Выбор

Ге’эльс обвёл внимательно-оценивающим взглядом огромный зал Дворца Правосудия и улыбнулся уголком рта. Всё было готово к началу заседания: избранные и соответствующим образом проинструктированные пострадавшие-эльфки сидели на каменных скамьях и даже все восемь Советников уже заняли трибуну. Две женщины и шестеро мужчин — самые влиятельные в Тир на Лиа, занимающие эти посты не одну сотню лет: маги, воины, управленцы, те, без кого было бы невозможно само существование столицы и государства. Женщины о чём-то негромко и увлечённо беседовали, мужчины с преувеличенным вниманием изучали документы, которые он вручил им ещё вчера. Длинный перечень обвинений, выдвинутых Гласу, и только одно — против Карантира, но в его случае больше было и не нужно. Альмир задумчиво вращал в руках перо, а по лицу Знающего невозможно было прочесть совершенно ничего. Аваллак’х сидел в полном одиночестве на первом ряду и задумчиво смотрел в окно. Не хватало только обвиняемых, приготовленные для них клетки пока что пустовали: из обычной стали для Эредина, двимеритовая — для Карантира. Ге’эльс не собирался давать магу ни единого шанса пустить в ход чары и освободиться, прихватив с собой Гласа, и сделал для этого всё. Двимеритовых браслетов на руках Каратира ему показалось недостаточно, потому и была изготовлена клетка, запирающаяся снаружи, выбраться из которой невозможно. — Полагаю, самое время начать, — обращаясь к Советникам, сказал наместник, — уверен, у вас было достаточно времени ознакомиться с изложенными в документе фактами и списком обвинений? — Ге’эльс выждал паузу, увидел утвердительные кивки и продолжил: — В таком случае приказываю привести обвиняемых Гласа и Карантира, — это он адресовал начальнику стражи, всё это время молча стоявшему у трибуны, на которой находился он сам. Эредина ввели первым и на сей раз повязка прикрывала отсутствующий глаз. По губам Гласа змеилась сардоническая усмешка, он смотрел прямо в глаза Ге’эльса и этот взгляд не обещал ничего хорошего. В сторону Совета Эредин даже не взглянул, на мгновение задержался на Аваллак’хе, покачал головой, но не сказал ничего. Остановившись перед клеткой, Эредин приподнял бровь, ожидая, пока стражник откроет дверь. И так же, не проронив ни слова, вошёл в клетку и сел на скамью, скрестил руки на груди, продолжая сверлить Ге’эльса взглядом. Но в этот момент дверь зала снова открылась, послышались тяжёлые шаги стражников и Эредин повернул голову на звук. «Какого…» — сорвалось с его губ, когда он увидел Карантира. Маг выглядел так, словно давно не спал и не ел: бледное осунувшееся лицо, тёмные тени под глазами и даже волосы утратили привычный золотистый блеск и казались неживыми. Карантир шёл, глядя на Эредина и не замечая Советников, наместника и всех остальных. Их для него не существовало, был только Глас, в которого маг всматривался с болезненной жадностью, так, словно видел его в последний раз. Стражи и двимерит на руках Карантира яснее ясного говорили о том, что маг не предал, и на мгновение Эредин устыдился собственных предположений. Впрочем, извиняться за них он не собирался. Зачем? Маг всё равно никогда не узнает о том, что он слёту зачислил его в предатели, а значит не стоит тратить слова и наступать на горло собственной гордости. Если что Эредин и ненавидел сильнее, чем наместника и Совет, так это признавать свою неправоту. Короткое слово «прости» застревало в горле, обдирая его, словно острая рыбья кость. Между тем, стражник открыл дверь второй клетки, и Карантир вошёл туда, сел, не отрывая взгляда от Эредина, и улыбнулся, намекая на что-то хорошее, известное пока что только ему. — Уважаемые Советники и жители Тир на Лиа, — начал Ге’эльс, обводя взглядом зал, — сегодня мы собрались здесь, чтобы заслушать обвинения и вынести справедливый приговор двум преступникам, на совести которых не одна сотня жизней, в том числе — жизнь нашего законного короля Ауберона. Эредин Бреакк Глас и его пособник Карантир ответят по всей строгости закона за совершённые ими преступления, но для начала я хотел бы ненадолго вернуть вас в прошлое. В те времена, когда на троне находился Ауберон — лучший из королей, когда-либо правивших Aen Elle. Его правление было мудрым, и под его рукой Тир на Лиа процветал не одну сотню лет. Всем, что мы сейчас имеем, мы обязаны именно