***
Этим вечером Рауль вернулся домой чуть раньше, чем обычно. Его бледная жена с огромными грустными глазами удивлённо посмотрела на него. — Что-то случилось? — нервно спросила она. Рауль прикусил губу. Ему тяжелей было выполнить своё решение, когда он видел в ней грустную красавицу. — Мне нужно кое о чём с тобой поговорить, — нерешительно сказал он. Черт возьми. Этот мечтательный и покорный взгляд делал её всё более привлекательной и желанной для него. — У тебя найдётся пять минут для меня? Кристин кивнула. Она в любом случае ничего не делала. Книги, которые она читала, были скучными, и она, в основном, просто глядела на страницы, думая о счастливых временах в Опере и о своём умершем возлюбленном. Рауль сел, потом посмотрел на свою жену. — Ты, наверное, тоже заметила, что это бесполезно, — выговорил он. Кристин в непонимании воззрилась на него. — О чем ты? — спросила она. — О нашем браке, — объяснил Рауль. — Тебе не нравится твой статус, ты не родила мне наследника… Кристин побледнела ещё больше. Правильно ли она его поняла? Рауль, что, сказал это так, словно всё было её виной: их провальный брак, отсутствие ребёнка? Она изо всех сил пыталась удовлетворить его, бросила ради него музыку, бросила дружбу с семьёй Жири, даже… В её душе закипела злость, когда она поняла, что Рауль заставил её предать и отвергнуть Ангела. Рауль не обратил внимания на её шок и продолжил: — Поэтому, лучше будет, если мы оба подпишем эти бумаги и покончим с этим, — проговорил он. Кристин поняла, что, наверное, она пропустила какие-нибудь его слова, думая о своём Ангеле. — Что? Прошу прощения… я не поняла… не мог бы ты… — промямлила она. Рауль стал нетерпелив. Он хотел покончить с этим. — Бумаги для развода, — коротко сказал он, передавая ей документы. — Вот, просто распишись здесь, и ты найдёшь смысл жизни, прыгая на сцене как хочешь. Только не во Франции, — добавил он, — это написано в бумагах. И ты, конечно, не сможешь больше использовать фамилию де Шаньи. У Кристин закружилась голова. Развод! Рауль хотел развестись с ней, бросить её, потому что она чувствовала себя бесполезной, будучи виконтессой. И потому, что она не родила ему наследника. Хотя расставание было, наверное, лучшим выбором из-за сложившихся обстоятельств, Кристин знала, что развод считался оскорблением. Она будет брошенной женщиной, вышвырнутой своим мужем. Конечно, пострадает и социальный статус Рауля. Развод был неудачен для обоих, но он мог бы изобразить бедного измученного мужа, который вынужден был избавиться от бесплодной жены. Все будут его жалеть и вскоре молодые девушки забудут то, что он уже был женат, и он выберет достойную, чтобы она стала матерью его наследника. Ситуация, в которую попадёт Кристин, будет гораздо хуже. Все будут винить её в неудачном браке, в основном потому, что она не смогла родить Раулю ребёнка. Ей придётся жить с клеймом брошенной женщины. За её спиной будут сплетничать, показывать пальцем, как на неудачницу, не родившую мужу ребёнка. Кристин была унижена. Как Рауль мог так с ней поступить после всего, через что они прошли? После того, как он встал между нею и её возлюбленным, заставил её бросить музыку? Она была и ужасно зла на него, и, в то же время, обижена. Но она знала, что не может показать Раулю, какой это для неё удар. Её гордость этого не позволит. Ей нужны были силы, чтобы закончить разговор и уйти из этого дома без слёз. Она не даст Раулю увидеть себя слабой. Собравшись с духом, она холодно взглянула на виконта и спросила: — Где подписать? — её тон был таким ледяным, что Рауль удивился, так как никогда не слышал от неё такого. Чувствуя себя неудобно, он показал ей строчку. Кристин взяла ручку и написала: «Кристин Дааэ, прежде известная как виконтесса де Шаньи». Затем она встала, посмотрела сквозь своего бывшего мужа, будто его здесь и не было, и сказала: — А теперь прошу меня простить, я должна собраться. Рауль на секунду потерял дар речи, а затем промямлил: — Кристин, не нужно никуда спешить, то есть, нам не обязательно расставаться вот так, ты можешь остаться, пока не решишь, куда поехать… Кристин воззрилась на него, будто он был всего лишь грязью, и надменно проговорила: — Так как мы уже не женаты, будет очень неприлично оставаться в одном доме. Не волнуйся, я заберу только то, что принадлежит только мне, и тебе не придётся обеспечивать меня. Дочь Густава Дааэ не станет полагаться на человека, выгнавшего её. И, развернувшись на каблуках, как свергнутая королева, она вышла из комнаты. В своей спальне она быстро собрала несколько вещей, принадлежавших ей, тех, которые она взяла из Оперы Популер, в старый чемодан, который она хранила из-за воспоминаний. Она быстро переоделась в своё старое простое платье и покинула дом, в котором жила три года, через заднюю дверь.