Выбор

В зале воцарилась тишина: Ге’эльс, советники, обвиняемые и потерпевшие уставились на Знающего, требуя пояснений, и Альмир не заставил себя долго ждать: — Прежде, чем я продолжу, позволю себе напомнить уважаемым членам Совета и вам, наместник, что все мы, вступая в должность, давали клятву не только свято соблюдать закон, но и неукоснительно следовать справедливости и не идти на поводу у эмоций, личных симпатий и стремлений. Такую же клятву давал и я, а потому не могу согласиться с мерой наказания для Карантира. Я не снимаю с него ответственности за отравление короля, но не уверен в том, что это было сделано без ведома Гласа и не по его прямому приказу. — В свою очередь напомню, — холодно вмешался Ге’эльс, — что вы лично проводили сканирование Эредина и не обнаружили ничего, указывающего на его причастность к убийству Ауберона. — Именно так, — подтвердил Альмир, — но это не значит, что такого там не было изначально. Не знаю, известно ли вам, наместник, но для сильного чародея не составит труда, как полностью стереть воспоминания, так и заменить их ложными. Карантир — именно такой чародей. — Карантир и Глас находились в камере, окно и дверь которой были сделаны из двимерита, — напомнил Ге’эльс, — или, по-вашему, это тоже не преграда для сильного чародея? — Преграда, наместник, но её можно преодолеть, — пояснил Альмир. — Это нелегко, что могут подтвердить присутствующие здесь маги, но возможно. А потому я не исключаю того, что мы сделали неправильные выводы, исходя из ложных картин. Мы собираемся повесить того, кто был просто исполнителем, и оставить жизнь настоящему преступнику и узурпатору. Я считаю, что это недопустимо и является грубейшим нарушением закона, который мы призваны защищать. Хуже всего то, что у нас нет возможности ни доказать вину Карантира, ни опровергнуть её, а опираться исключительно на его признание — глупо и недальновидно. Особенно учитывая, насколько близок он был с обвиняемым Гласом, и как долго длилась их связь. К тому же, здесь имеет место не только секс, но и привязанность сердечная, то, что мы называем любовью. Полагаю, ни для кого из собравшихся не секрет, что влюблённый способен на такие подвиги и глупости, которые никогда не совершил бы тот, чьё сердце холодно, а рассудок — трезв. В завершение скажу, что гораздо более правдоподобным я вижу следующее: Эредин Бреакк Глас не раз говорил Карантиру о своём желании занять трон, но до тех пор, пока Ауберон не начал принимать сильнодействующие афродизиаки, у любовников не было возможности осуществить честолюбивые преступные планы. С появлением в Тир на Лиа Ласточки это стало реальным и, конечно же, они не могли упустить такой шанс. Карантир приготовил яд, Эредин отнёс его королю, а после — убедил нас в том, что именно ему должна принадлежать корона. Справедливости ради скажу — у нас не нашлось ни разумных контраргументов, ни альтернативной кандидатуры на трон, а потому часть вины за совершённое Эредином после коронации лежит на всех нас. — Так может, нам вернуть Гласу корону и публично извиниться перед ним, раз мы сами во всём и виноваты? — не скрывая насмешки, спросил военный Советник. — А Карантира сделать главой Совета, поскольку он сильный чародей, да ещё и жертвенен? — Я этого не говорил, — спокойно ответил Альмир, — более того, я не снимал с Карантира вины за убийство Ауберона. Но раз уж вы ввязались в полемику, позволю себе напомнить: кому присягала армия, находящаяся в вашем подчинении сейчас? Кого почти боготворили солдаты и умоляли взять их на борт Нагльфара? За кого они были готовы умирать и делали это? Мы оба знаем ответ. И точно так же мы знаем, что случилось бы, не заполучи Эредин корону. Стоит отдать Гласу должное — он хорошо подготовился к узурпации власти и добился поставленной цели. И, давайте будем честными до конца: вернись Эредин со щитом, никто из нас и не заикнулся бы о «сотнях погибших лучших сынов Тир на Лиа», — Альмир умышленно повторил фразу Ге’эльса, глядя прямо в глаза Советнику, — цель полностью оправдала бы средства. Это точно такая же правда, как и то, что мы не имеем никакого права казнить Карантира, для этого у нас недостаточно доказательств. — Насколько мне известно, — вступила в разговор Аилмэ, — ложные воспоминания — недолговечны, а значит, мы можем просто подождать, пока они исчезнут, и повторить сканирование Гласа. И если его