Выбор

Ледяная и тяжёлая, словно отлитая из металла рука, опустилась на плечо Эредина и бесцеремонно потрясла, вырывая из тёмной и вязкой трясины беспамятства. Эльф дёрнул плечом, пытаясь её сбросить, и уже приготовился вылить на голову Карантира поток непечатных выражений за то, что осмелился его потревожить, но открыл глаз, и слова умерли, не родившись. На краю его постели сидел вовсе не маг, а тёмные холодные глаза, смотрящие на него сейчас, Глас так и не смог забыть. — Ты? — прохрипел Эредин, глядя на бывшего наставника. — За мной явился? Зря притащился, я пока что не помер, так что проваливай туда, откуда выполз. — За тобой? — Арамиль приподнял бровь, окинул его пристальным взглядом. — Ты по-прежнему слишком высокого мнения о себе. — Тебя не спросил, — рыкнул Глас, — убирайся, пока я не… — Пока ты что? — спокойно осведомился Арамиль, не двигаясь с места. — Не убьёшь меня ещё раз? Хотел бы я посмотреть, как у тебя это получится, — насмешливая улыбка скользнула по чётко очерченным бледным губам эльфа. — Сейчас ты не способен даже дойти до сортира. Не веришь? Ну так попробуй взять меч и заставить меня уйти. Обещаю исчезнуть, если ты сумеешь его поднять, — Арамиль указал взглядом на меч Гласа, лежащий на полу, совсем рядом с кроватью. Достаточно просто протянуть руку и… — Ублюдок! — прорычал Эредин, напрасно пытаясь заставить руку шевелиться. — Ты настолько боишься меня, что пустил в ход магию и парализовал? Мелковато для того, кто считался лучшим воином Тир на Лиа! Правда, это было до того, как я стёр твоё имя из памяти Elle и сделал это так же легко, как выпустил кишки тебе! — И так же просто стёрли тебя, — поднимаясь с постели и скрещивая на груди руки, сказал Арамиль, — теперь ты точно такая же перевёрнутая страница, как и я. — Хрен ты угадал, — всё ещё пытаясь дотянуться до оружия, процедил Глас, — я скоро вернусь в Тир на Лиа и… — Отправишься на виселицу, — закончил за него Арамиль, — твоё упрямство, которое когда-то так нравилось мне, с годами превратилось в ослиную упёртость, сделавшую тебя слепым и глухим к голосу совести и рассудка. А власть отравила тебя окончательно, — он покачал головой, — как жаль… — Засунь свою жалость себе в задницу! — тяжело дыша, выдавил Эредин, бросая на такой близкий и одновременно далёкий меч полный ярости взгляд. — И туда же затолкай свои проповеди! От твоей прогнившей и лицемерной морали слишком сильно воняет дерьмом! — Угадал, — насмешливая улыбка скользнула по губам Арамиля, — дерьмом тут действительно воняет, так же сильно, как и страхом. Смерть догнала тебя, ей осталось только протянуть руку. — Ну так тяни! — выдохнул Глас. — Делай то, зачем явился, а не мели языком, от твоей болтовни мне хочется блевать. — Не советую, — Арамиль улыбнулся шире, — захлебнёшься. — Не дождёшься! — сузил глаз Эредин. — Собрался меня убить — давай, не тяни время. — Ты снова слышишь только себя, — вздохнул Арамиль, — мне не нужна твоя жизнь, она не стоит ломаного гроша. И к тому же, собственная смерть — далеко не самое худшее, что может случиться. Наказать кого-либо ею невозможно, потому что она милосердно уведёт преступника в небытие и убаюкает во тьме. Она не способна чему-либо научить и что-либо изменить. — Так какого чёрта ты тогда припёрся? Соскучился? А может, захотел тряхнуть мертвечиной и трахнуть меня? — Глас вопросительно уставился на учителя, ожидая ответа. — Я пришёл за тем, что ты никогда не ценил, хоть на самом деле именно это и есть самое лучшее, что только могло случиться с тобой, — Арамиль шагнул в сторону и за его спиной Эредин увидел неподвижно застывшего Карантира. Маг выглядел так, словно его заморозили или парализовали, живыми на бледном осунувшемся лице были только синие глаза, полные ужаса. — Какого хера? — заорал Глас, снова пытаясь подняться. — Это я убил тебя, а не он! Оставь его в покое, расколдуй меня и сражайся, как положено воину! Или после смерти ты стал поганым трусом? — Хорошая попытка, — снова улыбнулся Арамиль, опуская руку на плечо Карантира, — но бесполезная. Пришло время платить по счетам, Эредин, но твоя жизнь — слишком ничтожная плата за всю пролитую тобой кровь, а твоя смерть — чересчур тяжкая кара для него, — эльф указал на мага взглядом. — И поэтому ты решил убить его? — криво и страшно усмехнулся Эредин. — А как же мораль? Как же твои пафосные речи о том, что на «чужих костях нельзя построить счастья»? Забыл? Твой давно сгнивший мозг утратил память, как и ты сам — честь воина? Ты собрался пролить невинную кровь только чтобы досадить мне? — Здесь нет невинных и святых, — холодно отчеканил Арамиль, вытаскивая из ножен небольшой, слепящий глаза блеском лезвия кинжал. — И его