***
Эрик провёл беспокойное утро. Чем больше он об этом думал, тем больше понимал, что согласиться на встречу было ошибкой. Он невольно проклинал Надира, уговорившего его увидеть Кристин. Кристин! Одно имя пробуждало множество чувств. Любовь, нежность, желание, стремление защитить её, сделать её счастливой, но этому сопутствовало отчаяние, ощущение разбитого сердца, злость, ревность и боль столь мучительная, что он думал, что умрёт. — Ничего хорошего из этого не выйдет, — убеждал он сам себя. — Конечно же, она либо сделала мне в прошлом больно, либо сделает это сейчас. Никоим образом такое совершенство, как она, не может выносить такого урода, как я. Но всё же его душа стремилась к ней. Не важно, сколько раз он напоминал себе, что всё, на что он мог надеяться, — это жалость, он желал её присутствия. В первый раз, как он переехал в Англию, Эрик не мог сконцентрироваться на своей работе. Он несколько раз ловил себя на том, как, закрыв глаза, вспоминает её прекрасное лицо, большие выразительные глаза и богатые тёмные кудри, обрамляющие её лицо. В конце концов, он бросил чертеж, над которым работал, и попытался нарисовать её по памяти. Карандаш Эрика быстро зашуршал по бумаге, и он почти автоматически нарисовал эту девушку Кристин, которая завладела всем им: и разумом, и сердцем, и душой. Как только он закончил и взглянул на рисунок, он понял, что причёска, которую он изобразил, не была похожа на ту, которая была у неё в саду два дня назад. На рисунке она была более продуманной, и в ней были необычные заколки в виде звёздочек, которых он не помнил. Эрик воззрился на рисунок. Что это означало? Он что, видел её такой? Может быть, она так выглядела, когда они впервые встретились? Или когда они расставались? Или, может быть, это плод его воображения, может, он бы хотел видеть её такой, если бы она была его… Эрик не посмел додумать эту мысль. Но он не мог не признать, что, как только он её увидел, в его сердце проснулись похороненные желания, и мечта жить, как обычный человек, иметь любящую жену стала более конкретной. Теперь он знал, что хотел, чтобы эта прекрасная Кристин стала его невестой. Эрик горько засмеялся. Конечно. Да скорее ад замёрзнет, чем кто-то, настолько совершенный во всём смысле этого слова, как она, согласится выйти за него замуж. — Не обнадеживай себя, — повторял он себе. — Жалость, вот, что она почувствует к тебе, и, может быть, некое любопытство. Ты не можешь ожидать большего. Эрик не стал обедать, а просто сел напротив огромных настенных часов в гостиной, глядя на стрелки и все больше переживая. Эрик надел свою широкополую шляпу, и натянул её на лицо так, чтобы изуродованная правая сторона лица была скрыта полями. Конечно же, чтобы вышло так, как он хотел, шляпа была надета под странным углом. Эрик знал, что выглядел причудливо, но он считал, что лучше, всё же, так, чем открыть всё своё уродливое лицо.***
Чуть позже трёх часов дня Надир и Кристин уже стояли у двери. До того, как вытащить ключ, Надир обнадеживающе улыбнулся Кристин. — Не нервничайте, — сказал он ей, — просто расслабьтесь. Будьте сильны для вас обоих. Кристин кивнула, она просто не могла ответить. Её сердце стучало так быстро, словно хотело разорваться. Через несколько секунд она увидит его снова, её Ангела, того, кто стал её жизнью после смерти отца, и того, кого она предала так жестоко. Надир открыл дверь и позвал Эрика. — К тебе пришли гости, Эрик, иди поздоровайся, — крикнул он. Эрик услышал и тут же понял, что просто не может собраться с силами, выйти в холл и предстать лицом к лицу перед женщиной, которая так его впечатлила. Он долго сомневался, а затем, наконец, поднялся и подошёл к двери. Он открыл её и, держась за ручку, выглянул в коридор. — Вот и ты, — радостно воскликнул Надир. Кристин схватилась за сердце, которое начало биться ещё и быстрее и так громко, что она думала, что всё услышат. Разнообразные эмоции наполняли её, и она чуть не потеряла сознание, переполненная счастьем, когда узнала стоящую у двери в гостиную высокого мужчину, лицо которого было скрыто огромной шляпой. Хотя она уже знала, что её Ангел жив, только сейчас, будучи с ним в одной комнате, она это осознала. Вот он, Эрик, тот самый, кто заботился о ней, когда она осиротела, воспитал её и научил петь, и, не замечая этого, завладел её сердцем. Тот