Выбор

— Ге’эльс собрался промыть мне мозги, — мрачно процедил Эредин, когда дверь камеры за ним захлопнулась, и они с Карантиром остались вдвоём. — То есть? — Эта сука хочет подвергнуть меня магическому сканированию, — пояснил Глас, садясь на постель, — надеюсь, ты в курсе, что это такое? — Да, — коротко бросил маг, — и заблокировать их ты не сможешь, особенно если за дело возьмётся Aen Saevherne. — Утешил, — фыркнул Эредин, — а ты? — Не знаю. Скорее всего, мой мозг просто сгорит в процессе, потому что я не собираюсь убирать свой ментальный барьер добровольно. — Даже так? — спросил Глас, внимательно глядя на любовника. — Боишься, что они увидят, как я тебя… — Нет, — покачал головой Карантир, — как раз это их и не удивило бы, в отличие от кое-чего другого. — Например? — Помнишь тот день, когда мы решили приготовить для Ауберона особый «эликсир»? — О да, — усмехнулся Эредин, — такое не забудешь. — Мне надоел этот цирк! — заявил Глас, входя в свою спальню и глядя на сидящего над книгой Карантира. — Пора с этим кончать. — Ты о чём? — поднимая голову от фолианта, спросил маг. — Ауберон снова не смог вставить Ласточке хотя бы одно перо, — кривя губы, пояснил Эредин, — и это уже перестаёт быть смешным. Настолько несостоятельный король — позор для Aen Elle! К тому же, девка сама весьма непрочь с ним покувыркаться, и не только с ним, — теперь на губах Гласа расцвела похотливая усмешка. — Сегодня мне достаточно было просто протянуть руку, и она встала бы передо мной на четыре кости, и, повизгивая, просила бы ещё. — И что тебя остановило? — осведомился Карантир, делая вид, что его нисколько не задели эти слова. — Шрам на её морде и лишние уши, торчащие из соседних кустов. И если рожу можно и тряпкой прикрыть, то с ушами сложнее. Слишком много их было. Наставить Ауберону рога, конечно, весело, но… Опала, а то и казнь — чересчур высокая цена за оттраханную dh`oine. Я лучше покувыркаюсь с тобой — на тебя хотя бы смотреть приятно. — И только? — вырвалось у мага. — Нет, — Глас присел рядом с Карантиром, запустил руку в светлые волосы, — ты почти такой же ненасытный, как я… и узкий… — он жадно поцеловал мага, — и от тебя охренительно пахнет… Хочу… … — Aen Elle нужен новый король, — серьёзно сказал Эредин, глядя в ярко-синие глаза Карантира, когда они лежали рядом, всё ещё тяжело дыша, — молодой, сильный, способный спасти наш народ от гибели. — Ты, — прозвучало констатацией факта. — Да, но Ауберон ни за что не согласиться убрать свою дряхлую задницу с трона добровольно. Он и подохнет с короной на голове и погубит нас всех, — процедил, криво усмехаясь, Глас и добавил: — Ласточка отказалась дать ему твоё зелье. А жаль… это было бы идеально. — Но это был всего лишь очень сильный афродизиак, я надеялся, что он поможет нашему королю снова ощутить себя мужчиной. Хотя бы на время, необходимое для осеменения, — задумчиво произнёс Карантир. — Твоя надежда благополучно сдохла и уже успела завоняться. От этих снадобий толку, как от мёртвой мухи — поднять его обвисший хер они не способны. Нужно нечто помощнее… — Но это может остановить сердце… — слова сорвались с губ мага и повисли в воздухе. — Высокая концентрация некоторых компонентов смертельно опасна. — Крайние случаи требуют крайних мер, — негромко произнёс Глас, наклоняясь над Карантиром и глядя в его глаза. — Белый Хлад гораздо ближе, чем думает Ауберон. Мы не можем позволить себе уповать на чудо и ждать, что он сумеет не только вставить Ласточке, но ещё и кончить. Это непозволительная роскошь. Ты понимаешь, о чём я? — Да, — шепнул маг, ощущая, как холодеет внутри. Сейчас оба они стояли у черты, делящей жизни на две половины. До и после. — И что ты предлагаешь? — Завтра Ауберон снова потащит dh`oine в спальню, а утром я должен принести ему чудодейственное средство, способное оживить мёртвого. Ты успеешь приготовить свой особый эликсир за это время? — коснувшись губами острого уха Карантира, спросил Эредин. — Да, если начну прямо сейчас, — маг сел