Эрик напрягся. Сама мысль открыться ей в таком виде пугала его. Инцидент, о котором говорила Кристин, случился больше трёх лет назад, и, судя по её рассказу, он практически сразу прикрыл лицо рукой. Поэтому она, наверное, не совсем хорошо помнила, насколько уродливо его лицо. Если она увидит его вновь во всей ужасающей «красе», она будет в шоке, несмотря на то, что говорила, будто это ничего не значит. Так ещё теперь появился новый шрам. Ярко-красная линия пересекала его уродливый висок и щеку и делала его лицо ещё страшнее и отвратительнее, чем было до пожара.
Кристин будто бы почувствовала, о чем волнуется Эрик.
— Пожалуйста, Ангел, — мягко попросила она, пытаясь его успокоить, — это очень много значит для меня.
Эрик содрогнулся. Как он мог ей отказать, когда она так говорила? Он понимал, что нечего откладывать неизбежное. Ему придётся показать ей лицо.
«Во всяком случае, я, наконец, пойму, что она дорожит мной всего лишь как учителем, — сказал он себе. — Как только я увижу её реакцию на мое лицо, я приму тот факт, что мне не добиться её любви. Чем раньше я это пойму, тем лучше.»
Эрик кивнул, морально подготавливаясь к тому, что должно было произойти. Он встал и повернулся спиной к Кристин. Прогнав нерешительность, он снял шляпу. Кристин облегченно выдохнула. Она не была уверена, откроется ли ей Эрик.
«Он должен понять, что я его принимаю, — подумала она. — Он должен мне доверять, или я не смогу наладить с ним отношения, когда он всё вспомнит.»
Кристин тоже встала и подошла к Эрику. Она встала за ним, осторожно тронув его за плечо.
— Обернись, Ангел, — попросила она, — я хочу тебя увидеть. Пожалуйста.
Эрик застонал. Её голос был так сладок и полон искреннего сострадания. Всё это скоро закончится. Как только она взглянет на жалкое подобие его лица, она больше не станет так с ним говорить. Она больше даже близко к нему не подойдёт, будет держать дистанцию и не прикоснётся к нему никогда.
Смирившись с тем, что он находится между молотом и наковальней, что он либо расстроит её тем, что не повернулся, либо отвратит её от себя, сделав это, Эрик медленно повернулся, сначала показывая здоровую левую сторону, а затем, приготовившись к худшему, повернулся ещё немного, показывая Кристин всё своё лицо. Эрик закрыл глаза. Он не хотел видеть отвращение в её глазах. И так он должен был услышать её реакцию на своё страшное лицо.
С закрытыми глазами Эрик смиренно ждал полного ужаса крика, или, в конце концов, резкого вдоха, чтобы убедиться, что Кристин не способна смотреть на его отвратительное лицо горгульи. К его удивлению, этого не произошло. Вместо этого он почувствовал аккуратное прикосновение её руки к правой половине его лица.
Эрик задрожал под робкой лаской Кристин. Он не доверял своим ощущениям. Наверное, он всё себе придумал, она ведь никогда не прикоснётся к его ужасному лицу, никто не сделает этого без надобности. Конечно, Надир вынужден был трогать его лицо, когда лечил его шрам, но другого выхода не было. Кристин, конечно же, не должна была касаться его, и никогда никто не сделал бы этого по собственному желанию.
«Я хочу, чтобы это произошло, — сказал себе Эрик, — но этого не происходит. Я представляю себе, как она принимает моё лицо, потому что очень этого хочу. Я должен открыть глаза и посмотреть на неё, увидеть отвращение в её глазах, увидеть, как она отвернулась от меня, чтобы принять правду.»
Практически нечеловеческим усилием Эрик заставил себя открыть глаза и посмотреть на Кристин. Он чуть не потерял сознание, увидев картину, открывшуюся перел ним. Пальцами левой руки она ощупывала глубокий покрасневший шрам на правой стороне его лица.
— Это новый шрам, — мягко прошептала она, — из-за него ты потерял память.