самый, от кого она ушла, потому что боялась его вспыльчивости и тёмного прошлого, но кого не смогла забыть, и о котором мечтало её сердце последние три года. Нельзя было его не узнать. Это был её Эрик, которого она считала погибшим, живой, сильный и здоровый. Кристин захотела подбежать к нему, броситься в его объятия, прикоснуться к нему, почувствовать его, чтобы удостовериться, что он настоящий, что он здесь, что она не спит. Но её ноги стали словно ватными, она, не в силах двинуться, просто глядела на него в удивлении и, наконец, прошептала: — О Ангел, это правда, ты жив! Эрик нервно оглядел её. Он подумал, что она стала ещё красивее, чем была два дня назад. Теперь её грустные черты оживились, и она смотрела на него так, будто… любит его. Он не знал, как на это реагировать. Как нужно здороваться с женщиной? Что она ожидает от него? И, что самое важное, как она его только что назвала? Ангелом? Конечно же, он ошибся? — Почему… — Эрик прокашлялся. — Почему вы меня так назвали, мисс Кристин? — в конце концов проговорил он, тут же проклиная себя. Из всех возможных слов эти были самыми глупыми. Он почувствовал себя неловко и тут же захотел убежать. Надир засмеялся. — Эрик, почему бы тебе не показать мисс Дааэ сад с розовыми кустами и послушать её рассказ о том, как вы встретились? Кстати, ты раньше называл её Кристин, и, я думаю, лучше будет обращаться к ней менее формально. И, ради Бога, Эрик, сними эту дурацкую шляпу! Ты хочешь напугать юную леди? Эрик зло взглянул на своего друга. — Ты прекрасно знаешь, почему я должен носить эту шляпу, — защищаясь, сказал он. Кристин улыбнулась. Кое-что совсем не поменялось. Её Ангел всё так же переживает из-за своего лица. Странно, но его неуверенность помогла ей преодолеть свою. — Я бы с радостью прогулялась в саду, — сказала она, словно светясь от счастья, — и, понимая твоё желание скрыть лицо, Анг… Эрик, я уверяю тебя, что тебе не нужно делать этого при мне. Я уже видела твоё лицо, и оно меня не пугает. Я бы даже была рада увидеть твоё лицо снова, — она засомневалась. Она чуть не сказала ему, что хочет увидеть его лицо, потому что это лицо любимого человека, но Эрик был настолько смущён, что ей пришлось делать всё спокойнее, чтобы он уверенно себя чувствовал в её обществе, чтобы он начал ей доверять. Поэтому она передумала и продолжила по-другому: — Но если ты хочешь оставить шляпу, во всяком случае, пока, я всё пойму, — сказала она Эрику. — Если тебе удобнее в шляпе, то не снимай её. Эрик кивнул. Она права, в шляпе он чувствовал себя увереннее. Только так он мог избежать неловкости. — Прошу за мной, — ответил он Кристин без эмоций, — сад находится там. Он повернулся на каблуках и направился в сторону сада, не оглядываясь и не зная, идёт ли Кристин за ним. Если он в глубине души надеялся, что она не пойдёт с ним, то он был неправ. Кристин поспешила за ним. — Пожалуйста, подожди, — умоляла она его, — если ты будешь так бежать, мы не сможем поговорить! Надир проследил за ними взглядом и усмехнулся. Он очень внимательно наблюдал за Кристин это время, и заметил, что её чувства к Эрику были более чем очевидны, но он, видимо, был слишком занят страхом и нервозностью и ничего не заметил. Надир не сомневался, что они оба когда-нибудь преодолеют все препятствия, и что в конце победит любовь, но, скорее всего, дорога к счастью будет очень долгой и неровной. — Ну, что ж, — вздохнул он, — Рим не за один день строился, и поспешишь людей насмешишь, так что нужно дать им время и запастись терпением.***
Кристин догнала Эрика, только когда они дошли до кустов роз. Она тут же заметила, что они были подвязаны чёрными лентами, и невольно улыбнулась. Вот почему у него были те самые ленты, когда он заметил её два дня назад. — Твои розы просто великолепные! — воскликнула Кристин. — Надир сказал, что ты сам за ними ухаживаешь. Ты сам решил их посадить? Эрик кивнул, не в силах ничего ответить. Он никогда не чувствовал себя так неловко. Что сказать красавице, в которую ты влюбился и которая знает тебя уже давно, и, может быть, знает о тебе то, чего ты сам не помнишь? Кристин заметила неудобство Эрика. Ей было тяжело видеть его таким. Он всегда контролировал ситуацию, командовал. Теперь она поняла, что роли почти поменялись. Теперь она задавала вопросы, она пыталась его успокоить, заставить его открыться