Любовь, о которой жалеешь

— Она была жестокой и бессердечной, — проговорила Кристин, — она должна была гордиться тобой, любить тебя и развивать твои таланты, давая тебе силы бороться с недостатками и ладить с миром, но вместо этого она заставляла тебя думать, что ты хуже, чем другие, из-за своего лица.       Эрик вздохнул. — Как она могла мною гордиться? — горько спросил он. — Если ты забыла, то на меня и смотреть-то неприятно!       Кристин разозлилась. — Ну и что, что ты не выиграешь в конкурсе красоты, — сказала она, — но сколько людей выигрывают? Но ты с легкостью выиграл бы соревнование на лучшего композитора, скрипача, пианиста, оперного певца, учителя и архитектора, и, как оказалось, ты ещё и фокусник. У скольких матерей есть дети, лучшие во стольких областях? — затем она немного успокоилась и мягко добавила: — И у тебя есть сердце. Ты мне посочувствовал, когда я была так одинока после смерти отца, ты заботился обо мне и помог мне справится с утратой. Твоё лицо — только оболочка, оно не влияет на то, какой ты человек.       Эрик засветился. — О Кристин, ты напоминаешь мне принцесс из сказок, любовь которых разрушает заклятие на принце. В детстве я читал сказку, где чудовище заставило красивую молодую женщину остаться с ним. Сначала она его боялась, но заметила в нем что-то хорошее, и в конце, когда она научилась его любить, заклятие исчезло, и чудовище превратилось в человека. Она, наверное, была как ты, она могла — и хотела — увидеть хорошее даже в самом ужасном монстре.       Кристин улыбнулась Эрику. — Если я услышу слово «монстр» хоть еще один раз, я думаю, что начну кричать, — поддразнила она его.       Эрик любяще посмотрел на неё. Какая разница, как относилась к нему его мать? Его Кристин считала, что он человек, замечательный, добрый и талантливый. Вот, что было важно. Он постарается сфокусироваться на этом. — Но как я оказался у цыган? — в конце концов спросил Эрик. — Они похитили меня, когда увидели впервые и поняли, что могут использовать меня в цирке уродов?       Надир покачал головой. — Насколько я знаю, ты сбежал. Я так понял, что твоя мать собиралась отдать тебя на изучение врачам, или же её любовник хотел отправить тебя в сумасшедший дом, но ты узнал об их планах и сбежал. Ты, естественно, был слишком мал, чтобы жить самостоятельно, поэтому и оказался легкой добычей для цыган.       Лицо Эрика посуровело. — Она ведь уже мертва, не так ли?       Надир кивнул. — Да. Несколько лет назад ты наводил справки в родном городе и узнал, что она умерла в одиночестве. — Она это заслужила, — спокойно констатировал Эрик, с трудом сдерживая злость на мать за то, что она так к нему относилась, и боль, которую вызвало её неприятие. — Хорошо, что её больше нет.       Мадам Жири успокаивающе положила руку ему на плечо. — Она могла бы быть счастлива с таким сыном, как ты, но она не приняла тебя. Она слишком много думала о внешности, вместо того, чтобы понять, какой ты особенный. В конце концов, сейчас я понимаю, Эрик, что когда я помогла тебе сбежать от цыган, я была слишком молода, чтобы понять всю суровость твоих испытаний, и я не понимала, как ты нуждался в общении. Я думала, что крыша над головой, еда, вода и чистая одежда — это всё, что тебе нужно, хотя ты больше всего нуждался в любящей семье. Я правда люблю тебя и любила, Эрик, я всегда считала тебя своим братом, но, я боюсь, я не вела себя, как сестра. Я не показывала тебе свою любовь, и даже не понимала, что в твоей голове с каждым днём укоренялась мысль, что ты монстр.       Эрик, казалось, смутился. Он не привык к любви, охватывающей его со всех сторон. — Мы тогда были детьми, Антуанетта, — проговорил он. — Ты делала всё, что могла, ты заботилась о том, чтобы у меня было всё, что мне нужно.       Он нахмурился, вдруг что-что вспоминая. — Куда ты меня тогда привела? — спросил он. — Это было похоже на подвал или пещеру. Я помню темное, сырое место, там были каменные стены и вода рядом, река или… озеро?       