на постели, отыскал на полу и набросил на плечи шёлковый тёмно-синий халат, — приходи ко мне в лабораторию с первыми лучами солнца. — Я приду раньше, — промурлыкал Глас, снова притягивая Карантира к себе и касаясь его губ. — Если они увидят это, нам обоим крышка, — сказал маг, — это равносильно признанию в убийстве. — Разве? — приподнял бровь Эредин. — Это можно трактовать, как угодно. — Ты действительно так считаешь? — усмехнулся Карантир, прочитал в глазу Гласа ответ и продолжил: — Никто не станет подвергать сомнению результаты сканирования, их невозможно подделать. — Как и видения онейромантки, которыми меня пугал Ге’эльс, — уже не усмехаясь, обронил Эредин. — Знать бы ещё, что именно они видели! — Сомневаюсь, что об этом нам расскажут, — задумчиво сказал маг, — но тот разговор… о нём им точно неизвестно… пока. — И что делать? — Не знаю, — пожал плечами Карантир, — а что Ге’эльс предлагал тебе? — Сознаться, — глухо обронил Эредин. — Нельзя, — покачал головой маг, — если ты сделаешь это — нам конец. — В курсе, — раздражённо бросил Глас, — но ты сам сказал, что закрыться от сканирования я не смогу. — Да, а значит… Договорить он не успел — дверь камеры снова распахнулась и возникший на пороге стражник прогудел: — Карантир, тебя желает видеть наместник. Немедленно.

***

— Выпьешь? — спросил Ге’эльс, когда Карантир сел в кресло у стола. — Уверен, в последний раз ты пил это вино очень давно. — Возможно, — сухо ответил маг, — и не вижу смысла вспоминать его вкус. К тому же, ты позвал меня не для этого. Не трать своё и моё время понапрасну, чего ты хочешь? — Поговорить, — улыбнулся Ге’эльс, наливая себе вина и с видимым удовольствием пригубив, — и надеюсь, что этот разговор окажется полезным для обоих. — Слушаю, — Карантир внимательно уставился на наместника. — Ну, хорошо, — Ге’эльс поставил кубок на стол, сел и начал: — Надеюсь, ты понимаешь, что с Гласом всё кончено? Он — сыгранная карта, и его казнь — дело решённое. Поверь, мне было непросто принять такое решение, учитывая, что именно Эредину я обязан своим нынешним положением, но… Я клялся в верности королю, которого Глас убил, и не могу сделать вид, что Ауберон умер своей смертью. Ты же знаешь, что такое совесть, верно? — он посмотрел на мага, ожидая ответа, но Карантир молчал, красивое лицо продолжало оставаться равнодушно-холодным. И когда пауза затянулась, Ге’эльс продолжил: — Ты можешь не верить, но я не хочу, чтобы ты разделил судьбу Эредина. Ты пострадал от него едва ли не сильнее кого-либо. Молчи! — он предостерегающе поднял руку, видя, что Карантир собирается возразить. — Для меня и не только для меня твоя… страсть к Гласу уже давно не является секретом. Мне известно, насколько сильно ты привязан к нему, жаль только, что ему неведомо, что такое любовь. И я прекрасно знаю, что ты сделаешь дальше: поднимешься на эшафот вместе с ним, надеясь, что хотя бы в этот момент Эредин поймёт, насколько сильно ты его любишь. Ты умрёшь зря. — Можно подумать, тебя волнует моя жизнь, — процедил Карантир. — Представь себе, — усмехнулся Ге’эльс, — погоня Эредина за Ласточкой очень сильно ослабила нас. Он погубил слишком много жизней, и сейчас для нашего народа важен каждый. Тем более — настолько сильный маг. Твоя смерть — непростительная глупость, Карантир, особенно учитывая, насколько блестящее будущее тебя ожидает. — В смысле? — Скажу прямо: я собираюсь рекомендовать тебя в Совет, и уверен, что оспаривать это не станет никто. К тому же, твоя жизнь только началась, неразумно бросать её под ноги Гласу. Ты же знаешь, что он никогда не оценит этой жертвы, примет как должное, потому что все эти годы он использовал тебя. Да-да, ты прекрасно знаешь, что я прав. С тех самых пор, как вы стали близки, Эредин безраздельно завладел тобой, твои душа и тело стали его собственностью. За всё это время у тебя не было никого, а у Гласа? Не отвечай. Мы оба знаем, что он имел всё, что движется, не считаясь с твоими чувствами. Когда-то я уже пытался