***
Прошли выходные, но Эрик ещё не принял убийство Буке. Надир был полностью уверен, что Эрик не сможет разобраться во всём сам, и ему понадобятся для этого друзья. Поэтому он отправил Дариуса в дом Жири с запиской, напоминающей Антуанетте и Кристин о том, что они обещали прийти на чай к Надиру и Эрику в понедельник. «Ему нужна любовь и дружба, — написал Надир, — или он не сможет принять тот факт, что нельзя было сделать ничего другого, кроме как убить Буке на колосниках.» Мадам Жири и Кристин пообещали Дариусу, что они придут вовремя. Верный старый слуга вздохнул с облегчением. — Ваше присутствие так много значит для господина Эрика, — сказал он. — Он так подавлен, совсем не как обычно. Обе дамы улыбнулись ему, тронутые очевидным беспокойством слуги об Эрике. Как только Дариус ушёл, Кристин бросилась в объятия своей новой матери. — О мама, — прорыдала она, — Эрику так тяжело! Как он сможет принять своё прошлое? Мадам Жири погладила её по спине. — Ты бы не влюбилась в него, если бы всё было по-другому, — напомнила она Кристин. — Он так реагирует, потому что несмотря ни на что он честный человек, и, раз теперь ему не нужно постоянно защищаться и угрожать другим, чтобы его оставили в покое, он понимает, как плохо поступал. Кристин кивнула. Она понимала, что мадам Жири права. — Я только хочу помочь ему, снять с него всю эту вину, — она вздохнула. Мадам Жири обняла её. — Ты ему и так помогаешь, — сказала она, — больше, чем ты думаешь. Наша с мистером Кханом дружба очень важна, как и преданность Дариуса, но твоя любовь помогает Эрику больше, чем все наши чувства вместе взятые. Твоя любовь поможет ему принять своё прошлое и забыть о нём. Маленькая улыбка появилась в уголках её губ, но затем Кристин вновь погрустнела. — Если он сможет меня простить, — сокрушенно прошептала она.***
В понедельник Надир снова остановился у дома Жири по пути из офиса, чтобы отвести дам к себе. Он не сказал Эрику, что они придут на чай. Он надеялся, что этот сюрприз, то, что они сами пришли, хотя Эрик их не звал, докажет ему, что они его любят, волнуются о нём, и интересуются, как он переживает недавно вернувшиеся воспоминания. Эрик сидел за письменным столом, пытаясь сконцентрироваться над проектированием нового крыла, которое он собирался добавить к загородному дому лорда Каслборо, принимая во внимание увеличивающуюся семью его старшего сына, как вдруг он услышал хлопок входной двери. Он застонал. Эти чертежи должны быть готовы через два дня, но были ещё не закончены. Со всеми этими проблемами было трудно думать о работе. Теперь пришёл Надир, позовёт его на чай, и Эрику снова придётся прерваться. Как он сумеет сделать всё вовремя? — Эрик, где ты? — он услышал радостный голос Надира. — К нам посетители! Посетители?! Эрик напрягся. На минуту он испугался, что Надир привёл в дом незнакомцев, но потом успокоился. Нет, Надир такого не сделает. Последние три года Надир уважал желание Эрика прятать своё лицо от людей, и ведь не станет же он сейчас приглашать незнакомцев, так как Эрику не нужны были дополнительные переживания, только не сейчас. Поэтому, это, наверное, дамы. Но как они могли оказаться здесь? Он не говорил, что готов снова с ними встретиться и подвергаться риску вспомнить новые моменты, которые, наверное, должны были быть длинной чередой ужасов. Даже самая короткая фраза могла заставить Эрика вспомнить, но он не мог разбираться с этим сейчас. А Кристин?! Эрик не знал, сможет ли посмотреть ей в глаза. Что, если один её вид напомнит ему о боли, которую он испытал, глядя на неё в объятиях этого мальчишки? Эрик все ещё решал, что же ему делать, когда дверь в его кабинет распахнулась, и туда влетел Надир. — Вот ты где, Эрик! — весело воскликнул он. — Скорее, мой руки и иди в столовую на чай. Нельзя заставлять дам ждать! Надир усмехнулся, заметив неловкость Эрика. — Они о тебе волнуются, — мягко сказал он. — Они боятся, что ты себя ненавидишь из-за ошибок прошлого. Они хотят увериться, что ты в порядке. Эрик вздохнул. — Они правы, — простонал он. — Я действительно себя ненавижу, и я не могу понять, почему им не наплевать на меня несмотря на убийства, которые я совершил. Или почему вам с Дариусом есть до меня дело. Как я могу вам нравиться, я, монстр?! Надир похлопал Эрика по плечу. — Мы знаем, что ты не монстр, — сказал он. — Ты слишком строг к себе. Теперь иди и встреть гостей. Дамы искренне за тебя беспокоятся. Эрик отсутствующе кивнул. Он быстро вытер забрызганные чернилам руки и последовал за Надиром на террасу, где Дариус накрыл стол, и где уже сидели две дамы, ожидая его. Кристин тут же заметила, что Эрик всё ещё волновался. Он был неуверен в себе, как будто вина тянула его к земле. Хотя