Любовь, о которой жалеешь

      Кристин де Шаньи сидела за туалетным столиком, глядя на своё отражение в зеркале. Полчаса служанка заплетала её непослушные кудри в элегантную причёску. Теперь она ждала, когда муж придёт домой и оценит результат этого скучного испытания. Кристин ненавидела сложные причёски и предпочитала просто перевязывать волосы красивой ленточкой, но Раулю нравилось, когда её волосы были заколоты. Он считал, что так она выглядела более «аристократично».       Сегодня была вторая годовщина их свадьбы, и Кристин чувствовала, что вынуждена была сделать этот день особенным. Может быть, если она попытается, её брак ещё сможет превратиться хотя бы в дружеские отношения? Кристин в этом сомневалась. Как она могла восстановить отношения с Раулем, если её сердце оплакивало другого?       Две недели назад ровно два года прошло с пожара в Опере Популер — и со смерти её Ангела. Кристин еле сдерживала слезы. Ей нельзя сегодня плакать, Рауль разозлится. Сегодняшний день принадлежал её мужу. У них годовщина, и поэтому думать об Ангеле нельзя.       Ангел! Думая о нём, сердце Кристин отзывалось болью, но в то же время эти мысли вызывали в ней такое сильное желание и нежность, что она почти забывала о своём унылом существовании. Кристин не была уверена, когда наконец-то осознала, что влюблена в своего Ангела. Это произошло постепенно, но теперь нельзя было отрицать, что её сердце навсегда принадлежало человеку, погибшему два года назад.       Первым шагом к осознанию этого, наверное, был тот день, когда Рауль запретил ей заниматься музыкой. Музыка всегда так связывала её с Ангелом, она была их общим интересом. Музыка, возможно, помогла бы ей справиться с потерей, но без неё она всё больше скучала по нему и всё чаще думала о нём.       Загруженное расписание Рауля и его безучастие к её проблемам с привыканием к новому социальному статусу виконтессы тоже сыграло свою роль. Она начала сравнивать двух мужчин, и увидела в Рауле не героя и спасителя, а человека с недостатками. Она вспоминала мелочи: его колкие фразы, его реакцию на её слова, и, чем больше она думала обо всём этом, тем чаще у неё создавалось впечатление, что он заинтересовался ею только потому, что видел в ней принцессу в беде, нуждавшуюся в рыцаре в сияющих доспехах. Тот факт, что нужно было бороться за её чувства, тоже был немаловажным. Она начала размышлять, насколько быстро она бы стала ему неинтересна, если бы пошла с ним в ресторан после дебюта в «Ганнибале». Чем больше она об этом думала, тем больше уверялась в том, что тогда он просто флиртовал с ней. В конце концов, он даже не задумывался о компаньонке. Её репутация его совсем не волновала.       Да, Рауль многое ей обещал: что он будет всегда рядом, будет защищать её, охранять её и вести за собой. Но реальность оказалась совсем другой. У него едва находилось время для неё, и он даже не понимал её проблем, одиночества, затворничества, желания иметь смысл жизни, делать что-нибудь значимое.       Кристин вспомнила случай, произошедший через несколько месяцев после её свадьбы. Одиночество, бесполезность её существования снова захлестывали её, и она проплакала большую часть дня. И, хотя она умылась и утёрла слезы до того, как Рауль вернулся домой, она выглядела ужасно. Рауль, конечно же, заметил, и после пристального рассматривания её бледного, измождённого лица, спросил, полный надежды: — Ты такая бледная, Крошка Лотти, неужели ты наконец-то…?       Тогда ей пришлось отвести взгляд, и только через несколько секунд она смогла спокойно ответить, что, нет, она — увы — ещё не беременна. Рауль был разозлён её ответом, но, в конце концов, потрудился спросить, что было не так, так как её состояние нельзя было назвать гормональными переменами настроения будущей матери. Кристин намекнула, как чувствовала себя без смысла жизни, без обязанностей, не имея дел, надеясь, что вечно загруженный Рауль поймёт, как она страдает без работы. Но Рауль с непониманием воззрился на неё, назвал её не благодарной за великолепную роскошную жизнь, которую он открыл для неё, сделав её виконтессой.       А затем он потащил её в постель. — Ну, раз ты ещё не беременна… — сказал он тогда.       Он хотел наследника. Кристин могла это понять. Она тоже хотела ребёнка. Но проходили недели и месяцы, и не было никаких признаков того, что она носила ребёнка, и Рауль всё больше и больше хотел этого. Сначала их занятия любовью были более-менее приятными, с ожиданием создания ребёнка, но сейчас они превратились в тягостное обязательство. Каждый раз, когда они проводили вечер дома, не принимая гостей, Рауль настаивал на том, чтобы пойти в постель раньше, где он заставлял её выполнять её супружеский долг, пока они оба не выматывались. Прелюдии и нежность теперь не имели значения, всё, что теперь было между ними, — слияние тел, чтобы получить ребёнка.       