Ауберону, полагаю, никто из вас не станет с этим спорить? — он бросил взгляд на Советников, потом на обвиняемых, и продолжил: — Однако, к моему огромному сожалению, среди нас нашлись те, кому это было не по вкусу, один из них жаждал увенчать короной собственную голову, второй — потворствовал желаниям, вместо того, чтобы разоблачить своего любовника и донести Совету о его преступных намерениях. Все вы помните, как потрясла нас внезапная скоропостижная кончина Ауберона, который никогда, я подчёркиваю, никогда не говорил о том, что ему опостылела жизнь, и он жаждет покоя. Я беседовал с королём ежедневно и ни разу он не проявил слабости и не высказал желания передать власть Эредину или кому-либо ещё. Напротив, Ауберон не единожды говорил, что Гласу ни в коем случае нельзя отдавать корону, поскольку он не способен взять на себя ответственность за весь наш народ. Я акцентирую на этом ваше внимание не просто так, я хочу, чтобы каждый из вас чётко осознал — мы имеем дело с цинично и тщательно спланированным убийством законного короля с целью узурпации власти. Смерть Ауберона не была случайностью, в чём нас усердно старался убедить обвиняемый Глас, намекая на то, что покойный король злоупотреблял определёнными зельями. — Но ты-то в это поверил, — громко и чётко сказал Эредин, — и не только ты. Никто из вас, — он бросил уничтожающий взгляд на Советников, — не осмелился мне возразить, потому что все прекрасно знали: Ауберон безуспешно борется с импотенцией, принимая сильнодействующие афродизиаки. Это точно такая же правда, как и то, что вы отдали мне корону без малейших колебаний. И сейчас я не могу не задать вопрос: если ты, — он уставился на Ге’эльса, — знал, что Ауберон не желал видеть на троне меня, почему промолчал тогда и вспомнил об этом сейчас? Не изображай благородное возмущение, здесь всё шито белыми нитками: уже тогда ты знал, что я сделаю тебя наместником, потому и «забыл» о воле покойника. А сейчас ты так своевременно об этом «вспомнил», потому что знаешь: если я верну себе корону, болтаться на виселице будешь ты, как клятвопреступник, на чьей совести ничуть не меньше жизней, чем на моей. — Не тебе упоминать о клятвах! — повысил голос Ге’эльс. — Ты присягал Ауберону, но это не помешало тебе узурпировать власть, уверив нас, что только ты способен спасти нас от Белого Хлада. — А ты присягал мне, — с усмешкой, парировал Эредин, — но это не помешало тебе предать меня и не ответить на призыв, а потому именно ты виноват в том, что битва была проиграна. — Ложь от первого до последнего слова, — ледяным тоном произнёс наместник, — ты пытаешься переложить вину за свои промахи на меня, умалчивая о том, что солдаты, которых я не послал, ничего бы не изменили, а просто навсегда остались в мире людей. Не пытайся делать из нас идиотов, Совет прекрасно осведомлён о силе и способностях Zireael и о том, что тебя победила даже не она, а простой ведьмак. Если бы у тебя имелись хотя бы зачатки чести, ты сам отрёкся бы от короны после такого позора, но честь для тебя столь же непостижимое понятие, как и верность клятве! На что ты рассчитывал, когда осмелился вернуться сюда, оставив свою армию умирать на льду чужого мира? Ты не только клятвопреступник, Глас, но ещё и трус, для которого собственная шкура является наивысшим из всех возможных приоритетов! Занимая трон, ты обещал спасти наш народ от Белого Хлада, а в результате погубил десятки лучших сынов Тир на Лиа, истощил казну и ослабил нас настолько, что пройдёт не одна сотня лет, прежде чем Aen Elle оправятся от последствий твоего никчёмного правления! Посмотри на этих женщин, — Ге’эльс указал на эльфок величественным жестом, — ты отнял у них самое дорогое: сыновей, мужей, братьев, возлюбленных, лишил их будущего и обрёк на страдания. Посмотри им в глаза и скажи, что ты не виноват, и мы увидим, поверят они тебе или нет! Вместо ответа Эредин встал и, даже не взглянув на эльфок, зааплодировал, насмешливо глядя на Ге’эльса, а потом иронично бросил: — Браво! Я потрясён и тронут до глубины души и уже озираюсь в поисках пепла, чтобы щедро посыпать голову. Признайся, ты долго это репетировал или придумал только сейчас? Я больше чем уверен, что это — чистой воды экспромт, рассчитанный на тех, кто неискушён в словоблудии и легко поддаётся чарам популизма. Будь это иначе, ты не упустил бы из