть теплее Салли, вновь решительно посмотрела мужчине прямо в глаза, поравнявшись со всеми. - Элизабет, коммодор Норрингтон вернулся буквально только что… - в тоне Уэзерби Суонна, по-прежнему мягком, звучала просьба, отзывавшаяся предупреждением придержать при себе всё, что бы девушка ни собиралась высказать. - И, похоже, вас можно поздравить, коммодор? - спросила Элизабет, явно игнорируя намёк губернатора и вызывая непонимание Норрингтона, нахмурившегося, в ответ на что девушка продолжила: - С победой над капитаном Воробьём. Надеюсь, ваши гвардейцы, которые сейчас на каждом углу рассказывают, что пустили на дно «пиратскую посудину», не забыли заковать Джека по рукам и ногам, ведь будет жаль, если ваш триумф вновь омрачится его побегом. Это может нанести серьёзный удар по вашей репутации, а поддерживать звание «Бича Пиратства» и без того нелегко, - с равнодушием на грани вызова добавила Элизабет, чуть вздёрнув аккуратный подбородок. На несколько секунд воцарилось неловкое и напряжённое молчание. Мэри, даже не зная, как реагировать на это, настороженно смотрела то на гордую девушку, то на Норрингтона, в глазах которого на миг мелькнуло и исчезло что-то, очень похожее на обиду, но так быстро, что юная гувернантка не могла сказать наверняка, было ли это на самом деле, или ей только почудилось. - Боюсь, я не могу принять ваши поздравления, - наконец ответил мужчина, спокойно выдерживая взгляд горящих тёмных глаз Элизабет. - Преследование «Чёрной Жемчужины» было прекращено в Атлантике. Если капитан Воробей так же удачлив, как и полгода назад, он и его команда всё ещё продолжают своё плавание, в отличие от других пиратов, корабль которых и был нами затоплен. Я благодарю вас за беспокойство о моей репутации, но уверяю, в нём нет никакой нужды, - по своей сути его слова были холодными, но в глубоком голосе мужчины не было даже призрачного намёка на осуждение. Напротив, он звучал спокойно, даже мягко. На лице Элизабет, которая на мгновение отвела и прикрыла глаза, друг за другом стремительно сменились удивление, осознание и облегчение, однако, когда она вновь посмотрела на Норрингтона, вид её был разве что чуть менее горделивым, чем в самом начале. - Как вам угодно, коммодор Норрингтон. Сомневаться в ваших способностях не приходится. И с возвращением в Порт-Роял, надеюсь, вы пробудете в городе какое-то время перед вашим следующим рейдом, - отозвалась она. - Спасибо. Да, определённо пробуду, - добавил мужчина, кивнув. Говорить было больше не о чем, и, вновь попрощавшись со всеми присутствующими, уже более официально и словно принуждённо, Норрингтон направился к выходу. Глядя ему вслед, Мэри не могла понять, что в этом человеке могло вызвать такую враждебность. Это казалось просто невообразимым, после всего того хорошего, что он сделал для неё, Салли и других выживших, и от чего их всех уберёг. Но за прошедшие полторы недели после этой беседы юной гувернантке многое стало ясно, во многом благодаря весьма словоохотливой горничной, Эстрелле. Пиратский капитан Джек Воробей, оказавшийся совсем не книжным, а вполне реальным персонажем, однажды спас мисс Суонн жизнь. Он же был целью рейда коммодора Норрингтона, и хотя Мэри всё равно не одобряла поведения Элизабет, она понимала, почему слухи о затопленном пиратском судне так взволновали дочь губернатора. Помимо этого Эстрелла поведала и всю историю отношений мисс Суонн и коммодора. Знакомство их длилось восемь лет и ожидаемо бы закончилось свадьбой, если бы Элизабет не ответила взаимностью на чувства своего друга детства, кузнеца Уильяма Тёрнера. Казалось бы, это было невозможно, чтобы дочь губернатора предпочла простого кузнеца равному себе по происхождению и положению высокопоставленному офицеру, но всё произошло именно так, словно в сказке или в приключенческом романе. Смелость Элизабет, пошедшей вопреки мнению большого света ради любви, несмотря ни на что вызывала уважение Мэри, старавшейся теперь проявлять меньше холодности, хотя осадок от первой встречи всё равно оставался. Ещё Мэри было жаль Норрингтона: если слова Эстреллы не были преувеличением, мужчина действительно был неравнодушен к мисс Суонн, когда делал ей предложение, а потому её прилюдный отказ должен был быть тяжёлым ударом для него. Возможно, чувства коммодора даже были живы до сих пор? Мэри помнила, как мягко звучал его голос и каким открытым и прощающим был его взгляд во время встречи с дочерью губернатора, хотя само лицо Норрингтона оставалось бесстрастным. И он назвал мисс Суонн по имени, чего не позволял себе ни с кем больше. Возможно ли, что для коммодора Норрингтона между ними не всё было кончено? Возможно ли, что он до сих пор… «Любит Элизабет?» - грустная улыбка тронула губы Мэри, она совершенно не удивилась бы, если бы всё так и было. Мисс Суонн была очень красивой, яркой юной особой, "настоящей принцессой", как про неё в первый день сказала поражённая Салли. Привлекательную