Выбор

Карантир телепортировался на палубу Нагльфара прямо за спинами гончих, окруживших бессильно привалившегося к борту Эредина. Битва по-прежнему продолжалась, оставшиеся в живых Aen Elle сражались с наседающими на них людьми, но исход боя был уже предрешён. Эльфов было слишком мало, а обещанные Ге’эльсом подкрепления почему-то так и не прибыли. Понимая, что время истекает и совсем скоро людская орда захватит корабль, изрубив последних защитников, Карантир поспешил к Эредину, надеясь, что тот всё ещё жив. Впрочем, шансы на это были невелики, учитывая залитое кровью, смертельно побледневшее лицо Гласа и уже начавшую застывать на морозе кровавую лужу, расплывшуюся под ним. Почти рухнув на колени перед любовником, Карантир сорвал с руки заляпанную змеиной кровью перчатку и коснулся щеки Эредина. Она была холодной, но ещё не застыла, хоть под закрытыми глазами уже пролегла смертельная тень. Пытаться прощупать пульс на шее Карантир не стал, прошептал несколько слов и положил ладонь на грудь Гласа прямо над сердцем. Сначала он не услышал ничего — мешало рычание гончих, крики раненых и умирающих и лязг мечей. Накрыв себя и Эредина магическим куполом, отсекающим лишние звуки и защищающим от шальных стрел, Карантир прикрыл глаза, тщательно сканируя тело любовника. Пожалуй, никогда ещё он не прислушивался так старательно, молясь, чтобы всё это было ненапрасным. И вздрогнул, когда уловил затихающий стук сердца. Оно билось неровно, и каждый удар мог оказаться последним. Эредин умирал. Проклятый ведьмак и тут постарался на славу — ударил Гласа наискось от плеча до бедра, чудом не задев бедренную артерию, но, по всей видимости, рассёк мышцы, а внутренности не вывалились на палубу только благодаря зачарованным доспехам, частично погасившим удар и поддерживающим в теле угасающую жизнь. Чтобы исцелить такую рану нужна прорва энергии, которой у Карантира сейчас просто не было. Зелье, выпитое перед телепортацией, всё ещё действовало, но и его было недостаточно. — Карантир, помоги нам! — пробился сквозь купол отчаянный крик какого-то эльфа. — Забери нас отсюда! Медленно повернув голову, Карантир увидел, что битва идёт уже почти за самой его спиной. Ещё немного — и всё будет кончено, сначала для Эредина, а потом — для него самого. Но если телепортировать Нагльфар в Тир на Лиа сейчас — Гласу не жить, у него просто нет столько времени. Спасти его может только прямая передача жизненной силы — опасная практика, которой старались избегать. О ней Карантир узнал случайно, копаясь в книгах Аваллакх’а, заинтересовался и дотошно расспросил учителя. И узнал, что жизненную энергию маг может черпать либо из себя самого, рискуя ослабеть и даже умереть в процессе, или из тех, кому не повезло оказаться в этот момент рядом. В этом случае маг выступал своего рода передатчиком, пропуская энергию через себя и вливая тому, кого пытался спасти. Судьба доноров была незавидной — чаще всего они умирали, полностью опустошённые, потому-то эта практика и не была широко распространена. Внимательно выслушав учителя, Карантир переписал заклинание и выучил его, решив, что подобный козырь всё же стоит иметь в рукаве. И, как выяснилось, не ошибся. — Карантир! — прозвучало ещё громче и отчаяннее, и маг тряхнул головой, поднялся на ноги и повернулся к сражающимся. Среди них было гораздо больше людей, чем эльфов, но сейчас это не имело значения. Важен был только Эредин, сердце которого останавливалось. — Я слышу, — покидая купол, ответил Карантир, — иду, — и добавил совсем тихо, — простите, — а потом протянул руки и выкрикнул заклинание, увидел, как на лицах сначала людей, а потом и эльфов отражается ужас, как они начинают пятиться от него, но движутся почему-то слишком медленно. Карантиру показалось, что само время остановилось, пространство искривилось, а потом он увидел то, что уже видели опустившие мечи бойцы. Пульсирующие, извивающиеся багровые щупальца настигали их, обвивали и присасывались, начиная раздуваться и светиться изнутри. Бросив взгляд назад, он увидел, как точно такие же щупальца обвили Эредина, а проходили они