счастливый блеск его глаз при взгляде на неё придавал ей смелости. Он всё ещё любит её несмотря на предательство, так что есть надежда, что её любовь ему поможет. — Ангел! — воскликнула она и кинулась в объятия Эрика. — Я так по тебе скучала! Эрик прижал её к себе. Как только он обнял её, он перестал думать о ночи на крыше. Виконт, предательство Кристин и все его страдания были забыты. Единственно значимой осталась любовь к Кристин и то, что она была здесь, с ним. — Я тоже по тебе скучал, — признался Эрик, — но я был не уверен, смею ли просить тебя вернуться ко мне, к убийце. Кристин уткнулась ему в грудь. — Я же обещала, что вернусь, как только ты будешь готов меня увидеть, — мягко сказала она. — Я ждала, и когда ты меня не вызвал, я так заволновалась. Я испугалась, что ты не захочешь меня больше видеть, что, может быть, ты меня больше не любишь… Эрик застонал. — Не любить тебя! Как ты можешь даже думать, что я когда-нибудь перестану тебя любить! — воскликнул он. — Просто мне кажется слишком странным, что ты всё ещё хочешь быть со мной, хотя знаешь, что я убивал людей! Кристин взглянула в его уродливое лицо и осторожно погладила его недавний шрам. — Многие люди убивали, — тихо сказала она. — Люди убивают, чтобы защищать себя и любимых, солдаты — чтобы защищать свои страны. Я не говорю, что убивать других правильно, но я думаю, что иногда просто нет другого выхода. Ты думаешь, что я буду винить тебя за то, что ты сделал всё, чтобы защитить себя, чтобы быть живым для меня? Кристин покраснела, когда Эрик прижал её к себе ещё сильнее. — Мой ангел, — вздохнул он, — моё спасение. Я не знаю, как мог жить эти несколько дней, не видя тебя. Твоя любовь, твоя вера в меня, в то, что во мне есть что-то хорошее несмотря на убийства, заставляют меня жить. Кристин, прошу тебя, не оставляй меня больше, — Эрик стал перед ней на колени, держа её за руки. — Прошу тебя, Кристин, — умолял он, — скажи, что выйдешь за меня замуж. Кристин закрыла глаза. Она была невероятно счастлива и невероятно грустна одновременно. Счастлива, потому что Эрик её так любит и прощает за боль, которую она причинила ему, бросившись в объятия Рауля после смерти Буке, но и грустна, потому что знала, что не может пока принять его предложения. — Я выйду за тебя замуж, Эрик, — в конце концов проговорила она, — когда ты всё узнаешь. Я верю, что твоя любовь будет достаточно сильна, чтобы преодолеть все новые воспоминания, так как ты сумел простить мое предательство с Раулем, но будет несправедливо привязать тебя ко мне, когда ты о многом даже не подозреваешь. Эрик вздохнул. — То есть, будет ещё хуже, — прошептал он. — Я знал, я говорил Надиру, что чувствую, что моя жизнь была несчастна. Он сказал, что это ничего не значит, так как все несчастья в прошлом. Но так ли это, если ты не можешь быть со мной в настоящем? Кристин ему улыбнулась. — Это же не навсегда, — пообещала она. — Прошлое не сможет нас разделить, если ты не захочешь. Но тебе нужно всё вспомнить, чтобы ты во всем разобрался и забыл, до того, как начнётся наше будущее. Надир и мадам Жири молча наблюдали за этой сценой между их «детьми». Если у них и были какие-либо сомнения в том, смогут ли они забыть прошлую боль, чтобы начать новую жизнь, то отношения пары, любовь в их глазах тут же отметали все эти сомнения. Они понимающе друг другу улыбнулись, и затем Надир кашлянул. — Вы присоединитесь к нам, — с юмором спросил он, — или будете питаться словами любви? Эрик и Кристин покраснели и уселись за стол. Эрик чувствовал себя лучше, чем после их последнего визита. Как ни странно для него, но Кристин его точно любила, хотя и знала, что он виноват в смерти двух человек. Антуанетта тоже ему ободряюще улыбалась, и было понятно, что она рада видеть его почти преодолевшим шок воспоминаний премьеры «Иль Муто». «Они могут меня простить, — думал Эрик. — Поэтому я должен научиться прощать себя сам. И Кристин сказала правду. Другие люди тоже убивают. Я не единственный, и самозащита даже не наказуема. Если я даже убью кого-то на дуэли, защищая свою честь или честь моей семьи, я буду прощён. И, даже если я убивал раньше, это не значит, что я буду делать это снова. Я только должен изо всех сил постараться доказать им, что их вера в меня не напрасна. Я постараюсь избежать ситуаций, где мне придётся защищать себя, и, так как я не покидаю дом, я буду в безопасности. Мне не нужно больше убивать.» Эрик взглянул на Кристин. Она обещала выйти за него замуж, когда он всё вспомнит. Эрик не знал, как много он ещё не знал, но он вдруг почувствовал желание вспомнить всё как можно быстрее. Да, это, наверное, будет болезненно, и ему придётся снова привыкать к неприятным деталям прошлого, но он будет