Мадам Жири побледнела. Был ли Эрик готов к ответам на этот вопрос? — Это была… — она заколебалась, прежде чем продолжить, — Опера Популер.       Эрик посмотрел вдаль. — Опера Популер, — проговорил он. — Я жил под оперным театром. Я прятался от властей?       Мадам Жири кивнула. — Я жила там в общежитии, собираясь стать балериной. Конечно же, я не могла привести тебя к себе, и я не знала, будет ли тебя искать полиция, так как тот цыган… — её голос прервался.       Эрик вздохнул. — Уже разыскиваемый преступник — и всё ещё ребёнок, — констатировал он.       Мадам Жири не могла взглянуть Эрику в глаза. — Я не винила тебя за то, что ты сделал, — уверенно сказала она, — но я не знала, как действует закон, будешь ли ты ответственен. Я даже не подумала узнать, и, так как я хотела, чтобы ты был в безопасности, тебе нужно было спрятаться, и из-за этого ты считал, что ты хуже, чем другие, думая, что причина в твоём лице.       Эрик почти не слушал. — Я жил в подвале Оперы, — прошептал он, и вдруг его осенило. — У меня даже не было комнаты. Никогда. Я всегда прятался, — он воззрился на Кристин. — Ты сказала, что я однажды привёл тебя домой, разве нет? Я действительно посмел притащить тебя в этот сырой, холодный подвал? И ты не испугалась? Мужчина в маске ведёт девушку в подземелья, где никто не услышит её криков, если он… — Эрик в смущении остановился. — Твой дом был прекрасен, — Кристин взяла его за руку, улыбаясь Эрику. — Там было широкое подземное озеро, у тебя была великолепная лодка, чтобы его переплыть, так как твой дом был на другом берегу, защищённый решеткой, и вокруг были свечи, было совсем не темно и не страшно, скорее сказочно и романтично, -она покраснела, вспоминая манекен, очень похожий на неё и одетый в свадебное платье. — У тебя был орган, — продолжила она, — и все казалось королевским. Все было в красно-золотых оттенках, смешанное с чёрным. Там была огромная кровать в форме лебедя…       Эрик взглянул на неё. — Я был призраком, — прошептал он, — я не работал там. Я жил под оперой, прячась в подземельях, но при этом… — он ахнул. — Я заставлял директоров выполнять то, что я хочу. Я диктовал им, кого нанимать и какие пьесы ставить, и даже получал жалование…       Мадам Жири подошла к месту, где сидел Эрик, и потрясла его за плечо, чтобы привлечь внимание. — Не надо сейчас на этом зацикливаться, Эрик. Во-первых, твоё влияние улучшило наш оркестр и представления. Они получили прибыль благодаря тебе. Я достаточно знаю о музыке и театре, чтобы судить об этом, и я жила там ещё до того, как ты начал давать указания. Я знаю, как сильно ты всё изменил. И, во-вторых, если бы я была против, я бы тебе не помогала.       Эрик воззрился на неё. — Ты помогала мне? — прошептал он, как вдруг всё понял. — Письма, — проговорил он, — ты передавала их директорам.       Мадам Жири улыбнулась. — Да, и это тоже. Я ещё покупала тебе продукты и кое-что делала по хозяйству, — она улыбнулась ещё шире. — Я ведь твоя сестра, помнишь?       Затем она посерьезнела. — Я могу признать, что-то, что мы делали, было не по-христиански, но ты был так уверен, что твоё лицо не позволит тебе заниматься чем-либо другим, что я не смогла придумать альтернативу и согласилась с твоим планом. Это не казалось мне неправильным, ты был кем-то вроде художественного руководителя и получал за это плату. — Но я пугал людей, — вспомнил Эрик с содроганием. — Ничего ужасного, — успокоила его мадам Жири. — То, что ты творил, было, скорее, шутками. Какие-то серьезные происшествия повлияли бы на работу театра слишком сильно. Ты пакостил только по мелочи, чтобы держать директоров в дисциплине и заставлять их подчиняться. Правда, Эрик, — поддразнивающе сказала она, — Лефевр был не так уж плох, но Фирмен и Андре вообще не знали, как управлять театром. Ну, их, конечно, нельзя винить, — добавила она, — в конце концов, они сколотили состояние на какой-то ерунде. Но я не имею ни малейшего понятия, с какой стати они решили, что смогут управлять престижным оперным театром. Они действительно нуждались в твоей помощи.       