У Эрика не было сил ответить ей. Он был в шоке от её реакции, поэтому молча кивнул.
— Выглядит болезненно, — продолжила Кристин, заметив, какой тонкой была кожа вокруг шрама. Чудом было то, что рана не разошлась ещё больше, когда Надир её зашивал, и Кристин была уверена, что не сложно будет снова порвать шов. Она понимала, что Эрик не сможет больше надеть маску. Из-за трения тонкая кожа вновь порвётся.
— Всё ещё болит?
Эрику казалось, что Кристин говорит сквозь туман. Как она может смотреть на него? Как она может смотреть на него так, будто она за него переживает? Он с трудом заговорил:
— Нет. Иногда, конечно, голова болит, но, в основном, он меня не беспокоит, кроме того, что… — ему не нужно было договаривать, Кристин и так всё поняла. Кроме того, что он ничего не помнит.
— Мой бедный Ангел, — прошептала Кристин, поглаживая его изуродованную щеку, — как будто ты мало выстрадал из-за этого, — вздохнула она полным сочувствия голосом.
Эрик вновь содрогнулся под её руками. Он не помнил, чтобы кто-нибудь так касался его лица. Он был уверен, что никто так никогда не делал.
— Даже моя родная мать… — прошептал он, и слезы начали катиться по его щекам. — Даже она не хотела прикасаться к лицу монстра…
Он вздрогнул, когда в его подсознании всплыла красивая молодая женщина в одеянии вдовы, отворачивающаяся от него и просящая служанку убрать с её глаз это жалкое подобие сына, которое послал ей Бог.
— Всё в порядке, Ангел, — мягко прошептала Кристин, и, чувствуя, что Эрик еле справляется с эмоциями, она обняла его и крепко прижала к себе. — Я с тобой, Ангел, и для меня твоё лицо не имеет значения. Это не меняет тебя, — Кристин прикусила губу. В конце концов, из-за лица он стал отшельником, отверженным обществом, его ненавидели, боялись, унижали, и именно из-за этого он совершил все свои преступления.
Кристин решила немного поменять смысл сказанных слов.
— Ты всегда был добр ко мне, понимал меня, — сказала она рыдающему ангелу, прижимаясь к нему. — Это для меня важно, а не твоё лицо. Если бы ты был самым красивым в мире мужчиной, но не был бы таким заботливым, то ты бы мне совсем не нравился, — она закрыла глаза, вспомнив Рауля. Да, он был привлекателен, но сколько красоты было всего лишь внешней, а не душевной! Где был он, когда умер её отец? Этот бедный человек, которого она обнимала, человек, не знавший доброты и любви, тот, над которым издевались всю его жизнь из-за врождённого уродства, из-за того, что не было его виной, именно он окружил её своей любовью, он дал ей надежду, и именно с ним она чувствовала себя в безопасности.
— Ты был со мной, когда мне нужен был друг, — продолжила Кристин, — ты дал мне надежду, когда я думала, что счастье покинуло мою жизнь навсегда. Ты присматривал за мной все эти годы, ты научил меня всему, не только музыке. Твои обширные познания во многих областях не раз выручали меня, и у тебя всегда было решение моих проблем. Твоя красота внутри, Ангел, — прошептала она, — тебе не нужно красивое лицо, чтобы впечатлить меня. Я… — Кристин остановилась, смутившись. Она чуть не сказала, что всё равно его любит.
— О Кристин, — простонал Эрик. Он был близок к нервному срыву. Он к такому не привык. Он практически не имел опыта в отношениях с людьми, и он чувствовал, что так было всегда. Он не ожидал, что Кристин так отреагирует на его лицо. Он с трудом мог принять, что она может смотреть на его проклятие, преследовавшее его всю жизнь, без отвращения или страха. То, что она сама прикоснулась к его лицу, было пределом его мечтаний, а теперь она обнимала его… он что, спит?
Это всё было слишком для него. Эрик медленно упал на колени и уткнулся лицом в живот Кристин.