вознаграждён. Как только он пройдёт испытание и примет всё своё прошлое, Кристин станет его. Эрик глубоко вздохнул, чтобы подготовиться к тому, что узнает, и спросил: — Ну, что ещё я должен узнать до того, как ты выйдешь за меня, Кристин? Пожалуйста, расскажи все как можно быстрее, чтобы мы могли забыть о прошлом. Кристин прикусила губу. Разве он готов услышать о ней и Рауле? Может ли она рассказать ему о маскараде и о поездке на могилу отца, которая закончилась дуэлью на шпагах с виконтом? Надир заметил её очевидную неловкость и пришёл ей на помощь. — Может быть, стоит начать с самого начала, — предложил он, — с твоего детства? Эрик неуверенно взглянул на него. — С моего детства? — удивленно спросил он. — Мне казалось, мы уже во всём разобрались. Разве я не жил с цыганами до того, как Антуанетта помогла мне сбежать? Надир покачал головой. — Это только часть твоего детства, — поправил он Эрика, — было кое-что ещё. Глаза Эрика расширились. Он вдруг вспомнил, что Надир говорил ему три года назад, практически сразу после пожара. — Я не цыган, — проговорил он. — Я родился во французской семье среднего класса, поэтому у меня французская фамилия. Ты даже однажды упомянул мой родной город, как же там…? Бошербург или что-то вроде этого? — Бошервиль, — подтвердил Надир, — это небольшой город в окрестностях Руана. Эрик, я не знаю всех деталей твоего раннего детства, но я помню кое-что, что ты рассказывал мне сам. До того, как ты потерял память, — мягко добавил он. Эрик кивнул. — Что ты знаешь о моем детстве, о моей семье? — спросил он. Надир сосредоточился. Рассказывать Эрику о неприятии матерью было тяжело, но он чувствовал, что сумеет пережить эту часть своего прошлого легче, чем все остальные. — Ты никогда не говорил об отце, — в конце концов проговорил он, — поэтому, как мне кажется, он умер очень рано, либо, когда ты ещё не родился, либо когда ты был слишком мал, чтобы его помнить. Его звали Шарль Лавуазье, ты мне как-то говорил, что твоя мать называла его «мой дорогой покойный Шарль». Твоя мать Мадлен была слишком молода для вдовы, и ты считал, что она очень красивая. Эрик кивнул. Теперь он вспомнил её: прекрасное лицо, темные одежды, но глаза были холодны, как лёд. — Она заставляла меня носить маску, — вымолвил Эрик, — даже когда я был малышом и не понимал, что я другой. Она не могла смотреть на меня… Кристин взяла его за руку. — Да, — всхлипнула она, — Ты однажды говорил мне, что первой твоей одеждой была маска. Как она могла так к тебе относиться?! — Кристин была в негодовании. Как мать могла так себя вести с невинным ребёнком? Эрик пожал плечами. — Я не могу её винить, — грустно прошептал он. — Представьте её шок: ждать малыша так долго, терпеть все неудобства беременность и пытку родов, и, вместо ребёнка, вместо здорового наследника, рождается маленький монстр… Кристин ударила его по руке. — Прекрати это, — зло сказала она, — перестань считать себя монстром. Ты такой же человек, как и все остальные, у тебя те же права, в том числе и на родительскую любовь. Раз твой отец, возможно, никогда не видел тебя и не мог повлиять на твою жизнь, его можно простить. Но твою мать — нет. Она должна была любить тебя несмотря ни на что. В конце концов, ты, очевидно, был здоровым и сильным ребёнком несмотря на лицо, раз ты сумел выжить без должного ухода. Надеть маску на младенца! Кристин содрогнулась. Она почувствовала, что сама бы задушила почившую мадам Лавуазье за то, что она отвергла Эрика в детстве, если бы та была жива. — Она, наверное, не хотела пугать людей моим отвратительным лицом, — Эрик слабо попытался защитить свою мать. — Она не имела права так поступать, — голос мадам Жири был полон презрения к женщине, игнорировавшей своего драгоценного и талантливого ребёнка из-за того, что не было его виной. — Никакая мать не может так относиться к своему ребёнку. Я тоже мать, и до того, как Мэг родилась, я тоже думала, что буду делать, если с ней что-то будет не так, или ребёнок будет инвалидом, или болен… — она взглянула на Эрика. — Знаешь, иногда бывают случаи, когда дети рождаются с проблемами, не дающими им нормально жить, например без ног или рук, слепые, глухие или умственно отсталые…, но даже они заслуживают и нуждаются в родительской любви. Но с тобой ничего такого не случилось. Твой недуг менее суров. Несмотря на лицо ты можешь нормально жить, ты можешь работать, у тебя есть друзья. А то, что ты чувствуешь себя худшим, чем другие, это её и только её вина. Твоя мать заслуживает обвинений в твоих проблемах. Не давая своей любви, она заставляла тебя чувствовать себя недостойным. Эрик воззрился на Антуанетту, несчастно прошептав: — Она не хотела меня целовать, даже в день рождения…