результаты будут кардинально отличаться от нынешних — вынесем новый приговор, а если нет — оставим в силе сегодняшний. — Вам точно так же должно быть известно, — глядя в серые глаза Советницы, сказал Альмир, — что сканирование мозга можно провести только единожды, это слишком опасно и может иметь непредсказуемые последствия: от частичной необратимой потери памяти до полной утраты способности рассуждать здраво, паралича и смерти. Вы, уважаемая Аилмэ, рискнёте взять на себя ответственность в подобном случае? Я — нет. Об этом я уже говорил наместнику во время первого сканирования. К тому же, никто не знает, насколько долговечными окажутся ложные воспоминания, здесь всё зависит от способностей чародея, создавшего их. Рискну предположить, что, если Карантир действительно сделал это, ждать нам придётся очень долго. — И всё это время Глас и Карантир будут содержаться под стражей на средства казны? — иронично осведомился Ге’эльс, уже успевший трижды пожалеть о том, что пригласил для сканирования именно Альмира. — Я не назвал бы это разумным, Советник. — А я не могу назвать разумным ваше решение посадить их в одну камеру сразу после ареста, — парировал Знающий. — Именно оно стало первопричиной тупика, в котором мы оказались сейчас. Нравится вам это или нет, но это вы предоставили Карантиру шанс, которым он воспользовался и вывел из-под удара Гласа, — Альмир бросил взгляд на обвиняемых, заметил растерянно-изумлённое выражение на лице Эредина и подчёркнутое холодное равнодушие Карантира и продолжил: — Вам не стоило настолько полагаться на двимерит, наместник, впрочем, альтернатива возможна только в будущем, а потому не будем тратить время на демагогию. Вернёмся к насущной проблеме — приговору для Карантира. Есть ещё один нюанс, который не давал мне покоя с момента ознакомления с предоставленными вами документами. Здесь вы, наместник, поясняете, почему нарушили данную Гласу клятву и не ответили на призыв, не выслали подкрепления. Вы апеллируете к видению онейромантки, убедившему вас в том, что Ауберона убил именно Эредин. В отличие от воспоминаний, эти видения подделать невозможно, а они полностью противоречат тому, что увидел я, сканируя мозг Гласа. Из этого можно сделать вывод: ложно или видение, или воспоминания, третьего не дано. Если кто-либо из Советников сталкивался с ложными видениями онейромантов, я хотел бы услышать об этом сейчас, поскольку сам не владею подобной информацией. Аваллак’х? — он бросил взгляд на Кревана. — Аилмэ? Возможно, вам приходилось слышать о подобном? Нет? Я так и думал. А значит, моя теория о ложных воспоминаниях и самооговоре становится всё сильнее похожей на правду. Тем более, ни для кого из нас не были секретом честолюбивые планы Гласа и безграничная преданность Карантира своему любовнику и командиру. А потому я предлагаю избрать мерой наказания для обоих обвиняемых вечное изгнание из Тир на Лиа в Marbh ear. Мы сохраним им жизнь, но полностью обезопасим себя от попыток Гласа взять реванш и вернуть трон. Я уверен, что среди оставшихся в живых Красных всадников найдётся немало тех, кто пойдёт за ним даже сейчас. Если это случится, Тир на Лиа утонет в крови, а мы не можем этого допустить, поскольку именно на нас лежит ответственность за жизни горожан и порядок в столице и в стране в целом. — Закон требует казнить убийцу короля, — процедил Ге’эльс, прожигая Альмира взглядом, — а вы, Советник, призываете нас наплевать на закон, который клялись свято блюсти. И я невольно задаюсь вопросом — а на чьей стороне вы на самом деле? — На стороне справедливости, — спокойно ответил Альмир, не отводя взгляда, — и, к моему глубокому сожалению, она далеко не всегда является синонимом закона. Мы обязаны казнить убийцу короля, опираясь на неопровержимые доказательства его вины. К несчастью, в данном случае у нас их нет. Есть противоречащие друг другу факты, домыслы, предположения и результаты сканирования, на которых я отказываюсь строить обвинения и выносить смертный приговор, в виду их сомнительности. — И возьмёте на себя ответственность за всю кровь, которую Глас и Карантир прольют, если им всё же удастся вернуться из мёртвого мира? — спросила Аилмэ, по лицу которой было видно — она против столь мягкого приговора. — Слишком много «если», Советница, — спокойно ответил Альмир. — К тому же, Золотое дитя значительно уступает Адилету, а потому их шансы