внимания сущую безделицу: каждый воин прекрасно знает, что его могут убить. Собственная смерть на поле боя такая же реальность, как гибель врага от твоего меча! Я повёл за собой воинов, а не погнал на убой несмышлёнышей, только вчера сосавших материнскую грудь, и даже ты не сможешь это оспорить. Все мои солдаты последовали за мной добровольно, прекрасно зная, что могут не вернуться, а потому засунь свои высосанные из хера обвинения себе в задницу и прекрати играть на публику. — Следи за языком, — осадил его Ге’эльс, — во Дворце Правосудия не место площадной брани. Веди себя соответственно или я прикажу удалить тебя из зала, а приговор тебе огласят позже. — Умолкаю, — Эредин снова сел, — разве я могу пропустить такую забаву? — он демонстративно прикрыл ладонью рот. — Вернёмся к смерти Ауберона, — как ни в чём не бывало, продолжил наместник, — вам, члены Совета, прекрасно известно, что исследование тела короля не обнаружило никаких признаков яда, а потому был сделан вывод: сердце Ауберона просто остановилось, возможно, из-за слишком частого приёма стимулирующих зелий. Вывод в корне неверный, поскольку на самом деле короля отравили и сделали это умышленно, с целью возвести на престол обвиняемого Гласа. Вина за это преступление целиком и полностью лежит на Карантире — ближайшем соратнике и любовнике Эредина. И это не мои домыслы, это его признание, засвидетельствованное Советником Альмиром и бывшим наставником Карантира Аваллак’хом. На этих словах Ге’эльса Эредин изумлённо приподнял брови и повернулся к магу. Их взгляды встретились, и Глас прочёл в синих глазах любовника спокойную уверенность в правильности своего поступка. На бледном лице мага не дрогнул ни единый мускул, он не отвёл и не опустил глаз под обвиняющим взором наместника, и не сказал ни слова. Видя, что пауза затягивается, Ге’эльс кашлянул, прочищая горло, и продолжил: — Конечно же, у нас возникло подозрение, что инициатором и вдохновителем преступления был Эредин Бреакк Глас, но проведённое Aen Saevherne Альмиром магическое сканирование разума не обнаружило никаких подтверждений этой версии. — Почему не было проведено сканирование Карантира? — спросила Советница Аилмэ — черноволосая чародейка с внимательными серыми глазами. — Я не увидела в документах разумного пояснения этого вопиющего нарушения процедуры расследования. Учитывая длительную и тесную связь обвиняемых, очень легко увидеть в чистосердечном признании Карантира самооговор с целью спасти Эредина. — Вопрос закономерен и уместен, — ответил наместник, — однако в данном случае это было невозможно осуществить, поскольку Карантир отказался убрать свой ментальный барьер, а насильственное сканирование могло привести к смерти обвиняемого или полной утрате им дееспособности. Мы сочли риск неоправданным. К тому же, сам отказ от сотрудничества со следствием уже свидетельствует о виновности Карантира, разве не так? Тот, кому нечего скрывать, не станет возводить барьеры. Кроме того, даже если на мгновение допустить, что Карантир всего лишь выполнял приказ Гласа, приготовил яд именно он, надеюсь, в этом у вас нет сомнений, уважаемая Аилмэ? — Нет, — покачала головой Советница, — я прекрасно осведомлена о магической несостоятельности Гласа, равно как и о способностях воспитанника Аваллак’ха. И точно так же мне известны как целительные, как и отравляющие свойства дигиталиса, которым, исходя из документа, был отравлен Ауберон. Но я хотела бы спросить у Карантира, неужели он не отдавал себе отчёта в том, что совершает неслыханное преступление? Что покушается на жизнь того, кому присягал в верности, как и каждый из нас? Я могу задать этот вопрос обвиняемому, наместник? — Конечно, — тонко улыбнулся Ге’эльс и сделал приглашающий жест. Чародейка кивнула, встала с места и начала медленно спускаться по ступеням. Все присутствующие невольно следили за тем, как она шла по залу — высокая, стройная, в роскошной мантии, подчёркивающей идеальные формы. Когда Аилмэ проходила мимо клетки Эредина, Глас ободрал её оценивающе-раздевающим взглядом, презрительно скривился и что-то негромко сказал. Советница, если и расслышала, виду не подала и даже не глянула в сторону Эредина, она остановилась напротив сидящего на скамье Карантира и несколько мгновений молча смотрела ему в глаза. Первым молчание нарушил маг: — Не пытайтесь