руки обагрены кровью ничуть не меньше твоих, но… Я хочу подарить Карантиру настоящую свободу и покой, которых никогда не дашь ты, равно как и того, что ему на самом деле нужно. Ты просто не способен ему это дать, потому что так и не научился любить. — Врееешь, — протянул Глас, надеясь заговорить Арамиля и всё же дотянуться до меча, — тебе лучше всех известно, умею я любить или нет! — К сожалению, да, — горько усмехнулся Арамиль, — но даже я не знаю, что хуже: твоя любовь или ненависть. И то и другое одинаково смертоносно. Разница лишь в том, что моё сердце ты пронзил мечом, а его ещё бьётся. Но как долго, вот в чём вопрос. И даже сейчас тебя волнует не его смерть, а то, что без него ты останешься здесь навсегда. — Неправда! — выкрикнул Эредин, продолжая сражаться с собственным непослушным телом. — Не пытайся лгать мертвецу, — устало обронил Арамиль, — это точно так же невозможно, как и заставить двигаться твою парализованную плоть. Всё это время он был для тебя «лучшей задницей в Тир на Лиа и ключом от тюрьмы без решёток», — последние слова Арамиль произнёс голосом Эредина, пугающе точно копируя интонацию. — Не пытайся возражать. Сейчас я читаю тебя так же легко, как открытую книгу. Посмотри ему в глаза и скажи, что я лгу, — это был уже жёсткий приказ, как когда-то давно, в тренировочном зале Тир на Лиа. — Давай же! Не молчи! — Я никогда не клялся ему в любви и ничего не обещал, — не глядя на Карантира, процедил Глас. — Ничего. В том-то всё и дело, — Арамиль поднёс кинжал к горлу мага, — смерть даст ему гораздо больше, чем жизнь с тобой, а потому… — неуловимо-быстрое движение руки, слепящий блеск лезвия и кровавый фонтан окатил Эредина, а Карантир медленно осел на пол, даже не пытаясь зажать располосованное горло. Глас заорал яростно и оглушительно громко, и если бы ненавистью можно было убивать, Арамиль умер бы ещё раз, но… в мире без магии чудес не бывает, и проклятый наставник продолжал стоять над телом Карантира, держа в руке окровавленный кинжал, а потом бросил его на грудь Эредину: — Это ключ, которым ты никогда не сможешь воспользоваться, потому что его активирует любовь… — и исчез, а Глас, как зачарованный, смотрел на кинжал и видел, как алые капли с лезвия падают ему на грудь, обжигая, словно раскалённый металл.

***

Из полудрёмы, порождённой усталостью, Карантира вырвал громкий хрип Эредина. Маг тряхнул головой, разгоняя остатки полусна, и тревожно уставился на любовника. Глас по-прежнему лежал неподвижно, его грудь поднималась неравномерными толчками, а дыхание было тяжёлым и прерывистым. Карантиру хватило нескольких минут, чтобы понять — зелье не подействовало. Яд неизвестной твари оказался сильнее, а у Гласа оставались считанные часы, если не минуты. Совсем скоро его сердце перестанет биться, он умрёт, потому что магии здесь нет, а всё остальное — бесполезно. Антидоты и зелья способны только продлить мучения, а значит… Закрыв глаза, Карантир заставил себя успокоиться, сделал несколько глубоких вдохов и мысленно повторил слова целительного заклинания, надеясь, что его оставшейся силы на это хватит. Внутренний голос — холодный и рассудительный — настойчиво убеждал мага в обратном, советуя даже не пытаться. О какой целительной магии речь, если даже светящаяся сфера получается с трудом? Грубо приказав ему заткнуться, Карантир открыл глаза и начал сплетать заклинание, вкладывая в каждое знакомое слово максимум силы. Он ощутил, как энергия устремилась к кончикам пальцев, а потом стекла по ним жалким ручейком, вместо бурной реки, вымывающей из крови больного любой яд. Карантир даже не удивился, когда увидел результат колдовства, но сдержать разочарованного вздоха не смог. Всё, чего ему удалось добиться — это немного выровнять дыхание Эредина, но в открывшемся глазу любовника по-прежнему были только муть и… страх. Словно Глас увидел что-то, напугавшее его до дрожи, попал в паутину кошмара и, судя по всему, продолжал находиться в его липком плену. Магия, ослабленная проклятым миром, не смогла спасти Эредина от неумолимо приближающейся смерти, только немного отсрочила конец. — Проклятье, — прошептал Карантир, изо всех сил стараясь не поддаться панике и отчаянию, хватающим за горло, — я должен что-то придумать! Не зря же Учитель потратил на меня столько лет и сил… — и тут в мозгу мага ослепительно вспыхнуло воспоминание: вот он разбирает сумку Аваллак’ха и находит… зелье, усиливающее магию — рецепт и все нужные компоненты. Их единственный шанс вернуться домой. Если использовать его сейчас, они, скорее всего, застрянут в Мёртвом мире навсегда, а если нет, то… — Возвращаться будет незачем, равно как и жить, — произнёс эльф негромко и