— Как ты можешь так ко мне относиться, — прорыдал он, — ко мне, к отвратному чудовищу?
Кристин тоже села на пол, вновь обнимая его.
— Ты совсем не такой, — отругала она его, — никогда больше не говори так о себе. Ты мой ангел, очень важный человек в моей жизни. Пожалуйста, верь мне, когда я говорю, что внешность — это ещё не всё. Я уверена, что Надир и мадам… то есть, Антуанетта со мной согласятся. Твоя доброта и забота, которой ты окружил меня, когда я была одиноким ребёнком с разбитым сердцем, твои многочисленные таланты, архитектура, музыка… Вот, кто ты на самом деле. Это делает тебя личностью, а не твоё лицо.
Кристин обняла Эрика ещё сильнее, прижимаясь левой щекой к его изуродованной правой.
— Ты для меня весь мир, Ангел, — прошептала она.
***
Надир показал мадам Жири сад. Он тянул время, пытаясь дать возможность несчастной паре всё обсудить. Когда он больше не мог придумать ничего, чтобы не пускать бывшую преподавательницу балета в гостиную, они оба пошли в дом. Они уже собирались войти в гостиную, как вдруг услышали рыдания. Они осторожно выглянули в полуоткрытую дверь и застали обоих своих протеже на полу, плачущими и обнимающимися. Эрик был без шляпы.
Надир потянул мадам Жири назад.
— Мы здесь лишние, — мягко прошептал он. Мадам Жири кивнула и снова последовала за ним на террасу. Как только они остались одни, Надир констатировал: — Они любят друг друга.
Мадам Жири вновь кивнула.
— Я знаю, — сказала она.
Надир озадачено посмотрел на неё.
— Это значит, что вы одобряете? — спросил он. — Я знаю, что рано ещё даже думать об этом, но как только они во всем разберутся, я уверен, что Эрик сделает Кристин предложение. Я знаю, что она вам как дочь, она сказала, что вы собираетесь оформить опекунство. Что вы думаете насчёт их свадьбы? Эрик устраивает вас в качестве зятя?
Мадам Жири улыбнулась.
— Я надеялась, что они найдут путь к сердцу друг друга, когда он в первый раз пытался ухаживать за ней, и мое мнение не поменялось, когда я знаю, что Кристин отвечает его чувствам. Я буду очень за них рада, когда они, наконец, будут вместе.
Надир был доволен. Он был уверен, что будущее его друга устроено.
— Я думаю, что, в таком случае, мы должны помочь будущей паре и дать им возможность побольше быть друг с другом. Они оба заслуживают счастья после того, через что прошли. Чем раньше они решат свои проблемы, тем лучше. Я думаю, что тогда, — добавил он, смеясь, — вам придётся сопровождать Кристин на «уроки вокала» довольно часто.
Мадам Жири театрально вздохнула и в деланной безысходности закатила глаза.
— Как же тяжело сделать их счастливыми, — пошутила она.
***
Эрик немного успокоился, так как объятия Кристин помогли ему прийти в себя.
— Нам не стоит сидеть на полу, — сказал он Кристин, с обожанием взглянув на неё и заставив её покраснеть. Она затрепетала в его руках, когда Эрик помог ей встать.
— Кристин, — начал Эрик, ободрённый её румянцем, который снова зажег огонек надежды в его сердце. — Если то, что ты сказала мне, правда… — он снова засомневался. Не покажется ли он дураком? Может быть, он ошибся в её чувствах?
— То есть, если тебе не противно моё уродство, — промямлил он, — и если ты принимаешь мои личные качества… не могла бы ты… в смысле… не обижайся пожалуйста, но… возможно ли, что есть шанс… ты, может быть, захочешь принять… — Эрик вспотел. Он не думал, что так трудно попросить девушку позволить за ней ухаживать.
Кристин ободряюще улыбнулась ему.
— Что ты хочешь узнать, Ангел? — мягко спросила она.
Эрик снова собрал всё своё мужество.