В результате Кристин уже давно не получала удовольствия от этого, но её желание стать матерью заставляло её продолжать. Глубоко в душе она надеялась, что, когда появится ребёнок, её отношения с Раулем наладятся. В конце концов, ребёнок мог бы заполнить пустоту в её сердце. Но, несмотря на их старания, Кристин не смогла забеременеть за два года брака.       Несколько недель назад Рауль наконец-то заставил её пройти проверку в этой области, чтобы увериться, что всё было в порядке. Кристин вздрогнула, вспоминая. Никогда она ещё не чувствовала себя так униженно и смущённо, как когда ей пришлось раздеться на глазах у трёх незнакомцев, раздвинувших ей ноги и трогавших её в самой интимной части её тела. Она чувствовала, будто умрёт от стыда. Даже сейчас, несколько недель спустя, она чувствовала себя грязной и испорченной. Тот факт, что Рауль отказался остаться с ней во время этой процедуры, чтобы увериться, что ни один из этих мужчин не трогал её не так, как было нужно, ещё больше поссорил их.       Но тогда это уже ничего не значило. Так называемая любовь Кристин к Раулю умерла задолго до этого, и, в то же время, сильное и глубокое чувство к её умершему Ангелу укоренилось в её сердце. В отличие от Рауля, её Ангел не обещал ей достать луну с неба, но, опять же в отличие от Рауля, он был рядом с ней, когда ей нужна была поддержка. Она была в долгу у него, но так жестоко его отвергла, когда любовь к Раулю начала просачиваться в её сердце и мысли.       Да, она была шокирована, когда он убил Буке, и до сих пор этому удивлялась. Но теперь она понимала, что её страх был всего лишь побочным эффектом этого шока. Ей было очень больно, она считала, что он её предал. В конце концов, она много лет видела в нем идеал, и вдруг он, совершив убийство, сошёл с пьедестала, на который она его вознесла. Теперь она понимала, что злилась на своего Ангела в основном за то, что он разрушил её иллюзии, а не потому, что он напугал её. Ещё ей не нравилось, что она верила в убийцу. Тогда его нервы были расшатаны, а Рауль просто воспользовался ситуацией. Он внушил ей, что она нуждалась в защите от опасного человека, и что он спасёт и поможет ей.       Она была слишком взбешена тем вечером на крыше Оперы Популер, чтобы думать ясно, но её привлекала идея другого выбора, позволявшего показать человеку, так сильно её разочаровавшему, что она не нуждалась в нём. Она была лёгкой добычей для Рауля тем вечером, но… пока она обменивалась с ним признаниями в любви, её разум был полон песнями её Ангела.       Как только она начинала думать о своём Ангеле все последующие месяцы, особенно когда он не появлялся до новогоднего маскарада, Рауль как можно скорее напоминал ей, каким опасным сумасшедшим был её учитель, что он был преступником, убийцей Буке. У Рауля как-то получалось преувеличивать преступления её Ангела и заставлять её бояться его. Но глубоко в душе она всегда знала, что её Ангел — не угроза для неё, что в его присутствии она всегда будет в безопасности. Поэтому она хотела подойти к нему на маскараде, поэтому заговорила с ним на кладбище, поэтому так спокойно бросилась в его объятия и отдалась его ласкам во время постановки «Дона Жуана Торжествующего».       Этот вечер закончился ужасно. Кристин пыталась выбросить из головы эти кошмары: труп Пианджи, люстру, пожар, сумасшествие её Ангела и его угрозы убить Рауля. Но тихий голосок в её голове напоминал ей, что Рауль первый хотел убить её Ангела. Они, оказывается, не так уж и отличались друг от друга. Рауль тоже хотел, чтобы его соперник был мёртв. Он тоже был готов убивать, чтобы получить желаемое или же защитить то, что он считал своим. Её Ангел всего лишь защищался и мстил. И ей надо было признать, что его эмоциональное состояние в тот момент было её виной. — Я оставила его только из-за Буке, — решила она. — Я даже не попыталась дать ему шанс оправдаться. Он, наверное, и не подозревал, что я передумала из-за Буке, он, наверное, посчитал, что я отвернулась от него из-за его лица, как делали все остальные, например его мать, заставлявшая его носить маску, когда он был ещё малышом, чтобы не смотреть на его ужасные черты лица. Его самооценка и так была очень низкой из-за этого врождённого уродства, но мысль о том, что я презирала его из-за того, что не было его виной, была, наверное, последней каплей.       Кристин вздохнула. Как она скучала по Ангелу, по его красивому, успокаивающему голосу, по его выразительным глазам, глядевшим на неё с любовью, по его крепким объятиям, по его рукам, так нежно прикасавшимся к ней, по его губам… Кристин закрыла глаза и попыталась вспомнить их поцелуй. Его уродливое лицо тогда не имело значения, она прикасалась рукой к его обезображенной щеке, и это было так правильно. Она была слишком раздражена, чтобы осознать, каким особенным был этот поцелуй, как он отличался от поцелуев Рауля.       