***
Через час мадам Жири обнимала рыдающую молодую женщину и пыталась утешить Кристин, которая была близка к нервному срыву. Кристин не видела ни мадам, ни Мэг долгое время, и они даже не разговаривали. Поэтому мадам Жири была совершенно удивлена последними событиями в жизни её протеже. В первый раз она услышала, что Кристин вынесла во время своего короткого брака, как ей пришлось бросить музыку, как ей не позволяли ничего делать, как у неё не было никаких обязанностей, кроме как родить наследника, с чем она не справилась. Мадам Жири была шокирована тем, как виконт обращался с её приёмной дочерью. Казалось, он так сильно её любил, когда боролся за неё с… Мадам Жири содрогнулась. Прошло три года со смерти Эрика, а она всё ещё скучала по нему. Плачущая женщина в её объятиях вывела мадам Жири из размышлений. — Я не должна была оставлять моего Ангела! — рыдала Кристин. — Он бы не заставил меня бросить музыку и моих друзей, он бы не хотел, чтобы я растрачивала жизнь на удовольствия, он бы не презирал меня за то, что я не могу родить ему ребёнка. Мадам Жири погладила Кристин по спине. — С Эриком у тебя были бы другие проблемы, — спокойно сказала она. Она понимала, что теперь Кристин размышляла, было бы лучше, если бы она выбрала другого ухажера. — Вспомни его характер, его лицо, которое заставило его жить одинокой и скрытной жизнью… Кристин прекратила плакать и взглянула на мадам Жири. — Эрик? — прошептала она. — Это… — по её лицу пробежала тень, — то есть, это было, — исправилась она, — имя моего Ангела? Несмотря на эту ситуацию, мадам Жири улыбнулась. — Да, — ответила она. — Разве ты не знала? Кристин покачала головой. — Нет, — уныло проговорила она, — он мне никогда не говорил, но я и не спрашивала, — и она снова разрыдалась. — Я обращалась с ним, как с ничтожеством, — плакала она, — он так любил меня и обращался со мной по-доброму, а я… — её плечи с силой тряслись. — Если бы он был жив, — стонала она, — если бы я могла попросить у него прощения… О, я знаю, что не могла бы даже надеяться на то, что он простит меня. Я заслуживаю всего того, что со мной случилось, — несчастно продолжила она. — Это наказание за жестокость по отношению к моему любимому Ангелу… Мадам Жири попыталась её успокоить, но Кристин продолжила говорить о своём Ангеле. — Я не должна была слушать Рауля, — кричала она, — моё сердце знало, но я просто игнорировала его, я позволила окружающим заставить меня бояться моего дорогого Ангела, позволила себе отвернуться от моего любимого… а теперь знать, что он умер в одиночестве, не зная о моих чувствах… Мадам Жири воззрилась на Кристин. — Ты ведь не о том, что… ты пыталась мне сказать… — она была поражена и не могла даже вымолвить свой вопрос. Скромная, грустная, но иная улыбка мелькнула на губах Кристин, а затем молодая женщина отвела взгляд. — Да, — ответила она. — Я была неправа. Я не любила Рауля, во всяком случае, не так, как женщина любит мужчину. Я по-настоящему любила моего Ангела, — она на секунду засомневалась, а затем исправилась: — то есть, Эрика, — сказала она. — Так было всегда. Я просто этого не осознавала. Тогда я не понимала любви. А теперь слишком поздно. Слезы вновь потекли по её щекам, но мадам Жири ей улыбнулась. — В таком случае, ты должна быть рада разводу, — разумно сказала она. — В конце концов, в таком случае тебе не придётся быть с тем, кого ты не любишь. Кристин кивнула, соглашаясь, а затем проговорила: — Просто… Рауль встал между нами. Он забрал меня у моего Ангела, настраивал против него, пытался убить