меня читать, — сказал он, глядя во внимательные серые глаза чародейки. — Даже если бы я и хотела, — ответила она, — двимерит не позволит. Он не только блокирует твою силу, но и защищает тебя от моей. К тому же, я хочу услышать ответ, а не прочесть его. Скажи мне, Золотое дитя, неужели ты не знал, что убийство короля карается смертью? — Знал, — коротко бросил Карантир, не отводя взгляда. — Вопрос второй: почему ты забыл о клятве, которую давал Ауберону? Или для тебя, как и для него, — она кивнула в сторону Эредина, — клятва — суть пустой звук? — Я не забыл ничего, — в голосе мага ясно слышалась усталость, — и прекрасно помню, что каждый из нас клялся служить народу Тир на Лиа и делать всё для его блага. Если бы Ауберон тоже помнил об этом, давным-давно передал бы власть достойному, а он этого не сделал. Я не знаю, почему он так легкомысленно относился к надвигающемуся Белому Хладу, почему столько столетий не делал ничего, чтобы его остановить. На что надеялся? На чудо? На вмешательство самой Богини? На возвращение воскресшей из мёртвых Лары? В отличие от него, я прекрасно понимал, что неизбежная гибель нашего мира гораздо ближе, чем думает Ауберон и Совет. Я видел замёрзшие миры собственными глазами, я был там, госпожа Аилмэ, и сделал всё, чтобы Белый Хлад не дошёл до Тир на Лиа. Да, я отравил Ауберона, но смерть его была лёгкой и безболезненной, в отличие от той, на которую он обрекал всех нас. — Но почему ты решил, что Эредин сумеет сделать то, чего не смог Ауберон? Потому что вы… — она помедлила и всё же добавила, — были близки? — Нет, — покачал головой Карантир, бросил короткий взгляд на Гласа и продолжил, — потому что только Эредин обладал необходимой силой и решительностью, только он мог отыскать Zireael и заставить её вернуть то, что украла у нас Лара. Ауберон и мой учитель Аваллак’х не смогли сделать этого, даже когда Ласточка сама явилась в Тир на Лиа. Они проявили недостойную мужчин слабость, а такие ошибки стоят слишком дорого, и расплачиваться за них пришлось бы всем нам. — Логично, — кивнула Аилмэ, — но именно Аваллак’х сумел правильно воспользоваться силой Старшей Крови и победить Белый Хлад, ты не можешь этого отрицать. — И не собирался, — усмехнулся Карантир, — и хотя сам я не имел возможности убедиться в том, что угрозы больше нет, но я не стану подвергать сомнению слова Совета. Однако мне непонятно, почему Aen Saevherne Аваллак’х утаил от нас информацию о том, как можно победить Белый Хлад, и нарушил данную королю Эредину клятву. Впрочем, эти вопросы стоит адресовать ему, а не вам. Правда, я сомневаюсь, что они будут когда-либо заданы, ведь победителей не судят, верно, Советница Аилмэ? — теперь в синих глазах Карантира ясно читался вызов и откровенный намёк на то, что на этой скамье сидел бы именно Аваллак’х, если бы Эредину удалось задуманное. — И последний вопрос, — сказала вместо ответа чародейка, — ты действительно приготовил яд втайне от Гласа? Ваша близость наводит меня на мысль, что ты лжёшь, желая его спасти. — Вы вольны думать, что угодно, — холодно усмехнулся Карантир, — я уже сказал и повторю ещё раз: Эредин не знал, что во флаконе с зельем — яд. Есть вещи, которые не стоит доверять никому, даже тому, с кем делишь ложе. Мои слова подтверждает и сканирование, о результатах которого вы прекрасно осведомлены. Больше вопросов у вас нет? — осведомился он, откидываясь на спинку скамьи и скрещивая руки на груди. — Нет, — покачала головой Аилмэ, — я уже услышала всё, что хотела, и вижу, что ты совершенно не сожалеешь о содеянном. Более того, ты гордишься убийством короля… Это чудовищно, — она развернулась и пошла к трибуне, снова не удостоив Эредина даже взглядом. Ге’эльс дождался, пока Советница вернётся на своё место, и сказал: — Если больше ни у кого из членов Совета нет вопросов к обвиняемым, я позволю себе продолжить. — Он сделал паузу, выжидая, но Советники молчали. — Вы уже ознакомились с фактами, имели возможность послушать мнение обвиняемых, самое время перейти к приговору. Как Советник Ауберона и ныне действующий наместник, я считаю справедливым следующее: вечное изгнание в Marbh ear для узурпатора Эредина Бреакк Гласа, для убийцы короля Карантира, — он снова на мгновение замолчал, — смертная казнь через повешенье. — Протестую, — спокойно сказал Альмир, поднимаясь с места.