внешность дополняла темпераментная и страстная натура, Элизабет слово была создана для того, чтобы быть незабываемой, даже если память о ней будет приносить боль. Мысль о том, что коммодор мог чувствовать боль, навевала грусть, за два месяца морского путешествия Мэри, вопреки своей первоначальной убеждённости, что она даже не заговорит с ним, немного узнала его, и она была уверенна, что мужчина достоин счастья. Сейчас, после нового дня обучения малышки Салли различным премудростям, лёжа на кровати в своей небольшой, но уютной комнате в северном крыле дома, юная гувернантка позволила себе на мгновение представить образ Норрингтона. Высокий, что подчёркивала всегда прямая спина, одетый в идеально пошитую по стройной фигуре военную форму, мужчина всегда был словно устремлён вперёд и никогда не сомневался в том, что делает. Он излучал спокойную уверенность, которой так не хватало самой Мэри. Поэтому после окончания путешествия на "Разящем", когда возможности даже увидеть его не было, в моменты, когда темнота прошлого и мысли о подозрительно частых смертях близких и дорогих людей подступали слишком близко, девушка держалась за его образ, как за щит, вспоминая слова отца о том, что мысли о сильном человеке помогают преодолеть собственные горести и сомнения, и то внезапное чувство во время их первого с коммодором разговора на пустой палубе, когда она решила, что мысли о нём будут придавать ей сил. "Но, наверное, всё же не стоит думать о нём слишком часто..." - Мэри медленно обняла подушку, взгляд её голубых глаз слегка затуманился, устремляясь в никуда, пока воображаемый образ становился чётче, воспроизводясь до мельчайших деталей. До каждого словно заранее выверенного движения. До каждого оттенка звучания глубокого, низкого голоса. До последней аккуратной чёрточки красивого овального лица и изгиба тёмных густых бровей и упрямой складки губ, на которых редкая улыбка, касаясь глубоких зелёных глаз, походила на лучик солнца в лесу, пробившийся сквозь тучи. "Будет ли он у мистера и миссис Оссейдж сегодня?" - она не видела коммодора с того самого дня, когда он привёз их с Салли в губернаторский дом, знала лишь, что сейчас, во время ревизии, он был очень занят. По словам губернатора Суонна, Норрингтон обещал присоединиться к ним сегодня, но наверняка не было никакой гарантии, что новые дела не удержат его в форте. Вошедшая в комнату Эстрелла вернула Мэри из её мыслей в реальность. Приветливо улыбавшаяся горничная несла с собой вечернее платье цвета пудры с отделкой из шоколадного оттенка кружева. Мисс Браун слегка смутилась и дорогому виду наряда, и тому, что Эстрелла тут же начала её в него облачать. Это было до сих пор непривычно для Мэри, у Гардинеров, живших очень скромно, несмотря на дворянство мистера Джозефа, была всего одна служанка на весь дом, и девушка всегда одевалась сама. Однако Эстрелла, не переставая радостно щебетать о последних новостях и сплетнях, быстро справилась c этой задачей, затем с вечерним туалетом юной гувернантки, и через несколько минут горничная уже довольно созерцала результат своей деятельности, привычно сложив руки перед собой в почтительном жесте. При виде него Мэри тоже становилось неловко: поведение горничной было подобающим перед дворянкой, но они с Эстреллой были равны по происхождению. - Вы замечательно выглядите, мисс Браун! Конечно, не так ярко, как мисс Элизабет, но я уверенна, молодые люди будут в восторге, - произнесла Эстрелла. В её словах не было сарказма, простая девушка действительно говорила то, что думала. Мэри в ответ улыбнулась одновременно благодарной и задумчивой улыбкой. - Спасибо тебе большое, что нашла для меня время, Эстрелла, но даже если этого не случится, ты здорово постаралась, мне очень нравится. - Им обязательно понравится! - иногда своей утвердительной манерой Эстрелла очень напоминала Салли. - Вне всяких сомнений, сегодня у вас появится поклонник. И, может быть, даже не один, - заговорщически добавила горничная, подмигнув девушке. - Ничего страшного, если этого не произойдёт, - Мэри постаралась сказать это лёгким тоном, игнорируя тени воспоминаний, готовые потянуться тёмной чередой. В этот вечер она просто надеялась повидать чету Оссейджей и леди Корнуолл, узнать, как поживают Кавендиши, и провести время в небольшой компании: по словам мистера Оссейджа, приглашённых было немного, и если ей повезёт, коммодор Норрингтон тоже будет среди них... - Ну как же? - горничная удивленно сникла, как если бы все её старания уже были потрачены впустую. - Ведь именно в первый выход в свет леди должна постараться понравиться самым достойным джентльменам, чтобы найти себе мужа. Надёжный супруг, который будет всегда рядом, семья, свой дом, разве не об этом мечтает каждая девушка? - Да, ты, конечно, права, - отозвалась Мэри, удержавшись от того, чтобы сказать, что её вряд ли можно назвать леди, а последнее, что она ищет на Ямайке, это замужество.