его из засады, и теперь, когда из-за его махинаций у нас с Эриком нет будущего, когда он полностью разрушил мой шанс на счастье, он меня выгнал… Мадам Жири вздохнула. — Это, конечно, ужасно, но я считаю, что без виконта тебе будет лучше. Во всяком случае, ты теперь свободна, ты можешь делать то, что хочешь, можешь начать жить для себя. Кристин вздохнула. — Но я теперь ещё и бедна, — сказала она, — так как отказалась от его денег. Мне придётся зарабатывать себе на жизнь, и, раз все узнают о случившемся… — она пожала плечами, — Вы можете себе представить, как бывшую виконтессу де Шаньи принимают на работу? — в её тоне появились жестокие нотки. Мадам Жири покачала головой. — Не в Париже, — согласилась она. — Здесь тебя знает слишком много людей. Тебе, может быть, придётся уехать за границу и начать заново там, где никто не знает ни тебя, ни твоего прошлого. Там ты можешь начать новую жизнь. Но не прямо сейчас. Сначала тебе надо успокоиться и оправиться от шока провалившегося брака. Тебе нужно вернуться в форму, ты слишком худа… — её голос прервался, когда она заметила, что Кристин её не слушала. — Подумай о своём Ангеле, Кристин, — напомнила она ей. — Подумай о том, как он тебя любил. Он бы не хотел, чтобы ты прожила всю жизнь в несчастье из-за того, что виконт от тебя устал. Эрик бы хотел, чтобы ты была сильной. Соберись с духом и найди выгоду в ситуации. Сделай это для него. Кристин снова грустно улыбнулась. — Вы думаете, — нерешительно спросила она, — что, несмотря на долгий перерыв и отсутсвие занятий, я смогу снова петь? Я бы очень хотела, и я уверена, что он… Эрик… мечтал бы, чтобы я продолжала свою карьеру… Мадам Жири обняла её крепче. — Во-первых, тебе нужно снова стать сильной, успокоить нервы, а затем поговорим о пении. Но, я уверена, что твой голос вскоре снова вернётся к былому совершенству, как только ты начнёшь заниматься. В конце концов, он хорошо тебя учил. Думая о своей карьере, Кристин тут же расслабилась и успокоилась. — Так я смогу хранить его память, — прошептала она, — я смогу сделать так, чтобы он гордился мной. Мадам Жири вздохнула. Её сердце болело за обоих её протеже. По её мнению, они были бы идеальной парой, но, к сожалению, Кристин осознала свои чувства к Эрику слишком поздно. Её любовь была бы всем для изуродованного мужчины, и он бы превозносил и обожал её так, как никакую другую женщину. Но теперь Эрик был мёртв, он умер, не зная о любви Кристин к нему, и Кристин теперь придётся жить одной. — Ищи силы в своей любви, — посоветовала ей мадам Жири. — Я уверена, что любовь Эрика всё ещё с тобой, и он поможет тебе пережить это. Кристин утёрла слезы. — Вы правы, — решительно сказала она. — Я не должна плакать из-за Рауля и всего случившегося. Только я виновата в том, что потеряла Ангела. Тогда моя любовь не была столь сильной. Но он всё равно меня любил. Любил меня так, что отпустил меня, так как думал, что это для моего блага. Тогда я не заслуживала такой любви, и сейчас ещё не заслуживаю, но я изо всех сил постараюсь изменить это и стать достойной моего Ангела. Кристин на минуту замолчала. — Вы предположили, что я могу оставить Париж, — она переменила тему, — и Рауль тоже сказал что-то такое, так как в документах о разводе значилось, что я не могу выступать на сцене во Франции. Поэтому мне придётся оставить эту страну, если я хочу продолжать карьеру. Как Вы думаете, куда мне поехать? Мадам Жири улыбнулась. Вот это поведение уже было правильным. — Ты никуда не поедешь, — сказала она, — только не одна. Он бы убил меня, если бы знал, что я позволила тебе уехать за границу одной. Кристин усмехнулась. Зная своего Ангела, нужно было признать, что её приёмная мать была права. — Вы поедете со мной? — с надеждой спросила она. Мадам Жири кивнула. — Да, конечно же. В твоём положении разведённой женщины тебе нужна компаньонка, и я не знаю никого, кто мог бы выступать в этой роли. Конечно, я не смогу уехать отсюда сразу же, — напомнила она Кристин, — так как я работаю в Опере, но я скажу им завтра утром, что должна оставить работу по семейным обстоятельствам. Я смогу уехать примерно через месяц, а затем мы поедем туда, куда ты захочешь.