равны нулю. И даже если допустить, что Карантир сумеет открыть портал, он не сможет стабилизировать его и удерживать открытым достаточно долго. — И всё же я не стала бы рисковать! — продолжила упорствовать чародейка. — Не знаю, как вы, а я не заметила ни малейших признаков раскаяния ни у одного из обвиняемых, а потому считаю разумным казнить обоих, руководствуясь государственной безопасностью. — Кто бы сомневался! — не выдержал Эредин. — Скажи им, наконец-то, правду, Аилмэ, расскажи, как явилась ко мне в резиденцию с нетерпящим отлагательств делом государственной важности, а потом скулила подо мной, как течная сука. Хотя почему — как? Текло из тебя так, что потом мне пришлось вышвырнуть простыни, а спина заживала бы неделю, если бы не магия. Что ты тогда сказала — не помнишь? Не удивительно, в твоём-то возрасте… — Глас издевательски усмехнулся, увидел, как заливает краска щёки Советницы, и продолжил: — Зато отлично помню я: ты сказала, что Ауберон мне и в подмётки не годился, и давно пора было сменить старого мерина на племенного жеребца. — Это ложь, — процедила Аилмэ, испепеляя Эредина взглядом. — У тебя нет доказательств! — Ясен хрен, — усмешка Гласа стала шире, — я и не собирался ничего никому доказывать. Просто считаю недопустимым утаивать от суда столь важную деталь, как имевшая место интимная близость между обвиняемым Эредином Бреакк Гласом и Советницей Аилмэ, — всё это он произнёс, старательно копируя интонацию Ге’эльса, — справедливости ради должен сообщить, что был это одноразовый благотворительный акт, продиктованный исключительно моей не имеющей границ любовью к ближнему. От последовавшего за этим предложения повторить пройденное на следующий день, я решительно отказался, чем, по всей видимости, смертельно оскорбил госпожу Советницу. Но я не настолько себе враг, чтобы трахать бабу, которую не хочу. Даже из соображений государственной безопасности, — добавил он, глядя прямо в глаза чародейки. — Надеюсь, суд примет во внимание предоставленные мной сведения и учтёт предвзятость советницы Аилмэ при вынесении приговора. — Наместник, Советники, надеюсь, никто из вас не поверил в эту… грязь, которую мы все были вынуждены выслушать? — преувеличенно спокойно спросила чародейка, когда Эредин замолчал. — Всем известно, что Глас и честь — взаимоисключающие понятия, и только что мы все стали невольными свидетелями ярчайшей демонстрации этого. — Вы никогда не делили с Эредином ложе? — осведомился Альмир, пристально глядя в глаза Аилмэ. — Да или нет? — Какое это имеет отношение к… — начала Аилмэ, но Знающий остановил её жестом: — Да или нет? И, поверьте, я спрашиваю не из праздного любопытства или желания узнать подробности. Мы лишили права голоса Aen Saevherne Аваллак’ха, поскольку сочли его предвзятым в отношении Карантира, и если всё сказанное Эредином — правда, я буду настаивать на отстранении от голосования и вас. — В таком случае отстраните и себя, — процедила чародейка, — поскольку вы женаты на сестре Красного всадника, что не может не наводить на определённые размышления. — Ваше замечание было бы справедливым, являйся моя супруга сестрой самого Гласа, — холодно улыбнулся Альмир, — будь это так, я ни за что не согласился бы сканировать Эредина, дабы избежать обвинений в предвзятости. Я повторяю вопрос ещё раз: вы делили ложе с Эредином Бреакк Гласом, советница Аилмэ? — А я отказываюсь на него отвечать, — отрезала чародейка, — здесь судят не меня и никто не давал вам, Альмир, права задавать мне подобные вопросы. Это моя личная жизнь, не имеющая никакого отношения к расследованию. Хотите узнать правду? Требуйте разрешения на моё сканирование, правда, я сомневаюсь, что вам удастся его получить. Даже если допустить, что я действительно спала с этим… жеребцом, это было слишком давно, чтобы повлиять на моё решение. К тому же, мы говорили о казни Карантира, не так ли? А уж с ним-то я точно ничего не делила, для этого у меня не хватает кое-чего ниже пояса, — последние слова чародейка произнесла, не скрывая насмешки и бросив на навигатора ироничный взгляд. Альмир сделал вид, что пропустил похабный намёк мимо ушей, но невольно глянул на Карантира и прочёл на бледном лице смешанное с отвращением презрение, а взгляд мага, обращённый на Аилмэ, был настолько холодным, что Знающий невольно поблагодарил наместника за двимеритовую клетку. Если бы не она, в