Эрик улыбнулся. Теперь он смутно припоминал директоров. — Один из них был довольно заинтересован музыкой, — воспоминал он, — тот, который пониже.       Кристин и мадам Жири улыбнулись друг другу. Они оба заметили, как месье Андре был восхищён дебютом Кристин. — Это был Андре, — объяснила мадам Жири, — его знания в управленческих делах были ещё меньше, чем у Фирмена, но нельзя сказать, что у него не доставало энтузиазма.       Эрик нахмурил лоб и с неловкостью взглянул на Кристин. — Твой дебют, — прошептал он, — солистка не ушла сама, я испугал её, заставил сбежать, чтобы ты могла петь.       Кристин кивнула. Она всегда гадала, разрешили бы ей хоть когда-нибудь спеть главную роль, если бы Эрик не вмешался. — Да, но… — нерешительно начала она. — Наши уши были тебе благодарны, Эрик, — встряла мадам Жири. — Карлотта, возможно, когда-то и была великой певицей, но это время давно прошло. Постоянные вопли и её капризы тоже сделали своё дело. Её давно надо было заменить и отправить на задний план.       Эрик покачал головой. — Нет, я не должен был этого делать, — несчастно проговорил он, — я уронил на неё декорацию. Она могла бы получить серьезную травму…       Мадам Жири погладила Эрика по плечу. — Ты знал, что ты делаешь, Эрик, — спокойно сказала она. — Ты знал, что она вне опасности. Ты спланировал падение задника сцены. Ты никогда не делал никому больно, в худшем случае они отделывались испугом. — До Буке… — Эрик побледнел. — Вот почему я его убил. Он пытался выследить меня и прекратить вмешательство…       Мадам Жири вздохнула. — Он хотел побыть героем, самому арестовать «Призрака». Я думаю, он надеялся, что после этого с легкостью затащит девушек в постель. Да, он был именно таким, — её голос был полон презрения к погибшему рабочему.       Затем она взяла себя в руки и вновь повернулась к Эрику. — Это была сложная ситуация, — объяснила она. — Если бы Буке сделал что-то, что не дало бы тебе продолжать работу, твоя жизнь была бы под угрозой, так как по-другому ты не мог зарабатывать. Из-за своего рискованного статуса ты не мог пойти к властям и попросить их помочь бороться с преследователем. Да, ты бы мог покинуть Оперу на время, но куда бы ты пошёл? Ты не был готов жить наверху, ты был уверен, что люди станут издеваться, бояться и плохо к тебе относиться из-за лица. И ты бы не хотел покидать Кристин, когда она наконец пробилась на большую сцену и нуждалась в твоей помощи, чтобы удержаться в статусе звезды.       Она сжала плечо Эрика. — Это была не твоя вина, — мягко сказала она, — ты не мог ничего сделать. Я пыталась его напугать, но он меня не слышал. Я понимала, что рано или поздно вы пересечетесь, и я очень волновалась. Эрик, ты не представляешь, как только ты переставал со мной общаться на пару дней, я гадала, а вдруг он до тебя добрался… — она ему ободряюще улыбнулась. — Я не одобряю убийства, но я всё же не знаю, что можно было бы изменить.       Эрик вздохнул. — Но его нельзя было убивать, — констатировал он. — Я должен был найти другое решение, — он взглянул на мадам Жири. — Но спасибо тебе, Антуанетта, за поддержку и попытку оправдать мои преступления и сделать мои действия более безобидными, чем было на самом деле.       Кристин положила голову ему на плечо. — Мы понимаем, что тебе тяжело, Эрик, — сказала она, — поэтому мы и считаем, что ты хороший человек, несмотря на Буке и всё остальное.       Неловкая улыбка появилась на гротескном лице Эрика. — Я никогда не пойму, как ты можешь меня любить несмотря на все мои преступления, — прошептал он, — но я счастлив, что это так, — он посмотрел ей в глаза, и Кристин покраснела под его обожающим взглядом.       