— Смогла бы ты полюбить меня? — выпалил он, шокированный своими собственными словами. — Я знаю, что прошу слишком многого, и я пойму, если ты скажешь, что это невозможно, но… — он взглянул на неё. — Я так тебя люблю, — признался он, — я думаю, что всегда любил тебя, даже раньше… я просто прошу дать мне шанс, дать мне возможность попытаться выиграть твою любовь, не отказывай мне сразу, прошу тебя, прими это во внимание…
Кристин зарыдала и уткнулась ему в грудь.
— О, Эрик, — всхлипнула она, — я так хотела бы сказать «да».
Эрик напрягся. Он подготовился к отказу. Теперь он понял, как глупо было даже просить. Такая красавица, как она, может дорожить таким, как он, но любить? А близость? Нет, конечно же она не захочет заниматься любовью с таким уродливым мужчиной, и, кстати говоря, с тем, кто практически в два раза старше её и практически годится ей в отцы.
— Прости меня, Кристин, — умолял он, в ужасе от её слез. — Забудь об этом, если бы я знал, что так тебя расстрою, я бы даже не стал…
Кристин покачала головой.
— Нет, Ангел, — сказала она, — ты меня не понял. Дело в том, что всё обстоит наоборот, — она любяще ему улыбнулась. — После того, что ты мне сказал, я могу тебе признаться. Я тоже тебя люблю, — она покраснела, когда Эрик обнял её, — но, — вдруг с грустью продолжила Кристин, — между нами столько всего произошло, и ты этого не помнишь. При этом, кое-что произошло в последние три года, и ты не мог этого знать, так как мы не виделись, — не в первый раз Кристин подумала о том, не бросит ли её Эрик, когда узнает, что она не целомудренная женщина, и будет ли для него важно то, что она не может забеременеть.
— Будет несправедливо, если я дам тебе надежду сейчас, — продолжила она дрожащим от слез голосом, — когда ты не знаешь всего. Будучи таким достойным человеком, ты можешь сдержать своё слово, даже если то, что ты узнаешь потом, отвратит тебя от желания жениться на мне.
Эрик прижал её к себе.
— Ничто, — пообещал он, — ничто не сможет нас разлучить, если ты меня любишь. Ничто не имеет значения. Скажи ещё раз, Кристин, ты правда меня любишь? Ты выйдешь за меня?
Кристин вздохнула.
— Я и правда тебя люблю, — сказала она, — но я не могу выйти за тебя. Во всяком случае, не сейчас, — добавила она, увидев погрустневшее лицо Эрика. — Тебе нужно сначала всё узнать. Всё, что сделала я и сделал ты, и всё обо мне во время нашего расставания. Как только ты всё узнаешь, ты подумаешь ещё раз и решишь, хочешь ли ты нашей свадьбы. Если так, то ты снова сделаешь мне предложение, и только тогда я смогу его принять.
Эрик засветился.
— Тогда ты выйдешь за меня, — счастливо сказал он, — так как я знаю, что ничто и никто не заставит меня поменять о тебе мнение. Я всегда буду тебя любить.
Кристин неуверенно посмотрела на него.
— Давай мы снова поговорим об этом, когда ты всё узнаешь, — прошептала она.
Эрик улыбнулся ей.
— Моя маленькая невеста, — прошептал он, — моя нареченная, несмотря на то, чего ты боишься, моя любовь выдержит все препятствия. Я знаю, что ничто нас не разлучит, пока ты меня любишь, — он посмотрел ей в глаза и опустил голову, чтобы поцеловать. Кристин ахнула. Она очень хотела вновь почувствовать губы Эрика на своих, почувствовать его поцелуй…
Нехотя Кристин освободилась из его объятий.
— Не сейчас, Эрик, — сказала она, — подожди, пока мы во всём разберёмся, пока я смогу согласиться, не чувствуя, что я обманула тебя, заставив жениться на себе, как будто бы я воспользовалась твоей любовью. Как только я соглашусь стать твоей невестой, ты сможешь целовать меня столько, сколько хочешь.