вразумить тебя, но ты не захотел меня слушать, — Ге’эльс притворно вздохнул. — Я и сейчас не хочу, — холодно обронил Карантир. — Это не твоё дело. — Это было не моим делом, пока касалось только вас двоих, — парировал Ге’эльс, — а теперь речь идёт о преступлении, равного которому не совершалось несколько сотен лет. А потому твоя… любовь становится смягчающим обстоятельством. И ещё — будь на твоём месте Эредин, он бы не колебался ни мгновения, а свалил всё на тебя, и ты это знаешь. Загляни в своё сердце, оно никогда не обманывает. — Чего ты от меня хочешь? — прямо спросил Карантир, желая как можно скорее прекратить мучительную пытку правдой. — Всего лишь — не выгораживать Гласа, — ответил Ге’эльс. — Расскажи мне, как всё было на самом деле, как он заставил тебя отравить короля. Я знаю, что Эредин не способен приготовить настолько сильное зелье. Это могли сделать только двое: ты или Креван. Но Лис никогда не решился бы на это, а значит — остаёшься ты. К тому же, после сканирования у вас обоих уже не будет шансов спасти свои жизни. Ваша вина будет доказана, ты же понимаешь это? — Я не позволю никому копаться в своей голове, — процедил Карантир, глядя в глаза Ге’эльса. — Сопротивление убьёт тебя, и ты это знаешь, — как можно спокойнее сказал наместник, но жёлтые глаза гневно сверкнули. — Совершенно нелепая смерть, не находишь? — Нет, — покачал головой маг, — только мне решать, что делать со своей жизнью. — Ты идиот! — не выдержал Ге’эльс. — Ты собираешься умереть за того, кто никогда не ценил тебя! Для него ты всегда был просто задницей, которой в любой момент можно засадить. Тебе перечислить всех, кого Глас отымел за последние годы? Не хочешь? А зря! Поверь, список впечатляет и наводит на мысль, что Эредин никогда не считал тебя кем-то особенным. Кем-то, ради кого стоит измениться, кого ценишь и не хочешь причинять боль. И не вздумай сказать мне, что тебе было приятно узнавать о его новых пассиях. Более того — он с удовольствием рассказывал о том, как вы… — Заткнись! — Карантир вскочил с кресла, совершенно забыв о двух стражах за спиной и двимеритовых браслетах на руках, которые на него надели сразу после выхода из камеры. — Замолчи, или я… — Убьёшь меня? — приподнял бровь Ге’эльс. — И что дальше? Даже если представить, что у тебя это получится, моя смерть ничего не изменит. Ты по-прежнему будешь безвольной эрединовской дыркой, одной из сотен точно таких же. Десятками лет ты будешь смотреть, как он трахает других, возвращаясь к тебе, когда очередное увлечение перестаёт быть новым. И знаешь что, — наместник наклонился к Карантиру, — в один не очень прекрасный для тебя день он не вернётся. Совсем. И ты знаешь, что это рано или поздно случится. Ты можешь не верить, но мне действительно тебя жаль, потому я и предлагаю тебе возможность изменить всё. Как только Эредин исчезнет из твоей жизни, всё будет по-другому. Ты станешь членом Совета, перед тобой склонится весь Тир на Лиа, лучшие женщины и мужчины будут у твоих ног, надеясь, что твой выбор падёт на них. Разве это не достойная награда за… откровенность? — От твоей жалости слишком сильно воняет лицемерием и подлостью, — глядя в глаза Ге’эльса, сказал Карантир, — засунь своё предложение себе в задницу и поищи дурака в зеркале. В отличие от тебя я не предаю тех, кому клялся в верности, даже если эта глупость будет стоить мне жизни. — Это твоё окончательное решение? — осведомился Ге’эльс, понимая, что продолжать разговор не имеет смысла. — Да. Я могу вернуться в камеру? — Конечно, — раздалось за спиной мага, — но сначала удели пару минут мне. Карантир резко развернулся на до боли знакомый голос, надеясь, что ему просто показалось, но… У двери стоял Аваллак’х, глядя на него полными сочувствия аквамариновыми глазами. — Ге’эльс, — обратился Знающий к хозяину кабинета, — ты можешь ненадолго оставить нас? — Да, — кивнул наместник, — правда, не думаю, что от этого будет толк. — Возможно, — не стал спорить Аваллак’х, — и всё же я попытаюсь.