Затем Эрик вновь вспомнил о том, что заставил Карлотту отступить, чтобы Кристин могла реализовать себя. — Как ты относишься к тому, что… — нерешительно начал он. — То есть, я хочу сказать, что я дал тебе шанс спеть главную роль. Ты когда-нибудь думала, что смогла выступать только потому, что я тебя протолкнул, а не потому, что ты этого заслужила? Ты когда-нибудь об этом думала? Если да, то могу тебя уверить, что из всех, кто этого заслуживает, ты достойна больше всех. Твой голос и тембр и вправду особенные, а с какой легкостью ты берёшь верхние ноты и твоя многогранность просто впечатляют.       Кристин покраснела. — Когда это случилось, то есть, когда декорация упала на Карлотту, я даже не знала, что мой Ангел Музыки и Призрак Оперы — один и тот же человек. Я только нервничала, когда мне вдруг дали важную роль, практически главную в «Ганнибале», тем более, на премьере. Но как только я вышла на сцену и начала петь, все стало неважно, я превратилась в Элиссу. И я знала, что нахожусь там, где должна быть. И аплодисменты доказали мне, что зрители со мной согласны.       Она любяще улыбнулась Эрику. — И даже если бы я знала тогда, что ты дал мне эту возможность, я бы не сомневалась, что я её заслужила. Мой Ангел был замечательным учителем, но он всегда добивался совершенства. Он бы никогда не позволил мне петь на публике, если бы не был полностью уверен, что я добьюсь успеха.       Эрик кивнул. — Но что сейчас? — спросил он. — Конечно же, были пересуды о том, как ты получила работу? То, что я тебе помог, повлияло на тебя плохо?       Кристин взглянула на мадам Жири. — Я не знаю наверняка, — сказала она Эрику. — Я не пела три года, поэтому я и попросила тебя снова мне помочь, но, скорее всего, так и будет, поэтому я и пойду на прослушивание в Лондонскую Оперу под новой фамилией. Я имею право представляться как Кристин Жири, так как мадам меня официально удочерила, — она поддразнивающе улыбнулась Эрику. — Конечно же, если они меня наймут, могут подумать, что это из-за того, что я сестра их новой второй балерины, Мэг Жири.       Эрик взглянул на мадам Жири. — Мэг — вторая балерина в Опере? Почему ты не сказала раньше, Антуанетта? Ты, наверное, так годишься своей дочерью! Своими двумя дочерьми, — добавил он, — так как Кристин практически готова вернуться на сцену, и вскоре они будут снова выступать вместе, — он замолчал, а затем мягко добавил: — Спасибо тебе за то, что дала Кристин новую фамилию, чтобы теперь мое влияние не мешало её карьере.       Мадам Жири улыбнулась Эрику, засветившись от гордости. — Да, Мэг поставили на роль Мирты, королевы Вилис в новой постановке «Жизель». Кстати, — она взглянула на Эрика и Надира, — премьера через три дня, и в качестве признательности Мэг за первое представление, ей предложили ложу, чтобы её семья и друзья могли насладиться её триумфом в лондонской Опере. Мы с Кристин обязательно пойдём, но я уверена, что Мэг будет счастлива, если и вы придёте.       Эрик отвёл взгляд. — Если Надир хочет пойти с вами, чтобы вы не были без мужской защиты… но я не могу.       Кристин прижалась к нему. — Почему нет, Эрик? — мягко спросила она. — Тебе даже не нужно будет общаться с людьми. Мы пойдём вместе, если хочешь, ты наденешь свою шляпу, придём прямо к самому началу, чтобы сразу зайти в ложу. Коридоры оперы плохо освещены, и во время представления в зале темно, так что никто тебя не увидит, особенно если ты сядешь за нами с мамой, — Кристин взглянула на свою новую мать, прежде чем продолжить умолять Эрика. — Мы останемся в ложе на антракт, а потом подождём, пока все люди не уйдут, и отправимся домой вместе. Это возможно, Эрик, и это будет замечательно. Мэг будет счастлива, что мы все придём, и, ты только подумай, мы снова будем в театре, как в старые времена. И, — она покраснела и призналась, — для меня очень важно, чтобы ты был со мной, я так хочу разделить эти ощущения с тобой…       Эрик уже хотел сказать, что её план — полное безумие, как вдруг заметил любящее, умоляющее выражение её глаз. Он пожал плечами, защищаясь. Как он мог ей отказать, когда она так на него смотрела? — Я подумаю об этом, — в конце концов проговорил он, с одной стороны радуясь возможности снова пойти в театр, но с другой боясь мысли, что ему придётся покинуть безопасный дом.