и вспомнить. — Может быть, я расскажу тебе, как мы встретились? — нерешительно спросила она. Эрик вновь кивнул. Для него казалось чудом то, что она с ним вообще разговаривает. Почему она пришла? Конечно же, у неё есть полно вещей, которыми надо заняться, чем общаться с потерявшим память уродом, старше неё почти в два раза? Её присутствие заставляло его нервничать, пробуждая в нем желания, которые никогда не возникали. — В таком случае, нам стоит присесть, — предложила Кристин. — Я не думаю, что стоит разговаривать стоя. Эрик прикусил губу. Какой же он дурак. Он должен был предложить ей сесть. Как он мог забыть? Он нерешительно указал на садовую скамейку, спрятанную под тенью яблони. — Может быть, там? — проговорил он. Кристин обрадовалась. — Эта скамейка замечательная, — подтвердила она, — пойдём! — она подошла к скамейке и села. Эрик с сомнением последовал за ней и встал около скамьи. Кристин вздохнула. Это оказалось труднее, чем она думала. Она похлопала рукой по свободному месту и ободряюще улыбнулась Эрику. — Присядь рядом со мной, — попросила она его. — Это будет длинная история. Ты устанешь ещё до того, как я закончу, если будешь стоять. Эрик осторожно сел на другой конец скамейки, благодаря Бога за то, что сидел слева, показывая Кристин нормальную часть лица. — Мы знали друг друга очень долго, — начала Кристин. — Мы встретились после смерти моего отца, — она взглянула на Эрика. Он сидел прямо, как струна, и просто излучал беспокойство. — Мне было всего семь лет, и, так как моя мама умерла ещё раньше, я осталась сиротой. Эрик поднял бровь в недоумении. Разве Надир не сказал, что жители дома номер двенадцать — это вдова с двумя дочерьми? Если эта Кристин живет с матерью, то почему говорит, что она сирота? — Твоя мать, — поговорил он, — разве ты не с ней живёшь в доме номер двенадцать? — затем он сам себя отругал. Ну и глупость! Она, наверное, сочтёт его за дурака, если он продолжит нести ерунду и не сможет сформулировать хоть одну нормальную фразу. Кристин улыбнулась. — О, мадам… — она замолчала, поняв, что не стоит ещё больше путать Эрика, упоминая о Жири. — Она моя приёмная мать, — объяснила она. Моя настоящая мать умерла, когда я была совсем маленькой, как я уже говорила. Я её даже не помню, но я помню своего отца. Его звали Густав Дааэ, и он был для меня всем. Мы очень сильно любили друг друга. Он был всем, что у меня было, а я была всем, что было у него. Кристин вновь взглянула на Эрика, борясь с желанием прижаться к нему, обнять его и сказать, что он был для неё даже важнее отца. Но она понимала, что, если сделает это, то Эрик ещё больше занервничает, и поэтому она собралась и продолжила: — Мы много путешествовали. Мой папа играл на скрипке, а я пела… Эрик удивлённо посмотрел на неё. — Ты пела… — медленно повторил он, удивляясь. Конечно же, пение! Каким-то образом, пение и Кристин были связаны. Он не был уверен, почему, но теперь знал, что-то, что Кристин пела, было очень важной информацией. Кристин кивнула. — Да, я пела, — мягко сказала она. — Мы с папой были бедны, но счастливы. Пока он не… — она поборола слезы. Несмотря на то, что прошло уже много лет, она всё ещё скучала по нему. — Мой папа заболел, — продолжила она дрожащим голосом. — Он начал кашлять и ослабел. Он, наверное, знал, что ему недолго осталось, и он не знал, как я поведу себя после того, как он уйдёт. Поэтому он напомнил мне о сказке, которую рассказывал мне, о девочке, которую звали Крошка Лотти, любящей музыку и пение, как я, и которую посетил Ангел, который пел ей и успокаивал её, прекрасный голос которого заставлял её забыть о печалях и радовал её, во всяком случае, во снах. Это был Ангел Музыки. Эрик удивлённо взглянул на неё. — Ангел Музыки, — прошептал он. Почему-то это было ему знакомо. Она, наверное, уже рассказывала ему эту сказку, но почему-то помнил это? Может, это значило гораздо больше, а он этого не понял? Надежда наполнила сердце Кристин, когда она заметила встревоженность Эрика, как только она упомянула Ангела, которым он был много лет. Может быть, он вспомнит? — Да, Ангел Музыки, — повторила она. — Мой папа обещал мне послать Ангела, когда он попадёт в рай, и что его музыка успокоит меня и поможет мне забыть о горестях. И так и случилось, — сказала она Эрику, — он отправил мне тебя, и ты стал моим Ангелом Музыки.