Если бы она поняла своё сердце тогда! — Я бы никогда его не бросила, — размышляла Кристин. — Мы бы умерли вместе, но, в конце концов, я бы не разбила ему сердце, — слезы увлажнили её глаза, когда она подумала, как её Ангел умер, даже не зная, что она его, в конце концов, любит. — Если бы он был жив, — думала она. — Мы могли бы и не быть вместе, так как я замужем за Раулем, но я смогла бы рассказать ему, попросить у него прощения… — и она представила, что сказала бы своему Ангелу, если бы он пережил пожар и если бы в один прекрасный день они встретились, как она убедила бы его в своей любви, и показала ему, что его лицо ничего для неё не значило. — Я была так глупа! — поняла Кристин. — У нас бы мог быть самый замечательный, глубокий и значимый брак на свете, а я отбросила всё это, потому что не поняла своего сердца, пока не стало слишком поздно. Наверное, я всегда любила своего Ангела, с самого начала, когда впервые услышала его голос. Моя любовь, возможно, менялась и росла с годами, но я всегда любила его, просто была слишком глупа, чтобы понять.       Старая песня, которую она почти забыла, вдруг пришла Кристин в голову. Её отец учил её этой песне, когда она ещё была ребёнком. Тогда она часто её пела, а отец аккомпанировал ей на скрипке, надеясь заработать несколько франков, чтобы заплатить за ужин, но она пела слова автоматически, не понимая их значения. Тогда она была слишком маленькой, и слово «любовь» означало лишь те чувства, которые она питает к своему отцу. Она не думала об этой песне с тех пор, как умер её отец. Было странно, что сейчас она её вспомнила. Сейчас, когда знала, какую огромную ошибку совершила. — Как будто мой папа знал, — в благоговении прошептала Кристин. — Как будто он хотел оставить мне важный совет, свою помощь, чтобы я могла достичь счастья.       Если бы она вспомнила эту песню раньше, то она, возможно, открыла бы ей глаза и помогла сделать правильный выбор. — Смотри сердцем, — она повторила куплет песни по памяти, — а не глазами, твоё сердце поймёт, никогда не солжёт…* — как правдивы были эти слова! Её сердце всегда говорило ей, что она не должна бояться своего Ангела, сердце заставило её подойти к нему на маскараде, благодаря сердцу она наслаждалась его прикосновениями на сцене, благодаря сердцу она его поцеловала. — Любовь — любопытная вещь, — Кристин вспомнила ещё одну строчку из песни, — она часто не сразу заметна…* — да, теперь она знала всё это на собственном опыте. Она считала, что её связывают с Ангелом другие чувства: дружба, благодарность, восхищение его талантом, но Любовь даже не приходила ей в голову тогда, но, всё же, нельзя было отрицать, что она любила его с самого начала.       Кристин вздрогнула, когда ещё одна полузабытая строчка пришла ей в голову: — Любовь, которую не понимаешь, — это любовь, о которой жалеешь…* — теперь слезы свободно текли по её щекам. Как правдивы были эти слова! Она не узнала любовь, когда та была у неё прямо перед глазами. Она отвернулась и ушла, а теперь придётся жить с последствиями: с чувством вины и болью.

***

— Вот ты где, Кристин! — голос мужа вывел её из задумчивости. — Почему ты не спустилась и не встретила меня у дверей в такой день — в годовщину нашей свадьбы? — чуть раздраженно спросил он. — Во всяком случае, твоя причёска выглядит презентабельно, — продолжил почти довольно он. Затем он заметил её опухшие, красные глаза, и его настроение снова ухудшилось. — Ты плакала, — прямо заявил он. — Надеюсь, это не та чепуха о бесполезной жизни?!       Кристин быстро утёрла слезы и заставила себя улыбнуться. — Нет, — успокоила она его. — Просто… я вспомнила кое-что, что говорил мне папа, и это напомнило мне о том, как я по нему скучаю, — она глубоко вздохнула. В конце концов, это отчасти было правдой.       Рауль, казалось, успокоился. — Я знаю, сколько он для тебя значил, — признал он. — Но сегодня праздник. Два года назад мы поженились. Так что утри слезы и улыбнись.       Кристин изо всех сил попыталась сконцентрироваться на муже. — Я очень хорошо помню день нашей свадьбы, — сказала она. — Это был счастливый день.       Рауль взглянул на её очаровательное лицо. Её взгляд был неописуем. В нём была грусть, меланхолия, воспоминания о счастье и дюжина других эмоций, которых он не понимал, и это его заводило. Хотя ему иногда и не нравилось настроение его жены, он всё ещё желал её тело. — Я знаю, что ужин будет скоро готов, — начал он нерешительно, — но, я думаю, есть способ лучше отметить этот день, — и он взглянул на широкую двуспальную кровать. Кристин содрогнулась. Сейчас ей совсем этого не хотелось. Затем она покорно кивнула. В конце концов, Рауль — её муж. Он имел право хотеть от неё этого. Может быть, если она закроет глаза, она представит… Или, может быть, она, наконец-то, забеременеет…