через тело самого Карантира. Это было жутко и больно. Поток энергии лился через его тело, накаляя каждый нерв, а вместе с ним — боль и страх тех, кто в этот момент умирал, безуспешно пытаясь освободиться от щупалец. Боль усиливалась, концентрируясь в теле Карантира, а энергия, пройдя сквозь него, вливалась в Эредина, не позволяя сердцу остановиться, исцеляя раны и возвращая сознание. Услышав за спиной сначала хриплый стон, а потом — проклятие, произнесённое знакомым голосом, Карантир попытался остановить передачу, но не смог. Заклинание почти вырвалось из-под контроля, превратив его самого всего лишь в звено цепи. Всё прекратилось только когда на палубе не осталось никого живого, кроме их с Эредином. Щупальца перестали светиться и обмякли, а потом — начали стремительно съёживаться и таять, а Карантир рухнул на колени, надеясь, что у него осталось достаточно сил для телепортации в Тир на Лиа. Оглянуться он боялся. А что, если ему послышалось, и на самом деле Эредин уже умер? Тогда и ему самому не стоит жить дальше и куда-либо возвращаться. Всё будет кончено. — Теперь я знаю… как… выглядит… ад… — донеслось из-за спины и Карантир всё же оглянулся. Эредин сидел, опираясь о борт спиной, почти в той же позе, но глаза его были открыты, вернее — правый глаз, а вместо левого зияла пустая глазница. Он кривил в усмешке испачканные в крови губы, а грудь Гласа ходила ходуном. — Тебя тоже убил vatt'ghern? — хрипло осведомился Эредин, морщась от боли и тщетно пытаясь подняться. — Почти, мы всё ещё на Скеллиге и живы… Относительно. — Поверю на слово, — прохрипел Глас и добавил, глядя за спину Карантира, — надо убираться отсюда, dh`oine настырны, как навозные мухи, а прихлопнуть их сейчас я не способен. Проклятье… — он поморщился, оставив попытки встать, — я чувствую себя выпотрошенной рыбой. — Тебе не стоит двигаться, — маг окинул любовника внимательно-встревоженным взглядом, — если рана откроется… — Сдохну, — Эредин выплюнул на палубу кровавый сгусток, — а пока рано. Сначала я должен расплатиться кое с кем и вернуть то, что моё по праву. Услышав это, Карантир покачал головой, но не сказал ни слова. В этом был весь Эредин — его одержимость никуда не делась, а теперь к ней добавилась ненависть, горящая в единственном уцелевшем глазу. Казалось, он уже забыл о том, что совсем недавно был на волосок от смерти, или просто старался об этом не думать? — А первым я сверну шею Ге’эльсу, — продолжил Эредин, — в последнее время в Тир на Лиа стало слишком много предателей — пора с этим кончать. Белобрысая сука забыла, кому обязана титулом и властью, но ничего — я напомню! — он сжал руку в кулак. — А потом продолжу то, что начал, но сначала нужно вернуться домой, пока мои кишки не вывалились нахрен. Карантир кивнул и отвернулся, поглотив горький ком обиды. Эредин даже не поинтересовался, а как чувствует себя он, Карантир. Вероятно, Глас, как обычно, решил: раз любовник стоит на ногах и колдует — значит всё в порядке, на кой чёрт тратить время на «ужимки и прыжки»? Маг поймал себя на мысли, что в последнее время это всё сильнее его злило. Не раз и не два Карантир решал порвать с Эредином, послать его aep arse и перевернуть страницу, но… Стоило Гласу оказаться рядом и решимость таяла, как снег на солнце. Казалось, Эредин владеет странной способностью подчинять себе раз и навсегда, лишает воли, словно двимерит магии, и превращает в раба, в игрушку, о которой вспоминают, когда возникает желание, а наигравшись снова ставят на полку. Осознавать это было зверски неприятно, равно как и собственную безвольность и слабость. И даже периодически появляющиеся одноразовые любовницы или любовники Эредина не смогли разрушить цепи, приковавшие мага к Гласу. Когда-то, в самом начале их отношений, Карантир решительно потребовал у любовника прекратить трахаться с кем попало, честно признавшись, что ему неприятно на это смотреть. И услышал в ответ произнесённое с усмешкой: — Ну, так отвернись, а лучше — присоединяйся, меня на всех хватит и ещё останется. Чего скривился? Сомневаешься? — Нет, — покачал головой Карантир, стараясь не