***

Подойдя к окну, Знающий прислонился к подоконнику и молча смотрел на сидящего в кресле, натянутого, как струна, Карантира. Тишина в кабинете стала практически звенящей и давила всё сильнее, и почти взорвалась от негромкого: — Прости меня, моё Золотое дитя, — сорвавшегося с губ Аваллак’ха, — я не смог уберечь тебя. — О чём ты? — спросил Карантир, глядя в глаза учителя. — Ты прекрасно знаешь, о чём, — грустно улыбнулся Знающий. — Я научил тебя защищаться от враждебной магии, но оставил безоружным перед любовью. Вольно или невольно, но ты повторил мою ошибку — позволил сердцу заглушить голос разума. Моим проклятием стала Лара, твоим — Эредин. — Причём тут… — начал Карантир и осёкся под взглядом Аваллак’ха. — Ты знаешь. И точно так же знаешь, что Ге’эльс прав — твоя жертва бессмысленна. Я знаю Эредина не первую сотню лет и не ошибусь, если скажу: он не умеет любить. Никогда не умел. Он всегда был охотником, гоняющимся за дичью, и погоня увлекала его едва ли не сильнее процесса разделки и поедания дичи, — Знающий шагнул к Карантиру, легко коснулся светлых волос, заглянул в глаза: — Мы оба знаем, что я прав. Нас обоих обожгло любовью до костей, и до сих пор мы не принадлежим себе. Разве не так? — Так, — обронил Карантир, не смея солгать учителю, — но я всё равно не предам его. Даже если об этом попросишь ты. — Знаю, — вздохнул Аваллак’х, — ты слишком многое взял от меня, даже то, что брать не стоило. Я создал тебя, но не сумел защитить от себя самого — грош цена мне, как наставнику. — Неправда, — покачал головой маг, — ты тут не при чём. — Пусть так, — не стал спорить Знающий, — я просто хочу показать тебе то, что открыла нам с Ге’эльсом онейромантка. Позволишь? Карантир кивнул, увидел, как Аваллак’х подходит вплотную, касается пальцами его лба, и закрыл глаза. Видение было коротким и ярким, а голос Эредина, произносящего: «Король умер — да здравствует король» реальным настолько, что маг вздрогнул и сильнее вцепился в подлокотники кресла. И услышал полное печали: — Он настолько сильно пророс в тебе, что разорвать эту связь может только смерть. И что бы я ни сказал, ты поступишь так, как велит слепое влюблённое сердце. Как жаль… Эредин не стоит такого. — Не тебе решать, — тряхнул головой Карантир, пытаясь избавиться от видения. — Ты позволил dh’oine отнять у себя Лару и даже не пытался её вернуть. Ты сдался, а теперь хочешь убедить меня в том, что я должен предать Эредина? Не выйдет. Ты зря потратил своё и моё время, учитель.