решительно пошагал к сумке. Он запретил себе думать об Эредине и о том, что случится, если зелье не сработает, внимательно изучил рецепт, тщательно отмерил необходимые компоненты, решив сначала использовать половину. Если ему повезёт, этого окажется достаточно для спасения Гласа — целительная магия никогда не требовала столько силы, как перемещение между мирами. А если не получится, он просто приготовит вторую порцию, поставив на карту обе жизни. Карантир прекрасно знал, что случится, если Эредин умрёт. Он последует за любовником, благо свести счёты с жизнью несложно. Дальнейшее существование потеряет всякий смысл: остаться в этом мире одному и тщетно пытаться выжить и найти выход — такая же глупость, как сражение с собственной тенью. Зачем мучить себя, если впереди нет больше ничего, кроме одиночества, холода и пустоты? Готовое зелье было ярко-синего цвета, и пахло почему-то дождём, о его вкусе маг мог только догадываться, да и было это совершенно неважно. Он выпьет это, даже если оно окажется горьким и жгучим, словно перец. Важна была действенность и только. Вернувшись в спальню, Карантир окинул Эредина внимательным взглядом и не заметил каких-либо изменений. Это было и хорошо, и плохо, а вот тянуть дальше не стоило, потому что яд в любой момент мог доделать своё чёрное дело, отняв у Гласа жизнь. Маг поднёс зелье к губам и выпил большими глотками. Оно потекло в горло горьким потоком, заставив его закашляться и на мгновение зажать рот ладонью, пережидая нахлынувшую тошноту. Не хватало ещё выблевать драгоценную жидкость — позволить себе подобное Карантир не мог. Сжав кулаки так сильно, что ногти впились в ладони, он сделал несколько глубоких вдохов, прислушиваясь к себе и пытаясь уловить момент, когда зелье начнёт действовать. Или не начнёт. Это тоже не стоило сбрасывать со счетов. Самый поганый из всех возможных вариантов, но и наиболее вероятный, учитывая то, что никогда прежде Карантир не использовал подобное зелье. Да и сам Аваллак’х вряд ли его применял — в известных мирах в этом не было нужды, силу всегда можно было зачерпнуть из ближайшей интерсекции, если случалось израсходовать слишком много. На смену тошноте пришло головокружение, мир вокруг утратил чёткость и поплыл, и Карантир упёрся руками в стену, прижался к ней, надеясь устоять на ногах. Закрывать глаза он не решился, опасаясь окончательно утратить связь с реальностью, предпочёл смотреть на Эредина, который сейчас казался попавшей под ливень акварелью. Но длилось это недолго, мир снова обрёл чёткость, а следом за этим маг ощутил, как сила медленно наполняет его, словно кувшин, слишком долго не видевший воды и успевший покрыться пылью и сетью мелких трещин. Лёгкими электрическими разрядами пробежав по нервам, сила сосредоточилась в его руках, и Карантир принялся тщательно сплетать заклинание, произнося слова вслух, чего не делал со времён раннего ученичества. Но сейчас ему почему-то показалось, что так будет лучше, что сами знакомые слова придадут дополнительную мощь заклинанию, если произносить их громко и чётко, вкладывая в каждый звук максимум силы и концентрации. Права на ошибку и вторую попытку у него не было, поскольку зелье могло перестать действовать в любой момент, впрочем, времена, когда он ошибался, колдуя, остались в далёком прошлом, а потому и сейчас всё должно было получиться. Должно. Без вариантов. Протянув руки к лежащему на постели Эредину, Карантир направил поток очищающей целительной энергии на него. Ощутил, как сила окутывает Гласа невидимым плащом, проникает в его тело, устремляется по обожжённым ядом сосудам, возвращая их к жизни. Карантир видел это так же ясно, как и выступившую на лбу Эредина испарину, а потом резкий приступ головной боли заставил мага покачнуться и зажмуриться. Следом за болью снова нахлынули тошнота и слабость, а из носа потекла кровь, стереть которую он не решился, боясь помешать исцелению одним лишним движением. Комната закачалась перед Карантиром, а ноги задрожали, словно вместе с магией из него уходила жизненная сила. Прежде такого не случалось никогда, но здесь сам мир противился чарам и стремился как можно скорее поглотить их, словно их существование ему угрожало. Новый приступ головной боли оказался ещё сильнее. Карантир застонал, ощущая на губах вкус собственной крови, продолжающей щедро литься из носа на грудь и пол, а потом в глазах мага потемнело, и сознание покинуло его, вместе с остатками силы. Эльф рухнул на пол у постели Эредина, ударился головой о ножку кровати, но уже не почувствовал этого. Тьма накрыла Карантира плотным тяжёлым покрывалом, и только кровь по-прежнему продолжала течь из носа, заливая пол и пачкая волосы.