смотреть на царапины и засосы, покрывающие тело Эредина. — Просто я думал… — А ты не думай, а делай, — Глас перестал усмехаться и, сузив глаза, добавил: — Выброси из головы романтическую чушь, которой наслушался от Лиса и начитался в книгах. То, что мы с тобой трахаемся, означает только то, что мы трахаемся. Всё. Уяснил? — Но… — Никаких но, — жёстко и холодно припечатал Эредин, — если тебя это не устраивает — дверь прямо за твоей спиной. Мне, конечно, будет здорово не хватать твоей задницы, но как-нибудь переживу. — Ты серьёзно? — не веря своим ушам, спросил Карантир. — Вполне. Правда у этой двери есть одна особенность: закрыть её за собой ты можешь только один раз, — продолжил Эредин, глядя в глаза мага, — уходя — уходи, слышал? — Да, — процедил Карантир, понимая, что не сможет никуда уйти, и презирая себя за это. — И что решил? — приподнял бровь Глас. — И, кстати, я предпочёл бы невербальный ответ, — он откинул простыню, демонстрируя готовность к «диалогу». — Ненавижу тебя, — прошипел маг, срывая с себя рубашку и бросая полный отвращения взгляд на смятую постель, от которой до сих пор разило чужим потом. — Хочешь «поговорить» — сначала помойся. От тебя несёт каким-то дерьмом. — Вообще-то её звали не так, — ухмыльнулся Эредин, — но будь по-твоему — идём в купальню, — он встал и первым пошёл к двери, не оглядываясь и ни на мгновение не сомневаясь в том, что Карантир пойдёт следом. — Хочешь вернуться, — процедил маг, глядя на несущихся к Нагльфару вооружённых dh`oine, — заткнись и не мешай. И молись, чтобы у меня хватило на это сил. — А у тебя выбор небогат, — Эредин закашлялся, подавившись ироничным смешком, — не сможешь — нам конец. — Заткнись, — прорычал Карантир, закрыл глаза, сосредотачиваясь и надеясь, что сумеет тепепортировать корабль в Тир на Лиа и не потеряет сознания в процессе.

***

Заложив руки за спину, Ге’эльс мерил шагами тронный зал, безуспешно пытаясь убедить себя в том, что всё сделал правильно и больше никогда не увидит Эредина. Думать о том, что случится, если Глас победит, не хотелось, от этих мыслей становилось дурно и кисть валилась из рук. Собственно, он и не рисовал ничего с тех самых пор, когда увидел смерть Ауберона. Король, которому Ге’эльс клялся в верности, пал от руки того, кто, по сути, сделал королём его самого. Это не умещалось в голове, и она разрывалась от боли. Сон бежал от эльфа, и он просиживал ночи напролёт, размышляя о случившемся и пытаясь понять — а правильно ли поступил, безоговорочно поверив видению онейромантки-dh`oine. А ещё было всё тяжелее разговаривать с матерями, жёнами и сёстрами тех, кто пошёл за Эредином и остался навсегда в чужом мире. Эльфки плакали, кричали, требовали вернуть им хотя бы тела, чтобы похоронить, как подобает, а он мог только отделываться расплывчатыми фразами, обещая, что как только появится возможность — он сделает это. Давать обещания, которые никогда не сможет исполнить. Врать, чувствуя отвращение к себе самому и всё сильнее ненавидя Эредина за то, что втравил его в это. Но в то же время не получалось обмануть себя и сказать, что ему не нравится быть, по сути, королём. Некоронованным, но… Эредин никогда не скрывал, что управленческая рутина навевает на него тоску, и с удовольствием сваливал её на Ге’эльса. Гласу нужна была власть ради власти — Ге’эльс понял это очень быстро, равно как и то, что получает удовольствие от роли наместника. Терять её не хотелось, а значит — Эредин должен умереть, сгинуть в мире dh`oine навсегда. У всего есть своя цена. Голова Гласа в обмен на корону — а почему бы и нет? Во всяком случае, это будет справедливо, потому что закон был жесток к узурпаторам. Их участью была или смерть, или вечное изгнание из Тир на Лиа. Этот закон был древним и применялся редко, но не утратил своей силы. Впрочем, если Эредин вернётся победителем — судить его не осмелится никто. Он станет спасителем и почти богом, а сам Ге’эльс лишится головы. Предательства Глас не прощал никому и никогда. Аваллак’х был отличным доказательством этому. Лучше умереть сразу, чем превратиться в бессловесного урода, в