зале уже завязалась бы магическая битва, и неизвестно ещё, кто вышел бы победителем. — Уважаемые Советники, — как нельзя вовремя вмешался Ге’эльс, — не кажется ли вам, что вы слишком сильно отклонились в сторону и углубились в выяснение деталей, которые в данном случае совершенно неважны? Перед вами стоит простая задача — проголосовать за озвученную мной меру наказания. Голосование пройдёт в два этапа, поскольку обвиняемых у нас двое, и начать предлагаю с Эредина Бреакк Гласа. Возражений нет? Прекрасно. Прошу поднять руки тех, кто «за» вечное изгнание обвиняемого в Marbh ear? Единогласно. А теперь прошу голосовать за смертную казнь Карантиру — убийце нашего законного короля Ауберона. Трое «за» и четверо «против», — озвучил очевидное наместник, глядя на Альмира, голос которого стал решающим. — Похоже, вам удалось добиться своего, Советник. Надеюсь, мы никогда не пожалеем о том, что прислушались к вашим аргументам, хоть на мой взгляд, они и заслуживают критики. Однако полемизировать с вами сейчас я не намерен, мы и так потратили достаточно времени на процесс. Казнить нельзя, но нельзя и помиловать, а потому Карантир отправится в изгнание вместе с тем, ради кого посягнул на жизнь короля. Прошу проголосовать за это, уважаемые Советники…. Трое — «против», четверо — «за». И даже если бы голосовали Аваллак’х и я, это не изменило бы ровным счётом ничего, не так ли? — наместник глянул в глаза Кревана, тот молча кивнул в ответ, а после снова повернулся к клетке Карантира. Знающий не сводил глаз со своего ученика всё время заседания. Он видел, с каким трудом даётся Карантиру равнодушное спокойствие, замечал полные тревоги и заботы взгляды, которые маг время от времени бросал на Эредина, и всё сильнее убеждался — Карантир действительно взял вину на себя и даже сейчас больше переживал за любовника, чем за себя самого. Это было так близко и понятно самому Аваллак’ху… Точно так же он недавно защищал Цири от Дикой охоты, изо всех сил сопротивлялся проклятию, к счастью, начавшему изменять сначала внешность. Единственное, чего он тогда хотел — успеть спрятать Ласточку от Эредина, потому что иначе жить ей останется недолго. Собственная возможная смерть в тот момент его совершенно не пугала, как не страшит она сейчас Карантира. Аваллак’х видел, как маг облегчённо выдохнул и на мгновение прикрыл глаза, когда Совет единогласно решил судьбу Эредина. Он быстро стёр со лба выступившую испарину, успел послать Гласу ободряющую улыбку, а потом впился взглядом в Советников, голосующих за него самого. На мгновение Аваллак’ху показалось, что он слышит удары сердца своего ученика и умирает вместе с каждой поднимающейся рукой. Трое «за» и трое — «против», и только когда соседка Аилмэ не подняла руки, Карантир разжал пальцы, отпуская решётку, которую сжимал всё это время, и прикрыл ладонью глаза, но только на секунду. Уже в следующий миг, он снова смотрел на Эредина, но на улыбку сил не нашёл, и Аваллак’ху невыносимо захотелось подойти, обнять Карантира за плечи на мгновение прижать к себе, успокаивая, как делал он это несколько лет назад. Но ничего этого сделать было нельзя, только надеяться, что до исполнения приговора у него будет достаточно времени, чтобы собрать для воспитанника сумку с зельями, эликсирами, травами и… картой. — Приговор будет приведён в исполнение завтра после полудня, а сейчас я объявляю заседание суда закрытым. Кроме того сообщаю, что всё имущество приговорённых будет продано с аукциона, а вырученные средства пойдут за выплату компенсаций семьям погибших, — продолжил Ге’эльс, перевел взгляд на начальника стражи: — Приказываю отвести осуждённых в камеру, их ожидает ужин и последняя ночь в Тир на Лиа. Надеюсь, они запомнят её навсегда. Начальник стражи кивнул и отдал безмолвный приказ стражникам, стоящим у клеток заключённых. Двери были открыты практически одновременно, Эредин вышел из своей клетки первым и остановился, поджидая Карантира. Подгонять его никто из стражей не решился, они молча смотрели, как маг подходит к Гласу, а тот обнимает его за плечи и на мгновение притягивает к себе, что-то шепчет на ухо, а после — легко подталкивает к выходу и сам следует за навигатором. И уже на пороге зала, за мгновение до того, как дверь за ним закрылась, Эредин остановился, оглянулся и громко сказал, глядя в глаза Ге’эльса: — Я вернусь, — и вышел вслед за Карантиром.