этом Ге’эльс был совершенно уверен. Остановившись около окна, эльф уставился вдаль и вздрогнул, когда воздух вдруг утратил прозрачность и в мареве возник Нагльфар. — Проклятье, — прошептал Ге’эльс, приникая к подзорной трубе и пристально всматриваясь в корабль. Сначала эльфу показалось, что на палубе вообще нет никого живого. Но этого просто не могло быть — Нагльфар не способен путешествовать между мирами самостоятельно, и если он оказался здесь, значит, кто-то на борту точно есть. И Ге’эльс догадывался — кто. Только один из многочисленных навигаторов мог перенести сюда корабль, сил остальных хватало только на небольшие порталы для собственного перемещения. Присутствие Нагльфара на своём привычном месте говорило о том, что Карантир точно жив. К магу Ге’эльс питал странные и неоднозначные чувства: восхищение его способностями, впечатляющими даже для Aen Elle, и сдобренное изрядной дозой презрения сочувствие. Последнее было вызвано безвольностью Карантира, позволяющего Гласу пользоваться собой во всех смыслах. В сексуальной связи короля и мага не было ничего странного или плохого — такое случалось сплошь и рядом, Ге’эльс и сам не раз и не два делил ложе с мужчинами, ища новых ощущений и пресытившись мягкой покорностью эльфок. Странным было полное подчинение Карантира, фанатичная верность Гласу и тотальное отсутствие чувства собственного достоинства. Создавалось впечатление, что Эредин опоил мага приворотным зельем, действие которого не ослабевало с годами, а только усиливалось. Иногда Ге’эльсу казалось: прикажи Глас Карантиру перерезать себе горло — он сделает это, ни секунды не колеблясь, желая только одного — выполнить волю господина. Однажды Ге’эльс даже попытался поговорить с Карантиром, напомнить ему, что мужчина не должен превращаться в тряпку, которую сегодня используют вместо простыни, а завтра бросают под ноги и вытирают о неё сапоги. Разговора не получилось. Маг даже слушать его не стал, оборвал на полуслове и, сузив ярко-синие глаза, посоветовал не совать нос в чужую постель, а заняться государственными делами, которых у наместника короля всегда невпроворот. Ге’эльс намёк понял, пожал плечами и в дальнейшем обращался к Карантиру исключительно по делу. В конце концов, каждый сам волен распоряжаться своим телом и жизнью. Нравится магу быть эрединовской подстилкой, не смущает то, что Глас относится к нему, как к игрушке, призванной удовлетворять все его прихоти — на здоровье. — Bloede arse! — сорвалось с губ Ге’эльса, когда он увидел кучу мёртвых тел на залитой кровью палубе. Это были эльфы и люди, но погибли они не сражаясь — на всех лицах застыло выражение запредельного ужаса, словно перед смертью они увидели нечто невероятно жуткое, способное испугать бывалых воинов. Плавно переместив трубу дальше, Ге’эльс заметил трупы гончих, а у самого борта корабля — того, кого желал бы не видеть больше никогда. Эредин сидел, привалившись к борту, его лицо и доспехи были заляпаны кровью, а левый глаз отсутствовал напрочь. А в паре шагов от Гласа лежал Карантир, и сначала Ге’эльсу показалось, что маг мёртв, но, присмотревшись повнимательнее, он увидел, что тот дышит, а значит либо настолько обессилен, либо вовсе без сознания. Попыток встать и помочь магу подняться Эредин не делал, из чего Ге’эльс заключил — Глас серьёзно ранен, а значит — ведьмаку всё же удалось победить Короля Дикой Охоты и спасти Zireael от уготованной ей судьбы. Эредин проиграл — вот что означало увиденное на корабле. Невольно усмехнувшись, Ге’эльс пробормотал: — Ты зря вернулся сюда, Глас, не судят только победителей, а проигравшим не стоит ждать милости и снисхождения. Впрочем, у нас ещё будет время об этом поговорить. Придав лицу выражение холодной суровости, Ге’эльс быстро пошагал к двери, намереваясь вызвать стражу и лично сопроводить Эредина и Карантира туда, где им самое место. А пока лекари будут заниматься их ранами, он успеет созвать Совет и Aen Saevherne и начать подготовку к суду над узурпатором и убийцей короля, бывшим командиром Красных Всадников Эредином Бреакк Гласом. Настало время собирать камни.